Стивен Содерберг — о съемке на айфон, будущем кинематографа и Netflix

— Давайте начнем с самого простого вопроса. Как вам пришла в голову идея этого фильма?

— Что ж, простой ответ — никак не пришла. На самом деле этот проект можно было бы использовать как иллюстрацию рядом с определением слова «совпадение» в словаре. Хотя я себя, вообще говоря, считаю человеком не суеверным, прагматичным, рациональным, в совпадения не верю. Но это, безусловно, была воля случая, большая удача.

Я точно знал, что когда‑то сниму фильм на айфон. Но никаких конкретных идей о том, что это будет за картина, у меня не было. Но при этом я уже могу себе позволить снимать фильмы сам и для себя, а не для того чтобы заработать много денег или по заказу какой‑то студии. В общем, рано или поздно я бы использовал эту технологию, это я знал точно. Но чего я не знал, так это того, что сценарист Джеймс Грир позвонит мне и спросит, нет ли у меня для него работы, это было год назад. Я сказал ему: «Джим, у меня для тебя ничего нет». И добавил: «Но если ты напишешь мне сценарий низкобюджетного фильма ужасов, я сниму его этим летом». И через три недели сценарий был готов.

Мы с Джеймсом раньше работали над двумя проектами, которые так и не были завершены. Это был мюзикл о Клеопатре, идея которого мне очень нравится, и еще экранизация романа Джона Барта «Торговец дурманом», которую я по-прежнему хочу снять. То есть Джим уже знал, что мне больше по душе. Например, мне, скорее всего, не был бы интересен сценарий хоррора, в котором было бы слишком много насилия или каких‑то сомнительных сюжетных поворотов. При этом он достаточно умен, чтобы понимать: чем больше этот сценарий будет напоминать, скажем, фильм «Отвращение» Полански, тем лучше.

Кстати, сюжетная основа фильма «Не в себе» довольно реалистичная. Главная героиня, страдающая от фобии преследования, идет в психиатрическую клинику, где ее удерживают насильственно. Действительно медработник имеет законное право принудительно оставить вас под присмотром, в случае если вы пришли поговорить о своих психических проблемах. У них есть очень строгий протокол поведения, если вы, например, пожаловались на суицидальные мысли. Все это очень выгодно для клиник, потому что пока у них лежит какой‑нибудь пациент, они получают выплаты от его страховой компании и поэтому стараются заполнить пациентами максимальное количество коек. Мы просто объединили две эти темы в один сюжет. В общем, все произошло очень быстро. Я получил сценарий в феврале и сразу запланировал съемки на июнь.

— На каком моменте чтения сценария «Не в себе» вы поняли, что это то что нужно?

— Думаю, на сцене, где работница психиатрической клиники говорит героине: «Вам нужно раздеться, чтобы я могла увидеть, есть ли у вас родинки, татуировки и другие отличительные признаки. И она такая: «Что? О чем вы вообще говорите?» Ей отвечают строго: «Вам нужно раздеться». В этот момент героиня, как и зритель, понимает, что она, зайдя в эту клинику, подписала что‑то не то, не прочитала документы как следует. И теперь она оказалась в некоей тоталитарной системе, ее полностью контролируют. Когда я дочитал до этого места, я сказал: «Ох, я надеюсь, дальше все будет в том же духе».

— Что для вас изменилось с технической точки зрения, когда вы перешли с профессиональной камеры на айфон?

— На мой взгляд, самое важное решение, которое принимает режиссер на съемочной площадке, — это выбор ракурса, того, что попадет в кадр. И в данном случае я мог поменять ракурс очень быстро, вот это было по-настоящему захватывающе. Почти все сцены мы снимали в том порядке, в котором они шли в сценарии, и в первые пару дней я все еще настраивался, пытался понять, как именно я хочу делать этот фильм. Причем у нас было не очень много времени, мы торопились. Словом, съемочный процесс резко упростился, будто камера — это ручка, которой можно написать все что угодно.

— Это, кстати, очень хорошо описывает лично вас. Вы тоже быстро придумываете и реализуете новые проекты.

