Памятнику Петру I в Москве 25 лет. Что это было и какой должна быть его судьба?

Памятник с официальным названием «В ознаменование 300-летия российского флота» — один из самых больших в России, его высота составляет 98 метров. СМИ сообщали, что изначально Петр был Колумбом, но США от работы Церетели отказались, и скульптор ее немного изменил. Впрочем, сам Церетели эту версию не подтверждал. Установка монумента, по официальным данным, обошлась городу в 16,5 миллиона долларов.

За эти 25 лет разговоры о переносе памятника возникали многократно — 11 городов страны (Петербурга среди них нет) даже высказали свое желание поставить царя у себя. Однако никаких действий для этого предпринято не было. Нынешний главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов высказывался о памятнике так: «Мы следим, чтобы в столице была качественная архитектура. Чтобы она не вызывала всеобщее раздражение или отторжение, как некогда было с памятником Петру I. Его лет десять поливали грязью. А сейчас без Петра трудно представить Болотный остров».

Про установку памятника мы узнали, когда его стали возводить. Не заметить это было невозможно — он огромный. У всех это вызвало беспокойство. Мы тогда делали журнал «Столица» и стали узнавать подробности. Я даже встретился с Зурабом Константиновичем — он был роскошный мужчина, в перстнях. Потрепал меня по щеке и сказал: «Так надо».

Памятник нелепый и соткан из противоречий: с разных сторон торчат носы кораблей, царь, бедолага, стоит в каком‑то тазу, в руках кусок трубы, которой он грозит городу. Это просто ужасная, безвкусная, очень дорогая дрянь. К тому же Петр I не любил этот город, а город не любил его — непонятно, почему его решили тут поставить.

Мы решили, что надо не просто возмущаться, а попытаться Петра из Москвы убрать. Довольно большим тиражом напечатали наклейки с надписью «Долой царя», собирали подписи против его установки под лозунгом «Вас здесь не стояло». Горожане написали нам несколько тысяч писем, мы их публиковали. Сделали в журнале форму несогласия с установкой памятника, которую можно было вырезать, заполнить и отправить в мэрию. С другой стороны были аргументы в духе «стерпится — слюбится».

На возмущение обратили внимание: Лужков собрал общественную комиссию. В нее вошли архитекторы, хорошие люди, даже меня пригласили. Заседания прошли несколько раз, на них всерьез обсуждали роль Петра I в Москве, художественные достоинства памятника. Тогда все игрались в порядочность, Москва была совсем другим городом, в нем можно было жить и радоваться. Да, сделали по-своему, но хотя бы обсудили. По поводу установки ужасного памятника Калашникову никто никаких комиссий не собирал. У журнала «Столица» был слоган: «Это наш город». И тогда это действительно было так. А сейчас это не наш город — и это очень обидно.

До сих пор есть люди, которые думают о том, как убрать памятник. Один из них несколько месяцев назад рассказал мне прекрасную идею, которая меня захватила. Он предложил погрузить памятник на корабль и по воде перевезти в Кронштадт, где Петр смотрелся бы гармонично. Причем из этого перемещения надо сделать мегашоу на год-два: чтобы Петр останавливался в каждом городе, люди бы с ним фотографировались, водили хороводы и покупали сувениры. Состоялся бы праздник на века. Мы даже договорились собраться и нарисовать карту путешествия императора из Москвы в Петербург. Он когда‑то поехал этим маршрутом туда, где ему было хорошо, — а теперь всем бы от этого было хорошо. Там куча дивных мест по дороге: Углич, Мышкин. Все будут счастливы. Думаю, эту идею оставлять нельзя — нужно творчески за нее бороться.

Убежден, что это было бы душеспасительным мероприятием. И Сергей Семенович будет счастлив — надо будет распилить мосты, углубить каналы. Это отличный многомиллиардный проект — на несколько лет всем будет дело.

