— Почему музей «Зоя» стал таким популярным в русскоязычном инстаграме? Был даже резонанс в соцсетях, когда The Village назвал его «идеальным фоном для фешен-съемки».
Дана: Во-первых, это хорошее место для съемок. Строится не так много из них, не так много музеев строится в чистом поле.
Андрей: Играет свою роль контекст. Здание, которые мы сделали достаточно минималистичным и лаконичным, расположено в поле, вокруг него много ракурсов и перспективных точек восприятия. Можно сфотографироваться близко — под колоннадой, можно на фоне здания. В отличие от городской архитектуры, оно имеет не один фасад и считывается в ландшафте.
— Вы изначально закладывали в проект здания такую фотогеничность?
Андрей: Нет, конечно, мы ни коим образом не опирались на фотогеничность и инстаграмность.
Когда мы проектировали это здание, решили, что каждый отдельный зал — это отдельный объем, а потом увенчали их колоннадой, чтобы придать должную строгость и упорядочить эти объемы по периметру. Все-таки это военно-исторический музей.
— Но в медиа часто возникает обсуждение новых зданий как инстаграмных объектов.
Дана: При этом самый фотографируемый архитектурный объект — Эйфелева башня.
Андрей: Созданная задолго до того, как фотоаппарат вошел в обиход каждого.
Дана: Но она попала в точку.
Андрей: Для архитектуры не совсем применимо понятие инстаграмности. Оно скорее относится к поп-ап-проектам, барам.
Дана: К интерьерам, к тому, что быстрее делается и быстрее исчезает. А архитектура, как правило, это надолго, поэтому стоит руководствоваться более фундаментальными понятиями .
— Почему одни проекты, например, музей Гуггенхайма, становятся вирусными, а другие, тоже сильные с архитектурной точки зрения, не приобретают такую известность?
Дана: Музей Гуггенхайма это как запоминающийся логотип. Что‑то притягивает большее количество людей, что‑то доступно меньшему количеству.
Андрей: В контексте того времени это был прорыв. Может быть, архитектура попала в определенной стране в определенные условия, в определенный исторический контекст. Нельзя сказать, что только внешний облик здания является для этого единственным фактором.
— Иногда инстаграмность появляется у проектов, которые имеют историческое и мемориальное значение. Например, как Мемориал жертвам холокоста, который тоже стал местом для фотографий.
Андрей: Я бы не обобщал. Мемориал жертвам холокоста выполнен больше как ландшафтное решение; это не здание, оно находится в черте города.
Дана: Это мемориал, это другое. Это когда образ погружает в эмоциональную волну, а в военно-историческом музее за эти смыслы отвечает экспозиция.
Андрей: Мы руководствовались тем, что архитектура не должна дополнительно отягощать посетителей. Как и в Еврейском музее в Берлине, экспозиция работает достаточно, и архитектура не принимает на себя дополнительные смыслы или образы, связанные с историческими событиями. Чтобы посмотрев экспозицию, люди могли остаться наедине со своими мыслями.
Дана: Мы не наделяли музей дополнительными смыслами, мы его от них максимально очищали. Мы делали чистый, нейтральный объем для этой большой и значимой истории.
— В Нью-Йорке в 2017-м открыли The Vessel, здание, которое существует только чтобы фотографироваться. Как вы думаете, будут ли подобные объекты появляться в будущем?
Дана: Предшественницей была как раз Эйфелева башня. Это похожий функционал, точка притяжения и символ города. С инстаграмом это не связано.
Андрей: Да, The Vessel — это часть застройки нового района. Когда его возвели, было принято решение, что нужен символ, запоминающийся элемент. Недавно в Нью-Йорке открылся парк на воде — его спроектировал тот же архитектор, что и The Vessel, — он тоже инстаграмный и тоже стал образом определенной части города.
Дана: Это элемент брендинга, как и в Париже. Такие места не создаются, чтобы стать инстаграмными. Они создаются, чтобы стать притягательными. А вот то, что у пользователей, которых он притянул, есть инстаграм, — это особенность времени.
— Можно ли выделить какое‑то позитивное влияние инстаграма на архитектуру, дизайн общественных пространств?
Дана: Благотворное влияние инстаграма в том, что люди, видя фешен-съемку на фоне здания, интересуются им, приезжают посмотреть и обретают другую цель, когда посещают музей и узнают его историческую часть.
Андрей: Поскольку сейчас все в инстаграме, наверное, часть заказчиков обращает на это внимание с точки зрения развития бизнеса. Например, чтобы кафе запоминалось и привлекало посетителей, появляется больше проработанных и эффектных фрагментов интерьера, на фоне которых получаются хорошие снимки.