— Да. И я был действительно счастлив, когда снимал «Не в себе». Я уже немного поразмышлял о том, как это все повлияет на меня в будущем. Например, смогу ли я снова работать в той ситуации, где у меня не будет такой творческой свободы, в условиях большого проекта? На самом деле я пока что отложил все эти вопросы в долгий ящик, потому что я параллельно работал еще над одним проектом, который буду снимать на айфон. Правда, выглядеть этот фильм будет по-другому, не так, как «Не в себе». Я использую другие линзы, не сферические, а анаморфотные. Таким образом, это будет визуально немного другое кино, чем «Не в себе». Хотя и на этих съемках мне поможет та гибкость, которую дает айфон.

— Насколько экономичнее снимать на айфон, чем на большую камеру?

— Сложно сказать. Безусловно, влияет скорость: можно успеть сделать больше работы за меньшее количество времени. Кроме того, требуется меньше людей. Например, если мне для съемок нужна будет операторская тележка, то для управления ею мне понадобятся два человека, а еще грузовик, чтобы ее возить, а еще водитель грузовика.

В итоге операторскую тележку мы заменили дроном, стабилизатором и креслом-коляской. Таким образом я урезал размер команды и, следовательно, бюджет. У нас была очень маленькая команда, всего один механик и один электрик. С камерой работали всего двое человек: я как оператор и мой ассистент. Все принадлежности, которые требовались для съемок на айфон, помещались в рюкзак, поэтому мы были очень мобильны. В результате мы потратили всего $1,2 миллиона.

— Как вы думаете, станет ли более популярным мобильное кино, после того как выйдет ваш фильм? Все-таки теперь сам Содерберг снимает на айфон.

— Не знаю, не уверен, что это станет серьезным трендом. Съемка на айфон подойдет не для каждого. Понимаете, это первый этап любого творческого процесса — формулирование концепции. Как режиссер и как личность я задаю себе вопрос: что для меня действительно важно? Какие истории меня по-настоящему волнуют? Какие технологии я хочу использовать? Очевидно, что когда, например, Дэвид Финчер снимает кино, его волнуют совсем другие вещи, чем меня. И это нормально. Но непременно нужно ответить самому себе на эти вопросы.

Некоторые вещи, которые я не смог реализовать, не имеют такое уж большое значение в сравнении с теми, что удалось воплотить. Вот, например, у нас была начальная сцена в банке, там главная героиня кладет телефонную трубку. Айфон очень маленький и легкий, и поэтому он невероятно чувствителен к любой вибрации. Я сказал: «Черт, Клэр, извини, нужно переснять». Причем это был вид снизу, нужно было изловчиться, чтобы поставить телефон определенным образом. То есть часть сцен реально нельзя снять на айфон. Вернее можно, но для этого нужно потратить много времени, чтобы утяжелить телефон, и тогда он не будет так трястись.

В том случае я не стал прибегать к утяжелению, пара дублей все же получились. Но затем у нас была сцена, где Клэр вылезает из багажника. Когда мы пытались снять ее на телефон, весь материал оказался непригоден к использованию. Я не хотел тратить лишнее время и поэтому просто взял цифровой фотоаппарат, который у нас был на съемочной площадке, поставил его на штатив и все снял. Да, не весь фильм снят на айфон. Я смирился с этим. Это не фатально. При этом у нас не было никаких технических проблем с айфонами. У нас было три телефона, и к концу съемочного периода мы даже память на них до конца не забили, еще четыре гигабайта было свободно.

— К вопросу о других инновациях. Как вы думаете, действительно ли Netflix и вообще онлайн-кинотеатры — это будущее кинематографа? Сейчас об этом говорят абсолютно все.

— Что ж, я думаю, что нет. Я самоотстранюсь и отвечу, что сейчас сложно судить. Потому что трудно оценить тренд, когда мы еще не знаем, во что он разовьется. Скажу одну эгоистичную ведь: сейчас реально хорошее время для тех, кто что‑то создает, потому как существует огромное количество мест, куда ты можешь пойти и поработать.

