В 2049 году в Лос-Анджелесе, пережившем тотальный блэкаут и экологическую катастрофу, по-прежнему охотятся на репликантов — но теперь уже репликанты нового поколения «отправляют на пенсию», как это у них называется, репликантов-долгожителей «Нексус», хотя те и так по большей части на пенсии. Вместо обанкротившегося «Тайрелла» — мегакорпорация под руководством слепого и склонного к театральным эффектам миллиардера-визионера Уоллеса (Джаред Лето), называющего своих андроидов ангелами.
Ангел К (Райан Гослинг) — сокращение от инвентарного номера — служит в полиции «бегущим по лезвию» и отчитывается начальнице по прозвищу Мадам (Робин Райт); она человек, поэтому много пьет и иногда даже с ним кокетничает. Во время одного задания К находит ящик с костями, которые отсылают его к событиям 30-летней давности и в какой-то момент направляют на поиски Рика Декарда (Харрисон Форд). Но вся эта история крайне волнует и другие силы — в частности, Уоллеса, чьи интересы представляет боевая репликантка Лав (Сильвия Хокс).
Люди, по-настоящему неравнодушные к оригинальному «Бегущему по лезвию» и видевшие эпическую документалку «Опасные дни», сразу узнают первую сцену нового фильма. В ней Гослинг прилетает на постапокалиптическую ферму (на огромных шатрах почему-то написано «целина» по-русски), чтобы убить репликанта-ветерана, разводящего червячков. С примерно такой сцены в одном из вариантов должен был начинаться первый фильм: в «Днях» можно увидеть даже раскадровки Ридли Скотта. Суп, булькающий на плите. Мертвое дерево, которое поддерживают веревки. Человек, сидящий в кресле в темной части комнаты. Во-первых, это и правда хорошее начало. Во-вторых, Дени Вильневу, вероятно, важно было сделать первый шаг, крепко держа Скотта за руку; напомнить, что у него есть благословение.
Вдобавок у старого и нового «Бегущих» один сценарист — Хэмптон Фэнчер, очаровательный человек многих талантов (про него только что вышел персональный документальный фильм), за 35 лет между этими проектами написавший только два сценария, и не самых удачных, поскольку это не совсем его работа. В 1982-м Фэнчера переписывал Дэвид Пиплс, будущий автор «Непрощенного» и «Двенадцати обезьян». В 2017-м его переписал Майкл Грин, автор сериала «Американские боги» и драфта фильма «Чужой: Завет».
Впрочем, «Бегущий по лезвию» и тогда, и сейчас, разумеется, в первую очередь режиссерский фильм. «Бегущий-1982» написан не словами, а светом, это хрестоматийный пример истории, полностью рассказанной визуальными образами. Да, там затронуты большие, огромные темы и обозначены интересные идеи, волновавшие отчасти Филипа Дика, где-то, может быть, Фэнчера, а в первую очередь — Ридли Скотта (и волнующие, судя по «Прометеям», по сей день): пафос и ирония отношений творца и сотворенного, движение человека и машины навстречу друг другу, предчувствие экологического апокалипсиса, перенаселение, глобализация и так далее. Но Скотт не то чтобы сказал тогда что-то невероятно глубокое или важное, он только задал вопрос. Недаром поклонники и, что еще смешнее, авторы десятилетиями не могли выбрать между двумя радикально разными трактовками фильма, которому еще то прикрепляли хеппи-энд, то отстегивали — и по большому счету ничего не менялось. Потому что величие «Бегущего» не в том, как и зачем Декард убежал с Рейчел, а в ее походке, в его бессоннице, в вечно пляшущих на стене отблесках непонятно чего, в изрыгающей пламя панораме Лос-Анджелеса, в неоне и вечных осадках, в осиротевших игрушках инженера, в последнем всхлипе Дэрил Ханны, в Рутгере Хауэре с его слезами под дождем — в общем, во всех этих моментах, из которых только и состоит кино и из которых уже косвенно сложилось то, что можно назвать смыслом, высказыванием фильма.
Дени Вильнев, в принципе, пошел по тому же пути: неторопливо тасуя головокружительные декорации, подолгу разглядывая лица, по возможности где-то оставляя в действиях неопределенность, а в диалогах — недоговоренность. В этом упоительно красивом фильме есть несколько даже по его меркам выдающихся эпизодов: прибытие героя в постъядерный Лас-Вегас, сцена с девушкой, которая моделирует детские воспоминания для последующей имплантации, очень мудреная любовная сцена. Из множества механических приветов предшественнику, разбросанных по фильму (от крайне неловкого выхода Гаффа с оригами до визита к уличному торговцу и буквально-таки слез под дождем), попадаются и вдохновенные: скажем, встреча К с гигантской голографической рекламой.
Но если англичанин пришел в блокбастеры из рекламы, то канадец — из артхауса. Циник Скотт снимал маленький фантастический нуар, по ходу дела как-то разросшийся до вселенной. Романтик Вильнев честно ваяет философскую драму с экшеном на студийных мощностях. Но на два часа сорок минут у него не хватает ни философии, ни экшена, а все трещины забиты какой-то печальной манной кашей, изысканно снятой Роджером Дикинсом на одной ноте (и озвученной одной скрежещущей нотой Ханса Циммера). В этом фильме уже действительно принципиально важно, кто репликант, а кто нет, потому что каждая идея должна быть разжевана до конца. Ладно репликант — у Гослинга тут роман с умным домом, который в будущем выглядит как девушка с томиком «Бледного огня» Набокова, и на серьезном этапе их отношений он загружает ее на флешку (но про это уже есть куда лучший фильм). От библейских аллюзий ближе к концу становится душновато. Джаред Лето совершенно безбожно кривляется. Робин Райт (ну это еще, наверное, русский дубляж), наоборот, напоминает майора милиции из сериала. Вместо одной Дэрил Ханны — целый выводок загримированных под нее проституток. Вместо Хауэра — неинтересная опасная женщина, которая могла бы быть в любом летнем боевике.
И когда наконец появляется Харрисон Форд — жестокая правда в том, что это происходит только в последней трети, — он мгновенно выламывается из фильма просто за счет температуры своего тела. С одной стороны, это очаровательно. С другой, он выглядит смешно (и немножко грустно) все время, за исключением той пары моментов, где должно быть смешно по сценарию. Это не вина Форда и даже не вина Вильнева. Декард, репликант или нет, был героем последнего аналогового сайфай-блокбастера. Новый «Бегущий по лезвию» при всей своей торжественной сентиментальности студийный продукт цифрового века, умеющий имитировать все на свете, но состоящий, как замечает одна из героинь, из единичек и ноликов.
