Что случилось
Вчера Министерство культуры РФ назначило новым директором Музея архитектуры имени А.В.Щусева старшего научного сотрудника музея Елизавету Лихачеву. Она была выбрана по результатам рассмотрения концепций развития, которые представили кандидаты на должность. Концепция нового директора предполагает создание депозитария, постоянной экспозиции, а также изменение научно-хранительской деятельности музея. Лихачева планирует пересмотреть выставки музея — теперь они будут преимущественно основаны на фондах музея — и оптимизировать штат.
Сотрудники МУАРа ранее активно выступили против ее кандидатуры и написали открытое письмо, в котором утверждалось, что «Е.С.Лихачева получила высшее образование в 2014 году, не имеет ученой степени, научного опыта и веса, не обладает опытом руководящей работы и ведения административно-хозяйственной деятельности. <…> Она неоднократно получала выговоры со стороны руководства музея за систематическое нарушение трудовой дисциплины, не пользуется авторитетом и уважением среди коллектива, ей свойственны интриги и саботаж при выполнении работ, неэтичное поведение по отношению к коллегам».
Также они утверждают, что Елизавета Лихачева ранее принимала участие в скандале с домом Мельникова в августе 2014 года, когда музей попытался принудительно выселить из него внучку архитектора, Екатерину Каринскую. Этот инцидент стоил музею репутации, ряд экспертов отказались в дальнейшем с ним сотрудничать.
В конце прошлого года бывший директор Музея архитектуры Ирина Коробьина выложила в фейсбуке свое заявление об уходе, в качестве причины фигурировал внутренний конфликт со своим первым заместителем. После этого Министерство культуры объявило конкурс на концепцию развития музея, по результатам которого и была выбрана Елизавета Лихачева. Корреспонденты «Афиши Daily» попросили прокомментировать ситуацию нового и старого директоров МУАРа, а также записали мнения музейных деятелей, кураторов и архитекторов.
«Мое назначение — чудо. В новейшей истории не было ситуаций, когда человек в чине старшего научного сотрудника, пускай и с кое-какими успешными проектами, становился директором такого музея, как Музей архитектуры. Я очень рада, что победила в этом конкурсе. Хотя часть коллектива действительно не очень хорошо меня приняла. Сейчас четверо сотрудников уходят в отпуск. Но, насколько мне известно, 35 человек не собираются покидать музей. Пока эти люди со мной не разговаривали. Сегодня будет собрание, на котором я спрошу об их дальнейших планах. Я никак не могу повлиять на их решение. Каждый человек решает для себя сам. Но одно могу сказать точно, по моей инициативе из музея не уйдет никто, кроме, пожалуй, начальника отдела кадров.
Что касается истории с домом Мельникова, то она началась еще в 1978 году — как раз в год моего рождения, когда дети Мельникова Виктор Константинович и Людмила Константиновна впервые поссорились. Проблема в том, что внучка архитектора Екатерина Викторовна — единственная в семье Мельниковых, кто вообще не готов идти на компромисс. Все, что мы ей предлагали, было отвергнуто, причем довольно грубо. Ее обвинения не имеют под собой никакого реального обоснования. Все наши действия многократно проверялись, в том числе правоохранительными органами. Я понимаю людей — со стороны ситуация выглядит так, будто кто-то заведомо сильный нападает на заведомо слабого. Любой нормальный человек в подобной ситуации сделает выбор в пользу слабого — это естественно. Но эта ситуация не такая, какой она кажется.
Лично мне никто не говорил о прекращении сотрудничества после этой ситуации. Но надо понимать, что музей хранит историю и современность интересна нам только в контексте отслеживания процесса при помощи выставок. Если говорить серьезно, мы все умрем, а музей останется. Это вечная институция. Какая разница, кто руководит музеем? Он все равно никуда не денется.
