Нужно больше музыки: Стас Панков об индустрии музыкальных мероприятий

— Почему все до сих пор помнят вечеринки Jameson Irish Hood, которые ты делал, и чем они были важны для Москвы 2014–2016 годов?

— Эти вечеринки были важной частью классного бренда, который я до сих пор очень люблю. У меня была забавная история: в 2015-м, когда мы делали огромную вечеринку на 3 тысячи человек на улице Правды, мы привезли Action Bronson, крутейшего белого рэпера из Квинса. Там ко мне подошел подвыпивший и счастливый Влад Микеев, программный директор радио «Серебряный дождь», и сказал: «Чувак, когда ты попадешь на небо, тебя точно отправят в рай!» На вопрос «Почему?» он ответил: «Посмотри вокруг, сколько пьяных, веселых, гуляющих москвичей, которых ты в один день сделал счастливыми». Это была прекрасная эпоха, но она имеет свои негативные последствия. Это я понял чуть позже.

— И что это за последствия?

— Мы всех избаловали. Это были такие сытые, зажиточные для маркетинга времена, когда мы всех поили, кормили, привозили музыкантов бесплатно, не продавая билетов. Нам тогда все это казалось единственно правильной схемой, а сейчас я понимаю, что это не совсем так. Я до сих пор очень много работаю с музыкой, хочу делать проекты, которые будут приносить прибыль, и понимаю, что раньше мы сами себе немного подпортили жизнь, когда баловали людей ништяками. Но жалеть об этом тоже глупо.

— В прошлом году ты также делал еще один громкий спонсорский проект — Heineken Bar. Какие выводы после него сделал?

— Работа над Heineken Bar была самым коротким и при этом самым классным периодом в моей корпоративной работе. Это сложнейший проект, потому что когда ты готовишь фестиваль или вечеринку, то ты находишься в напряге долгое время, а потом выдыхаешь за сутки. А тут этот выдох затягивается на 3,5 месяца.

В процессе управления баром я чуть-чуть перегорел и отправился в свободное плавание. Я понял, что хочу заниматься тем, что больше всего люблю. И это не маркетинг и управление бюджетными историями, а музыка и организация музыкальных событий. Со второй половины прошлого года я работаю партнером в агентстве Unity и понимаю, что это было одним из самых правильных решений в моей жизни. Наверное, потому, что мы занимаемся какими-то понятными мне вещами, работаем с брендами — и при этом мы делаем какие-то крутые штуки для себя, в которые верим. Например, мы делали вторую сцену Пикника «Афиши» — или на «Стрелке» в августе мы устраиваем вечеринку с экспериментальными музыкантами.

— Как, по-твоему, изменилась московская социальная жизнь в последние три года? Как на тусовки повлиял кризис?

— В Москве люди покупают билеты на фестивали или концерты, но если они видят на них какой-то бренд, то сразу думают, что он им чего-то должен. Это очень непростая дорога, но мы сами себя загнали в эту ситуацию и теперь из нее медленно выкарабкиваемся. Многие бренды полностью ушли в спонсорские истории, и у них появились сравнимые с 2014 годом бюджеты. Они инвестируют их в поддержку значимых проектов и фестивалей. Некоторые хотят делать собственные проекты, но уже задумываются о том, не начать ли им продавать билеты или делать платным бар. Ведь когда человек тратит свои деньги, то он вкладывает в процесс некий смысл. Мы помним времена дней рождения «Симачева», когда во дворе стояли кулеры с водкой «Веда». Но сейчас все стали бережливее, и поэтому такие красивые, классные проекты должны остаться, бюджеты должны быть, но тратить деньги надо более изысканно и элегантно.

— А что с публикой происходит?

— Люди в Москве становятся все более современными. Но с точки зрения походов на вечеринки и концерты мы чуть-чуть от мира отстаем. Это связано с тем, что классная музыка доходит до России довольно долго. И с тем, что даже в Москве люди меньше интересуются самыми острыми западными трендами. У нас все чуть сложнее: аудитория готова платить только за самое эксклюзивное.

Чем больше денег циркулирует в индустрии, тем лучше она себя чувствует. У нас с этим есть проблемы. Мне очень нравится та концертная политика, которую избрал для себя музей «Гараж». Но в том-то и дело, что ее позволить себе может только это место. Когда «Гараж» привозит дорогих и крутейших артистов типа M83 или Flying Lotus, то у ребят стоит цель окупиться, но они никак не стараются зарабатывать. Они выполняют образовательную функцию, но при этом допускают ошибки. Например, на фантастического Flying Lotus, который дико популярен в Штатах и Европе, изначально набилось 800 человек перед сценой, которые пришли, потому что знали, что это «вау» и модно. А к концу осталось уже человек 500 — многие разошлись. А это значит, что обстоятельства распространения билетов сложились неправильно.

Безумно хочется, чтобы какую-то поддержку индустрии развлечений оказывало наше правительство, потому что в этом году Москва кажется обескровленной. Что будет в следующем году, тоже неясно, потому что я слышал, за месяц до и после чемпионата мира нельзя будет проводить никакие массовые мероприятия. И тут под вопросом окажется много больших фестивалей. Туристов будет много, а музыки меньше, чем в этом году.