Когда памятник устанавливали, я была подростком. Все вокруг ужасались и восклицали: «Какая это безвкусица и китч!» Горожан тогда никто не спросил: вроде у нас была демократия, но никакого плебисцита по этому поводу не было.

Никакой другой памятник не повлиял так серьезно на силуэт города, он виден отовсюду. В этом случае размер имеет значение.

Мое персональное примирение с Петром произошло, когда я приехала из Голландии рано утром в марте, вышла на «Кропоткинской», и мне на секунду показалось, что я в Амстердаме — будто это не памятник, а верфь. Случилась органика, и я подумала: «А может, Петр и ничего».

Сейчас люди к памятнику привыкли, время лечит. Такую махину никуда не уберешь: на это нужен огромный бюджет. Теперь это одна из визуальных доминант — и я не могу сказать, что это очень плохо. Это некрасивый, но большой ориентир — его видно издалека, и можно понять, в ту вы сторону идете или нет. Для моего ребенка это очень удобно.

Надо начать с того, что мне нравится памятник Петру I и в целом творчество Зураба Церетели. Многие за это плюнут мне в лицо, но я нахожу его очень интересным скульптором. У него явно происходило стилевое развитие, которое определялось временем. После развала СССР он встал на рельсы отвязного постмодернизма — капиталистического романтизма, как мы его называем. Тогда можно было экспериментировать, делать вещи, которые многим кажутся вопиющими. В этом плане Церетели добился больших успехов.

Памятник Петру I — это апогей его творчества, в котором видно стремление к гигантизму, не только материальному, но и философскому. Для него было важно сделать что‑то сомасштабное духу столицы, приблизить Москву к Нью-Йорку с его статуей Свободы с поправкой на наш империализм.

Многие считают этот памятник неуместным — Петр не любил Москву, он перенес столицу в Петербург. Но парадокс и заигрывание со смыслами характерно для постмодернизма, так что никакого противоречия тут нет. Я живу в Петербурге и увидел Крымскую набережную уже с этим памятником — мне он не показался неуместным, в эклектизм Москвы он прекрасно вписывается. Он ажурный, черный, контрастирует с окружающей обстановкой — городу, на мой взгляд, часто не хватает темных пятен. Многие скажут, что он безвкусный, но для меня такого критерия не существует. Мне важно, вписывается объект в парадигму времени или нет.

При этом я понимаю, что Церетели вряд ли хороший человек, он слишком много под себя подмял. Но это тоже дух времени — и скульптура его иллюстрирует. На мой взгляд, Петр уже стал частью городской ткани и убирать его не нужно.

Москвичи были недовольны, когда элитная недвижимость 90-х преобразила старые кварталы Остоженки, когда Москва в 30-х потеряла «узкую» Тверскую и «зеленое» Садовое кольцо, а до этого жители столицы были недовольны «высокими доходными домами, среди которых теряется старая усадебная Москва». Перемен без сожаления и недовольства не бывает, это естественно — сопротивляться огромному медно-бронзовому болванчику, изменившему панораму Москвы навсегда.

В свое время жителей Москвы ужасали доходные дома, а сейчас это и есть та самая «старая Москва», которую мы потеряли. Сегодня трудно представить стрелку без статуи Петра, она стала родной, как и здания расположенные вокруг: ЖК «Имперский дом», БЦ «Негоциант», ЖК «Коперник». Все они — представители одной эпохи и создают единую среду «сытых нулевых», этим и ценны. Через несколько десятков лет снос всех этих объектов вызовет общественный резонанс, как и установка памятника Петру в свое время. Все циклично.

Самый схожий случай — это, конечно, Эйфелева башня, но в целом, независимо от страны, любой новый монструозный объем воспринимается негативно, и, если проект все же удается реализовать, только время может помочь принять и полюбить новую панораму знакомых мест. Но, кроме места, очень важно и время. Так в 90-е Петр смог обрести материальность, пусть и через народное негодование, а вот сквер в Екатеринбурге так и останется без храма, потому что на рубеже десятилетий это оказалось невозможно по совокупности причин.