Кто строил Москву: как иностранцы меняли город, а город менял их

Миграция — история даже не петровской Москвы, но гораздо более древняя, сопровождающая ее с момента основания. Кажется, что первыми строителями Москвы должны быть местные жители, но это не совсем так. Археологические находки середины XII века, времени, от которого принято отсчитывать существование города, показывают, что первые оборонительные сооружения построены, скорее, по западнославянским образцам. Обнаруженные в стенах Кремля хаковые конструкции, преграды с крюками, напоминают те, что описывал еще Юлий Цезарь. Само слово «хак», что в переводе значит «крюк», пришло из немецкого языка через польский. Даже если единственное, что было заимствовано, — это технология, сам факт указывает на то, что мастера, строившие город, общались и обменивались опытом с представителями других культур.

В конце XV века племянница последнего византийского императора Софья Палеолог прибыла в Москву, чтобы стать женой Ивана III, и поняла, что город совсем не похож на Рим, откуда она выехала несколько месяцев назад. Белокаменные стены кремля Дмитрия Донского сохранились только в названии. За столетие камень разрушился, а дыры залатали деревянными вставками. В городе не было даже главного собора — попытки возвести церковь обернулись неудачей, так как за время монгольского ига многие знания и технологии были утрачены.

При этом конец XV века — это высокий Ренессанс, расцвет культуры и искусства в Италии. Софья была невероятно образованной девушкой с широким кругом знакомств. Она общалась с блестящими мыслителями, архитекторами и художниками своего времени. По ее инициативе в Москву пригласили Аристотеля Фиораванти — архитектора с богатым опытом и длинным послужным списком. Прежде чем начать работу, Фиораванти исследовал образы домонгольского зодчества во Владимире и Суздале. Формы, к которым он привык в Италии, казались далекими от местного контекста и культуры. В итоге в Кремле появился Успенский собор, который и продолжает традиции древнерусского зодчества, и имеет ренессансные черты.

Дальнейшая история обновления города — это череда имен итальянских архитекторов, под чутким руководством которых возвели стены Кремля в том виде, в котором мы знаем их сегодня. Сложно сказать, кем были люди, которые работали над их строительством — вероятно, как и в другие эпохи, это были приезжие из других регионов страны.

Архитекторы, которые строили Москву, часто имели иностранные фамилии. На самом деле во многих случаях иммигрантами были их родители, они представители уже второго поколения, которые родились и получили образование в России.

Так, Осип Бове, восстанавливавший Москву после пожара 1812 года, и во многом определивший облик города, не приехал по приглашению из Италии. Иммигрантом был его отец, Винченцо Джованни. Осип Иванович, такое имя носил сын Винченцо Джузеппе в русской традиции, родился в Москве, получил образование в архитектурном училище и даже воевал в ополчении. После возвращения он возглавил архитектурное отделение Комиссии о строении Москвы, которую Александр I учредил для восстановления города. Бове создал проекты реконструкции Красной площади, ансамбля Театральной площади, Большого театра и Александровского сада.

Ничто не служит более ясным напоминанием о смешении культур в повседневности городской жизни, чем топонимы. Создавая выставку «Дорогие москвичи и гости столицы», Музей Москвы использовал названия улиц, чтобы рассказать о разных сообществах города и истории миграции.

Так, названия Большой и Малой Татарских улиц связано с располагавшейся в Замоскворечье Татарской слободой. Ее особый колорит сохранялся даже в начале XX века — здесь звучала татарская речь, действовала мечеть, селились купцы и представители богатых династий. Рядом находилась Толмачевская слобода, где жили толмачи — переводчики с восточных языков.

На Сретенке располагалась Мещанская слобода, которую населяли белорусы, поляки и евреи. Различение между ними проводили по религиозному признаку — все католики считались поляками, все православные — белорусами, вместе — mieszczanie, мещане, что по-польски значит «горожане». При этом статус иностранца мог быть не только ограничением, но и преимуществом. Например, при Иване Грозном только иностранцы имели право открывать кабаки и продавать алкоголь, чем они активно занимались, получая неплохую прибыль.

Армянский переулок во многом связан с именем купца Лазаря Лазарева, основавшего между Мясницкой и Маросейкой (там разрешил селиться иностранцам еще Петр I) Институт восточных языков. Заведение быстро стало одним из самых престижных в Москве. В программе, помимо обычного курса русских гимназий, были армянский язык и армянская словесность.