Вот что я думаю: соотношение между количеством произведений искусства и количеством выдающихся произведений искусства нелинейно. Если ты выпускаешь по 600 фильмов в год, то, вероятно, в любом случае лишь несколько из них будут по-настоящему крутыми. Сейчас мы наблюдаем за тем, как онлайн-кинотеатры снимают очень много кино и сериалов. Но при этом людей, которые умеют работать на высоком уровне, все еще очень немного.

Сейчас если вы работаете на какой‑то стриминговый сервис, например, Netflix, то вы наверняка думаете, что кино мертво и будущее за сериалами. Таким людям я отвечаю: «Что, правда? Скажите это создателям фильма «Прочь». Интересно, сколько бы им заплатили, если бы они продали фильм какому‑нибудь онлайн-кинотеатру, вместо того чтобы выпустить его в прокат, где он стал всемирным хитом, а потом выиграл «Оскар». В общем, стриминговые сервисы — это какой‑то странный бизнес.

Нет никаких сомнений в том, что Netflix, Amazon, любая стриминговая платформа, которая делает фильмы, будет вынуждена иметь дело с кинопрокатом. Ведь кино снимают режиссеры и для них показать свою работу на широком экране — это по-прежнему очень важно. Кстати, я уверен, что сейчас какие‑нибудь кинотеатры ведут переговоры со Скорсезе.

— В смысле по будущему фильму Скорсезе для Netflix «Ирландец» с Робертом Де Ниро?

— Да. Я уверен, что кто‑то из представителей Скорсезе участвует в переговорах. Но, я думаю, будет правильно, если у людей все же будет возможность увидеть этот фильм в кинотеатрах. Вообще в ближайшем будущем стриминговые сервисы начнут выпускать свои фильмы в кинотеатрах. Они уже этим занимаются, Netflix, например, но только в небольшом количестве кинотеатров. И пока еще неясно, как же им удастся договориться с киносетями, чтобы выпускать свои проекты в широком прокате. Ведь кинотеатры очень обеспокоены постепенным сокращением прокатных «окон», то есть временем, которое проходит между стартом проката и релизом фильма в сети.

— В прошлом году вы выпустили фильм «Удача Логана» и тем самым провели очередной эксперимент в обход американской студийной системы: сами руководили маркетингом фильма, продавали права на международный прокат. Удачным ли был этот эксперимент, собираетесь ли повторить?

— Думаю, повторять не буду.

— Не сработало?

— Трудно было предсказать результат заранее. Да и сейчас нелегко выделить причины, по которым наша задумка не сработала. Почему мы не смогли привести в кинотеатры других людей, кроме нашей целевой аудитории? И это учитывая тот факт, что люди, которые видели фильм, реагировали на него положительно. Это очень бесит. Может, было выбрано какое‑то неправильное время для выхода этого фильма. Или люди подумали что‑то вроде «Да, мне нравится Ченнинг Татум, но не в этой роли». Я не знаю, просто не знаю.

Я думаю, это работает так: если на ТВ нет рекламы вашего фильма, то люди не верят, что этот фильм действительно существует, как будто этот фильм ненастоящий. Потому что всем известно: по-настоящему крутые фильмы рекламируются по ТВ.

Я был одним из тех, кто думал: к черту ТВ. Я решил, что это устаревший подход и нужно налегать на соцмедиа. 70% нашего бюджета на маркетинг было потрачено в интернете, и это просто не сработало. С другой стороны, мы не знаем, была ли это неправильная стратегия для конкретно этого фильма — или это бы не помогло любой другой картине. Трудно сказать.

— Может, просто есть такая категория фильмов, о которых люди думают: «Потом на Netflix посмотрим»?

— Безусловно. И отношение зрителей к фильму трудно предсказать заранее. Причем люди принимают решение о том, будут ли они смотреть определенную картину в кино или нет, сильно заранее. Думаю, за несколько месяцев до релиза, обычно — когда выходит первый трейлер. Я помню 2000 год: я снимал «Одиннадцать друзей Оушена» и в прокат вышли «Ангелы Чарли». Я почувствовал за несколько месяцев до премьеры фильма, как вся страна коллективно решила, что они пойдут на «Ангелов Чарли». Я не знаю почему, но это было прямо очевидно.