Дана: Главное, чтобы нравилось людям, а инстаграм — это уже побочное. И в случае с интерьерами инстаграм может быть влиятельным механизмом.
Андрей: Увидели в инстаграме и пришли сфотографироваться со стаканчиком Gucci.
— А можно ли выделить какой‑то минус инстаграма для архитектурного дела?
Дана: Огромное количество интерьеров крайне похожи друг на друга, так, что нельзя определить автора. В них используется набор фотогеничных приемов, которые быстро реализуются и хорошо смотрятся на картинке. Можно записать рецепт и пользоваться им. Не нужно изобретать велосипед: арочки, моноцвет — и все модненько. Дизайнеры интерьеров зачастую теряют свою индивидуальность. Это как с модой, с одеждой: есть определенный набор луков и люди их копируют.
С архитектурой все сложнее и дольше: пока проектируешь и строишь, тенденции уже десять раз поменяются. Это изначально неконструктивно и не думаю, что кто‑либо подобным руководствуется.
Андрей: В творческой профессии главное — выражать свою индивидуальность, а не идти на поводу у тенденций. Архитектура объективна — она может получиться хорошей или плохой, а в инстаграмном интерьере отнюдь не всегда комфортно находиться.
Скульптор, основатель Orekhov Gallery, автор зеркального куба в парке Малевича
— Как вы думаете, почему ваш проект стал настолько привлекательным для пользователей инстаграма?
— Инстаграм, видимо, — некая лакмусовая бумажка, которая отражает проделанную качественную работу. Я люблю, когда люди взаимодействуют с моими работами: посетитель, проходя сквозь скульптуру «Малевич», превращается в соучастника, попадая в бесконечный коридор отражений. Наверное, все вместе это становится очень привлекательным для зрителя и для пользователей соцсетей.
— Может, именно интерактивность важна в городской скульптуре, чтобы с ней появлялось больше контента?
— Я не думаю, что важна интерактивность. Например скульптуру «Ангел севера» Энтони Гормли в среднем в секунду посещает один человек, или девяносто тысяч зрителей каждый день. Эта работа — одна из самых фотографируемых в мире, но в ней нет никакой интерактивности — только природа и сталь. Главное, на мой взгляд, это настоящий талант автора, который способен через работы притягивать людей к искусству.
— Можете немного рассказать о том, как вы работали над кубом?
— Идея рассеченного черного куба пришла практически сразу, а дальше уже был поиск, работа с пропорциями и моим любимым материалом — зеркальной нержавеющей сталью. Хочу отметить, что масштаб используемых зеркальный стальных листов не имеет аналогов в России.
— Вы изначально закладывали в него какой‑то потенциал с точки зрения фотографии?
— При создании этого произведения стояла задача сделать работу запоминающейся, чтобы скульптура вызывала эмоции у людей, но для меня главным было передать глубину и значимость Казимира Малевича, несомненно великого русского художника.
— Какие именно эмоции?
— Я хотел максимально показать зрителю масштаб величайшего художника, который совершил революцию в мире искусства. Любую эмоцию, вызванную работой, я считаю положительным результатом. Страшно, когда проходят мимо работ, не поднимая головы.
— Как вы думаете, социальные сети и инстаграм в частности сильно влияют на то, в какую сторону движется современная городская скульптура?
У нас вообще в городе нет современной скульптуры, не считая временные экспозиционные проекты. Я стараюсь вносить посильный вклад в развитие этого направления — надеюсь, получится.
— А если рассмотреть это влияние в остальном мире?
— Думаю, да, во всем мире наблюдается такая тенденция у художников — создавать работы, нацеленные на инстаграм. Борьба за внимание зрителя, так сказать. Но у настоящего художника не должно быть этого в приоритете! Главное — через свои работы передать чувства, переживания.
— Как вы думаете, по какому принципу одна городская скульптура становится вирусной в соцсетях, а другая — нет?
— Главный критерий — это масштаб скульптуры и ее современность, выходящая за рамки привычных бронзовых памятников. Чем больше будет таких «вирусов», тем лучше будет развиваться культура в обществе и приобщение пользователей соцсетей к искусству.
— А можно ли вообще выделить такое понятие, как инстаграмная скульптура? Если да, то что бы вы к ней отнесли?
— Да, есть работы которые безусловно можно назвать инстаграмными. Это, например, работа Уго Рондиноне «Семь волшебных холмов» в Неваде, бюст Франца Кафки скульптора Давида Черни в Праге, конечно, «Облачные врата» Аниша Капура в Чикаго и т. д. Но, думаю, так было всегда. Просто раньше люди фотографировали и печатали снимки для личных фотоальбомов, а сейчас выкладывают в инстаграм на обозрение всему миру.