Я думаю, конфликт во многом обусловлен страхом сотрудников музея перед переменами, которые неизбежно наступят. За последние 25 лет мы, музейщики, привыкли, что любые перемены всегда приводят к худшему. Поэтому мне кажется, что сложившуюся ситуацию можно решить только работой. Ходить и говорить каждому, что я лучше, чем обо мне думают, бессмысленно. Это будет понятно, когда появятся конкретные результаты моей работы. А обращать на всех внимание — обращалка сломается.
Сейчас наша основная задача — создать музей архитектуры. В ближайших планах — сделать внутри руин экспозицию и открыть ее для посетителей. Открыть новый книжный магазин. Возможно, получится история с кафе, но я пока в этом не очень уверена. К сожалению, это зависит не только от нас. Из того, что будет не очень заметно посетителям: планируется провести полный апгрейд компьютерного парка музея и серверов. Также я хочу оптимизировать штатную структуру за счет сокращения административного персонала и возвращения младшего научного персонала, прежде всего техников. Последнее для меня в приоритете, мои коллеги меня в этом поддерживают. Кроме того, сейчас мы усиленно работаем над созданием попечительского совета. Его состав планируем объявить в середине-конце апреля».
«Вчера утром заместитель министра культуры Владимир Аристархов приехал в музей, как нам сказали, для разговора с сотрудниками, подписавшими петицию против назначения Елизаветы Лихачевой директором (петицию подписали 35 человек. — Прим. ред.). Но вместо разговора он представил Елизавету Станиславовну руководителем музея. При этом подчеркнув, что ошибкой Минкульта было долгое неназначение директора, а единственно правильным решением — объявление открытого конкурса концепций. Насколько мне известно, в концепции Лихачевой была четко прописана организация попечительского совета с конкретными людьми — потенциальными спонсорами и меценатами. Никто, кроме нее, не предоставил такого блестящего плана развития экономической модели музея. А потому Минкульту ее концепция показалась «наиболее прописанной и продуманной».
После представления Аристархову вручили петицию с «живыми» автографами, которую подписала часть сотрудников музея. Мы считаем, что директором не может стать непрофессионал. Человек, совсем недавно получивший высшее образование. Кроме того, за много лет работы в музее Лихачева не успела осуществить ни одного выставочного проекта. Не справилась с руководством подразделением «Фототека». Не смогла написать текст в книгу об архитекторе Константине Мельникове. За три месяца не подготовила концепцию развития его дома. Не провела ни одной дискуссии и публикации с авторами, имеющими статус экспертов. Саботировала все мероприятия и конфликтовала с коллегами.
После скандала с домом Мельникова, спровоцированного некорректным поведением Лихачевой, многие авторы и фотографы отказались от сотрудничества с нами. Сейчас ситуация усугубится. Те, кто выступил против решения Минкульта, планируют завершить текущие проекты и уйти в отпуска. Если музей насовсем покинут ключевые хранители и научные сотрудники — узких специалистов у нас не так много, — Лихачева не сможет найти новые профессиональные кадры. И музей, который должен был стать открытой площадкой для обсуждения самых разных архитектурных проблем на профессиональном уровне, останется в изоляции».
«Музей архитектуры дискредитировал себя как институция после захвата дома Мельникова, который происходил в очень некрасивой форме. После этой истории я совершенно сознательно прекратила ходить в МУАР. И не выстраивала с ним никаких рабочих отношений, несмотря на то что среди сотрудников есть близкие и симпатичные мне люди. Сейчас ситуация усугубляется, и у меня нет надежды на урегулирование конфликта. Елизавета Лихачева, которая занимала самую агрессивную и неприличную позицию в ситуации с домом Мельникова, стала директором. Сегодня господин Аристархов прямым текстом сказал, что его не интересует мнение сотрудников музея, — это плевок в лицо людям, подписавшим петицию. Я понимаю людей, которые примут решение уйти из музея.