Лубянка же напоминает о жителях вольного Новгорода, насильно привезенных в Москву Иваном III вместе с вечевым колоколом. Желая сохранить память о прошлом, они дали название месту в честь улицы родного города, Лубяницы, которое впоследствии немного изменилось.

Малая и Большая Грузинские улицы тоже напоминают об истории сообщества, некогда сформировавшегося вокруг них, однако история первого грузинского поселения в Москве связана с другим местом, районом метро «Сокол». Свидетельства об этом существовали давно, но подтвердить версию археологическими данными не удавалось, пока в 1957 году здесь не был найден сервиз с гербом потомков грузинских царей, перебравшихся в Москву в конце XVII века.

Раньше на месте района Сокол располагалось село Всехсвятское, которое принадлежало боярину Ивану Милославскому. Он выдал свою дочь за сына грузинского царя Арчила, царевича Александра Арчиловича, который входил в круг друзей Петра I, сопровождал его в путешествии за границу и руководил переустройством русской артиллерии. Однако после блестящей юности царевича ждала тяжелая судьба: он попал в плен под Нарвой и после десятилетия в заточении умер по дороге в Россию. Имение Александра перешло к его сестре, имертинской царевне Дариджан, или Дарье Арчиловне. Именно здесь, в ее дворце, в 1722 году началось празднование победы над шведами.

«На черепках то тут, то там виднелась роспись синей и коричневой красками. На одних — каймы, какие делают и сейчас по краям тарелок, на других — куски каких‑то рисунков: львиная лапа и часть хвоста, голова льва с косматой гривой, наконец, фигурный геральдический щит, а на нем и арфа, и держава, и праща, и скипетр, перекрещенный с саблей. Теперь уже сомнений не было: на посуде нарисован герб князей Грузинских», — описывает в своей книге «Судьбы вещей» находку историк и археолог Михаил Рабинович. Князья Грузинские были родственниками семьи Багратионов, которые происходили из царского рода Багратидов, ведущих свой род от царя Давида — отсюда и изображение арфы и пращи.

Первые волны миграции в столицу начались после отмены крепостного права в 1861 году. Однако самые массовые переселения относятся, конечно, к XX веку. В это время начинается урбанизация, развивается промышленность, а государство анонсирует большие стройки, для которых требуются рабочие руки. Самый показательный пример — возведение Дворца Советов. Грандиозный проект никогда не был осуществлен, однако люди, приехавшие со всей страны, чтобы участвовать в нем, остались. За столетие городское население в России и в СССР увеличилось в десять раз, а в 1960–1980-е каждый второй горожанин был мигрантом.

Находиться на границе между двумя культурами, уже не принадлежа одной, но и не перейдя в другую, всегда непросто. Все чуждое вызывает недоверие, особенно в закрытых системах, какими были допетровская Русь или советское общество. Мигранты на протяжении всей истории меняли имена, учили язык и адаптировались к традициями, но часто все равно оставались чужаками, а иногда и героями городских легенд.

Такая сложилась и вокруг одного из ближайших соратников Петра I, Якова Брюса. Потомок шотландских королей, он получил блестящее образование и обладал глубокими знаниями в самых разных областях науки, от химии до инженерного дела. При этом в народе он прославился как колдун и чернокнижник. История о том, что по ночам Брюс летал вокруг Сухаревой башни, была связана лишь с тем, что он оборудовал в ней обсерваторию с подзорной трубой для наблюдения за звездным небом. Но легенда распространилась, и москвичи могут помнить ее продолжение — о том, что в 1934 году Сухареву башню не взорвали, как другие здания, а разобрали аккуратно, кирпич за кирпичом, именно потому что искали тайные книги Брюса.

Имена архитекторов и авторов масштабных проектов остаются в истории, но что мы знаем о тех, кто сам работал на стройках? Если свидетельства прошлого найти не так просто, то можно начать с внимательного отношения к тому, что происходит вокруг сегодня.

Абдумамад Бекмамадов приехал в Москву на поиски работы из горного кишлака Памира в Таджикистане. Здесь он освоил профессию строителя, много работал, но не смог оставить творчество — на родине Абдумамад был актером. Вместе с двумя товарищами, такими же строителями-мигрантами, он создал коллектив и нашел место для репетиций неподалеку от московского Театра.doc. На одну из их встреч случайно попал режиссер Всеволод Лисовский. Он предложил коллективу поставить совместный спектакль. Проект получил название «Акын-опера»: под музыку Абдумамад рассказывает о своей судьбе. В итоге спектакль получил «Золотую маску», но это не сильно отразилось на жизни актера. После вручения премии на сцене Большого театра он отправился обратно на стройку.