Молчание котят: Зельвенский об «Охотнике за разумом»

20 октября 2017 в 18:58
Всю неделю в интернете обсуждают «Охотника за разумом» — сериал о серийных маньяках, спродюсированный и частично снятый Дэвидом Финчером. Станислав Зельвенский объясняет, почему автор «Зодиака» был создан для телевидения.

Почему мы любим кино про маньяков? Просто потому, что нас интригует зло, или потому, что где-то там, в глубине, в искривленном зеркале мы видим собственное отражение? Это главный, наверное, вопрос «Охотника за разумом». Дэвид Финчер задает его не впервые: фильм «Семь» (а в какой-то степени и «Зодиак») был ровно про то, как бездна подмигивает герою — а значит, и зрителю — в ответ. Но там был Брэд Питт, оператор Хонджи, сенсационный сюжет, убийство макаронами и так далее. В новом телесериале ничего этого нет даже близко. И он еще более настырно, включив диктофон и заглядывая в глаза, интересуется: почему ты меня смотришь?

Как известно, «Охотник» поставлен по одноименной документальной книге Джона Дугласа и Марка Олшейкера о работе Дугласа в ФБР — тот был звездой криминальной психологии, начал интервьюировать серийных убийц и прочих злодеев, чтобы составить систему психологических портретов, и в конце концов возглавил в бюро специальный отдел, который, вооруженный дугласовскими ноу-хау, помогал полиции расследовать особо жестокие преступления. Дуглас здравствует и поныне, написал еще полтора десятка книг, пару лет назад они с Олшейкером даже пытались вести блог, но, кажется, не втянулись.

Если полюбопытствовать и залезть в саму книгу, предсказуемо обнаружится, что она имеет довольно мало общего с сериалом. Практически весь сезон основан на одной главе (а их два десятка). И все, что сценаристы во главе с британским драматургом Джо Пинхоллом оттуда взяли, — это истории реальных убийц, Эда Кемпера, Джерри Брудоса, Ричарда Спека. Плюс они использовали отдельные колоритные детали (скажем, эпизод с несчастной птичкой, хотя она погибла при других обстоятельствах) и пару-тройку фраз (Дуглас действительно обсудил со Спеком «восемь pussies», хотя последствий это не имело).

Но почти все прочее в сериале — фантазия. Агент Билл Тенч (в реальности Роберт Ресслер) у Дугласа просто коллега без особых характеристик. Про доктора Карр (в реальности Энн Берджесс; Дуглас также упоминает ее мужа) в книге два абзаца. Те же два абзаца, например, про директора — любителя щекотки. А главное, сам Дуглас даже отдаленно не напоминает экранного Холдена Форда. Дело не только в том, что в конце 70-х, когда происходит действие, он давно был счастливым мужем и отцом, а в его собственном психологическом портрете, который проступает через текст: это спокойный, здравый мужчина, хороший товарищ, спортсмен, упивается звуком собственного голоса, без намека на внутренний конфликт. Ах да, однажды он чуть не умер от вирусного энцефалита; возможно, в финале поэтически обыгрывается именно этот эпизод.

Кратко: из чего состоит «Охотник за разумом»

Сравнение с первоисточником помогает нам понять, чего же действительно хотели авторы сериала, поскольку они сочинили, естественно, таких героев, какие им были удобны. И это герои, которые позволяют по-разному — через погружение, через отрицание, через научную дистанцию — рассмотреть ответ на тот самый главный вопрос: зачем они этим занимаются на самом деле? Настоящий Дуглас отвечает скучно: чтобы служить обществу, победить преступность. Но и настоящий Марк Цукерберг скажет, что придумал фейсбук, чтобы объединить мир (а не потому, что его бросила девушка, как нам объяснили Финчер с Соркиным).

Это замечательное трио. Холден Форд, агент ФБР, манерами напоминающий героя Уита Стиллмана, да еще с сэлинджеровским именем. Билл Тенч, собравший, наоборот, все стереотипы потрепанного жизнью законника. И доктор Карр с глазами Кейт Бланшетт, скелетом в шкафу и котенком в подвале. Каждый из них приносит, что называется, работу домой — и наоборот. Каждый искренне хочет бороться со злом, но не сразу понимает цену, которую за это придется платить. У Карр на кону карьера, личная жизнь и хоть что-то, чем можно разбавить вино по вечерам. У Тенча — семья, приемный сын, у которого, вероятно, форма аутизма. Подробнее всего, конечно, рассматривается случай Форда, чей пионерский идеализм постепенно уступает место любимой финчеровской разрушительной обсессии.

Окунувшись в мир серийных убийц, они начинают лучше понимать не только их, но и себя, и этот процесс болезненного самопознания, собственно, то, что держит нас у экранов. Больше особенно и нечему: конечно, в «Охотнике» есть элементы детектива, но сериал обходится с этими сюжетами не по-сериальному легкомысленно, что-то обрывая на полуслове, где-то откровенно дразня зрителя (второй сезон, к слову, будет посвящен вовсе не канзасскому маньяку, который мелькает в начале нескольких серий, а убийствам афроамериканских детей в Атланте). В клинической картине, которая складывается из интервью, — суровая мать, отсутствующий отец, проблемы с девушками, вынужденная самодисциплина, невинный поначалу фетишизм, зависимость от ритуалов — так мало остается иррационального, так много можно примерить на себя. И по-прежнему так много вопросов без ответов: в какой момент щелкает раздражитель, где кончается норма, может ли директор щекотать учеников (мы точно знаем, что нет, но толком объяснить это, в сущности, довольно трудно).

В некотором смысле это анти «Молчание ягнят» (где Скотт Гленн играл того же Джона Дугласа; тот пишет, что либерал Гленн, пообщавшись с ним, стал сторонником смертной казни): серийный убийца — это не харизматик с зашкаливающим IQ и изысканными вкусами в области искусства и кулинарии, а скучный очкарик из пригорода, вполне возможно женатый, никаким боком не демонический. Собеседник в баре. Такой, как мы. Характерно, что авторы вынесли за скобки маньяков-суперзвезд — Чарли Мэнсона, Теда Банди, «сына Сэма» Берковица, хотя Дуглас на самом деле с ними встречался: их случаи и их личности перевесили бы все остальное. Эдмунд Кемпер с его негромким обаянием — необходимо и достаточно.

Попутно еще раз выяснилось, что Финчер просто создан для телевидения. Его, если угодно, гениальность — в его пальцах, в том, как он препарирует чужую драматургию, превращая ее в свою и заставляя работать наилучшим, одному ему понятным образом, — и на маленьком экране это даже заметнее, чем на большом. Финчеровские приемы, его неподвижную камеру, его выцветшую палитру — все либо желтоватое, либо синеватое (чаще второе) — давно тиражируют все кому не лень, и особенно занятно наблюдать это в пространстве одного сериала, поскольку шесть серий из десяти поставили другие люди — и при этом всякий раз, когда командует Финчер, сама картинка начинает дышать по-другому.

Это шоу о тьме, но в нем никогда не бывает ни по-настоящему темно, ни по-настоящему светло, Финчер — решительный враг контрастов. Он исходит из того, что наши глаза уже привыкли к темноте, а значит, мы можем что-то рассмотреть, а значит, видимо, должны.