Мне кажется, это назначение связано с конкретными лицами, высказывающими интерес к дому Мельникова все эти годы. Это подтверждает и один из пунктов концепции Лихачевой — создание попечительского совета. С одной стороны, действительно нужно разобрать фонды и создать постоянную экспозицию — эта идея фигурировала и в концепциях других соискателей. Но с другой — как эту задачу будет реализовывать человек, против которого настроена основная научная часть музея? Как Лихачева будет работать с фондами, если уйдет основной коллектив? Возможно, через год, когда временный контракт с новым директором истечет, руководителем музея назначат более профессионального, опытного и тонкого человека. Но к тому времени площадка уже будет расчищена, нужно будет набирать новую команду».
«Музей архитектуры останется для меня авторским проектом Давида Саркисяна (директор Музея архитектуры имени Щусева с 2000 по 2010 год. — Прим. ред.). Ему удалось сделать неповторимую вещь. Но, несмотря на то что у меня были, есть и, надеюсь, будут хорошие отношения с Ириной Коробьиной, после смерти Саркисяна музей перестал быть той важной архитектурной площадкой, интегрированной в нашу культурную и художественную жизнь. Поэтому, хотя я и знаю, что имя недавно назначенного директора овеяно определенной славой, я не испытываю по этому поводу никакой фрустрации».
«Я не знаю подробностей обо всех кандидатах на должность директора Музея архитектуры. Но по совокупности сведений, которые у меня есть, получается, что Лихачева — худший вариант из возможных. Сотрудники музея справедливо отмечают, что это человек не того склада: она работала на разных должностях в музее и со скандалом уходила с каждой из них. Кроме того, Лихачева играла главную роль в захвате дома Мельникова. Есть фотографии декабря 2014 года, когда она проводила экскурсии по дому в тапочках, принадлежавших Екатерине Викторовне. Также я знаю, что в августе–сентябре она звонила тем, кто работал с музеем и выступал против этих незаконных действий, и угрожала лишить их доступа в фонд. И в результате фактически сорвала подготовку публикаций к одной из выставок. Однажды она вообще ворвалась на мою лекцию об архитекторе Мельникове, которая проходила в его доме, и чуть не сорвала ее, так как боялась, что прямым текстом будет сказано о захвате дома, — лекция была совсем не об этом.
После истории с домом Мельникова у меня сложилось ощущение, что она именно та фигура, которой управляют люди, срежиссировавшие захват. К тому же до ухода с поста Ирины Коробьиной Лихачева и Кузнецов (первый заместитель Коробьиной. — Прим. ред.), по сути, занимались филиалом музея, то есть домом Мельникова, в пользу постороннего лица — Сергея Гордеева, бывшего владельца половины дома. Он был замешан в истории с Екатериной Викторовной и платил охранникам, которые ее потом не пускали. Ирина Коробьина ушла, когда узнала, что не является хозяйкой музея, которым руководит.
Некоторые говорят, что Лихачева — хороший популяризатор. Ее лекции нравятся публике, хотя и представляют из себя пересказы чужих наработок. Конечно, музей сейчас находится в кризисе и нуждается в новом директоре. Но не думаю, что это должен быть человек такого типа. Директор должен иметь авторитет как среди творческих союзов, так и в глазах Минкульта. Подводя итоги, можно сказать, что Минкульту удобна фигура Лихачевой, но она, конечно, не соответствует интересам самого музея».
«То, что происходит в музее последние годы, — вопиющая ситуация, настоящий Шекспир! К сожалению, люди, которые могли бы возглавить музей, предпочли остаться в стороне. Возможно, они приняли такое решение, потому что не увидели реальной возможности повлиять на ситуацию. Горько видеть, как торжествует абсурд. Очень хочется, чтобы в МУАРе наконец-то появился нормальный директор и темные века прошли. Чтобы музей вернул репутацию, которую утратил несколько лет назад, после инцидента с домом Мельникова».
«МУАР, пожалуй, тяжелее всех крупных музеев города пережил 1990-е и до сих пор не пришел в норму. Хотя нам всем хотелось бы, чтобы ситуация изменилась. И чтобы его возглавил человек, тесно связанный с историей архитектуры. Имеющий вес в академическом мире. Уважаемый архитекторами. Не понаслышке знающий, как устроены архитектурные музеи мира. Знакомый с принципами современной музеологии и охраны наследия. Имеющий успешный кураторский опыт и опыт руководства большим коллективом. Не вызывающий отторжения у сотрудников музея. Владеющий навыками финансового менеджмента и привлечения внебюджетных средств. Обладающий интеллигентной галантностью, энергией и способностью принимать стратегические решения. Всего этого мы не видим у Елизаветы Лихачевой — это не может не огорчать.