— Мало музыки? С чем ты это связываешь?

— Отменился фестиваль Outline, и в этом году стало понятно, что его не будет ни при каких условиях. Нет и вечеринок Arma — я не могу сказать, что я любитель техно, но это был большой вклад в культуру Москвы. Нет классных новых летних площадок, как в прошлом году, Heineken Bar был знаковым пространством, «Кругозор» тоже оставил неизгладимый отпечаток. В этом году всем заправляет «Стрелка», где проходят довольно чистые и по-своему классные прилизанные фестивали. В этом году я по-новому взглянул на Bosco Fresh Fest — он действительно стал похож на фестиваль. «Ласточка», по-моему, никак не поменялась с прошлого года — это до сих пор не фестиваль, а большой концерт под открытым небом, очень семейный, очень городской и лишенный ощущения приключений. Так что да, нам нужно больше музыки!

— Ты меняешь работы и красишь волосы в зеленый. Расскажи, как ты в целом относишься к экспериментам и изменениям в жизни?

— Я за ! Это касается и личного пространства, внешности, и того, что я делаю вне работы, и того, что я делаю в профессиональном поле. Даже в корпоративной среде мне дико хотелось делать что-то новое. Моей голубой мечтой было доказать, что, даже работая на корпорацию и делая что-то заурядное, но принимая смелые и дерзкие решения, ты можешь в той или иной степени быть рок-звездой в своей сфере. Мне кажется, что необходимо выдергивать себя из зоны комфорта, экспериментировать и устраивать себе контролируемые встряски. Иначе жизнь становится пресной и скучной.

— А какой главный сюжетный поворот произошел за последнее время в твоей жизни?

— Главная перемена — смена работы. Потому что после пяти лет сытой и комфортной работы в корпоративной среде сложно отправляться в свободное плавание, где все благоволит тому, чтобы вернуться на классные зарплаты — у тебя ведь уже есть имя, но ты пускаешься в авантюру и возвращаешься в агентскую историю. Я хотел окружить себя творческими людьми и сфокусироваться на творчестве. Это был большой челлендж.

— А как ты решился покраситься в этот цвет?

— Если честно, не с ходу и с легким скрипом, но это, в общем, превратности моего характера: в один момент мне кажется, что это будет суперкруто, а потом нет. В тот момент, когда идея казалась хорошей, мы были на вечеринке у Sila Sveta, у них на балконе. Мы выпили по 5 аперолей, и я решил с ребятами посоветоваться — ребята стали прикладывать зеленые бумажки к голове, и я подумал, почему бы и нет. В общем, решился, а наутро понял, что негоже менять свое решение и что, скорее всего, об этом не пожалею.

— А как к зеленым волосам отнесутся твои родные и близкие?

— Я не знаю, как к этому отнесется моя мама, потому что она подписалась на меня в инстаграме, а туда я точно что-то выложу. Но мама у меня, хоть и довольно взрослый человек, все равно очень адаптивная. Друзья мои — абсолютнейшие тролли, и мы постоянно подкалываем друг друга. Поэтому мне придется пройти через все эти шутки.

— Ты решил сниматься в «Стрелке», почему?

— Я долго думал на тему моего места силы. Первыми в голову, конечно, приходят всякие сладкие-гадкие местечки вроде «Симачева», потому что это место меня воспитало, где я познакомился c девушкой, с которой у меня были самые долгие отношения, да и вообще музон там классный. Но это скорее не место силы, а место моих слабостей.

Со «Стрелкой» меня связывают совместные проекты. И тот же Пикник «Афиши» сильно переплетен с ней. Плюс там работает Даша Шульга — моя хорошая подружка. А еще я там регулярно завтракаю, обычно один, и с кайфом начинаю день. Из дома я выезжаю с закрытыми глазами, а в «Стрелке» утро действительно начинается, поэтому «Стрелка» и стала моим местом силы. Жутко люблю ребят, которые там работают, и их вечеринки, но это мое место не из-за веселья и гулянок, а потому, что мне здесь уютно.

— Ты сказал, что цвет волос в перспективе — это нечто большее, чем просто новая краска. Что ты имел в виду? Может, чувствуешь себя снова бунтующим 16-летним подростком?

— А кто сказал, что я себя и до покраски не чувствовал 16-летним? В этом же и прелесть, что ты можешь быть взрослым и успешным, но всегда оставаться чуть-чуть ребенком. Не нужно красить волосы, чтобы снова почувствовать себя молодым, надо быть довольно молодым внутри, чтобы позволять себе иногда красить волосы и становиться от этого счастливее. Классно на эту тему сказал Коля Зверков, один из героев вашей истории: он сказал, что кто-то красит волосы, потом начинает ходить на вечеринки голышом ради эпатажа. А я покрасил волосы просто потому, что я могу и мне прикольно, — почему бы мне этого не попробовать.