Положа руку на сердце, скажу, что человека, одновременно сочетающего все эти качества, найти непросто. Представим, что он существует. Что чудом узнал о конкурсе концепций, написал свои предложения и победил, несмотря на неочевидный состав жюри. После чего возглавил федеральный музей — особо ценный объект культурного наследия народов Российской Федерации — с непосредственными начальниками в виде господина Мединского и господина Кибовского на уровне города, с «Основами культурной политики» для вдохновения, с Бюджетным кодексом и 44-ФЗ, регулирующим закупки для обеспечения государственных и муниципальных нужд, для ежедневных побед. В таком контексте образ гипотетического директора становится все более призрачным, а фигура Лихачевой, напротив, очень уместной.
И это печальный факт. Это еще один признак реальности, которую мы проживаем. Но это время пройдет. Хочется верить, что, пока оно будет идти, сохранится самый хрупкий и самый ценный компонент Музея архитектуры — его сотрудники. Те, кто пережил драму переезда из Донского монастыря. Те, кто помнит отцов-основателей музея. Те, кто многие годы сохраняет коллекцию в малопригодных для этого условиях. Те, с чьим уходом потеряются все ключи к этой коллекции, вся преемственность в ее изучении. Это было бы самой большой потерей».
«Я не понимаю, почему все так критично настроены. Есть ощущение, что микроскопический кусок коллектива во главе с Чепкуновой (после отставки Ирины Коробьиной Ирина Чепкунова исполняла обязанности директора. — Прим. ред.) баламутят воду. Музей находится в критическом состоянии, и это показывают данные посещения: 40 000 человек в год — это посещаемость, которую даже стыдно объявлять. Приход Елизаветы ознаменован тем, что будут созданы новые структуры, новые ученые советы, заново поставлены задачи на реконструкции и нарушение статус-кво старого коллектива. Я на стороне прогресса: чем быстрее приступят к новым планам, тем лучше, потому что в нынешнем виде музей просто не может существовать. Это очень слабое учреждение культуры, которое не знает, как работать ни с основной коллекцией, ни с временными выставками.
Что касается истории с домом Мельникова, известно, что у него было две внучки. Одна продала свою половину дома Сергею Гордееву, который подарил ее МУАРу, другая сказала, что сама будет исполнять завещание отца на право публичного посещения этого дома, но по факту отказалась создавать публичный музей с правом доступа и билетами. Из-за этого и был конфликт. Я стою на стороне музея и не обсуждаю конкретных шагов, но музей отстоял в суде свое право на это здание. И это судебное решение нужно было исполнять, плюс само здание находится в критическом состоянии.
Главное, что я не понимаю, что происходит с Музеем архитектуры Щусева в последние годы: там не делается нормальная научная и образовательная деятельность. Это происходит не в тех масштабах, которыми должен руководствоваться первый музей архитектуры в мире. Его огромный архив нужно реставрировать, но там все еще не разобрана часть фондов, о которой лично знает только хранитель. Меняться трудно, музей пережил непростые времена, до сих пор испытывает нехватку ресурсов, но наступил момент, когда нужно принимать радикальные меры. Да, это самый болезненный путь, научные сотрудники против воли министерства, но какое отношение имеют научные сотрудники к менеджменту музея и развитию его концепции, мне, честно говоря, не очень понятно. Я слышал концепцию исполняющей обязанности директора (Чепкуновой. — Прим. ред.), и, честно говоря, сказать мне о ней нечего. Там не было ни цифр, ни понимания, куда музей должен двигаться, как ему привлекать спонсоров».
«Пускай комментарии дают те, кто Лихачеву назначил…»