За окном 1970-е. Профессор Генри «Индиана» Джонс-младший (Харрисон Форд) больше не скачет егозой по гробницам и не хлещет хлыстом перед лицами сконфуженных врагов. Теперь он лишь читает лекции перед студентами-археологами, орудуя словами и воспоминаниями. Воспоминаний много, они даже приходят во снах. В одном из них, к примеру, молодой Индиана Джонс, похожий на большой оживший пиксель со стеклянными глазами, противостоит взводу немцев, среди которых есть, например, Мадс Миккельсен (главный злодей картины) и Томас Кречман. И если пролог еще несет какой‑то ностальгический флер и запрягает вороных, словно кому‑то хватило смелости экранизировать игру «The Saboteur», то все, что происходит дальше, — довольно жалко, несмотря на имя режиссера Джеймса Мэнголда в титрах, ведь тот на примере «Логана» доказал, что способен, если не воскресить уставшую франшизу, то, по крайней мере, организовать ее достойный уход на пенсию.
Но отправить на пенсию не значит схоронить под боевое урчанье духовых. Да и провожать Инди на отдых спустя 15 лет после «Индианы Джонса и Королевства хрустального черепа» — задача странная. Тут уж либо ребут, либо не ворошите осколки древних амфор. Градус конспирологического безумия в «Королевстве» выигрышно совпадал с ментальным состоянием американского общества, на момент 2008 года погруженного в экономический кризис и сценарные забастовки. По сути в «Королевстве» безошибочно срабатывал тот же набор безумств, что имеется и в «Колесе судьбы». Коммунистка с кетаминовой челкой в исполнении Кейт Бланшетт мечтала наладить контакты с инопланетными цивилизациями. Индиана Джонс (задолго до Джокера) лез в холодильник, чтобы спастись от ядерного взрыва на испытательном полигоне (все еще одна из лучших блокбастерных сцен XXI века), а экранным сыном Харрисона Форда был Шайя ЛаБаф, выряженный под Джеймса Дина. То есть почти идеальное летнее безумие с сюжетом, достойным самых ярких фантазий пациентов психиатрической палаты.
В «Колесе судьбы» Миккельсен, играющий заготовленными злодейскими приемчиками, меркнет перед кристальной одержимостью Бланшетт, и подспорье Джонса — его крестная дочка Вомбат с лицом и харизмой Фиби Уоллер-Бридж — вообще далеко не тот козырь, который мог бы выигрышно смотреться на контрасте с брюзжащим Инди. «She’s a fleabag, isn’t she?»«Она бродяга, не так ли?» с английского; «Fleabag» — сериал, благодаря которому прославилась Фиби Уоллер-Бридж В отличие от зеленого, набриолиненного и наивного ЛаБафа. Ну и самое главное: поскольку «Индиана Джонс» всегда был остросюжетной (как бы сказали в эпоху видеосалонов) франшизой, от него ждешь каких‑то увлекательных передряг, из которых Форд будет чудесным образом выходить сухим из воды. Но главная передряга сводится к тому, что спустя сорок лет (после предательства Альфреда Молины в «Искателях потерянного ковчега» и Элисон Дуди в «Последнем Крестовом походе») Генри Джонс так и не научился разбираться в людях.
Эффектных экшн-сцен, по обыкновению следующих за сценами подлого предательства, в «Колесе судьбы» не то чтобы много, несмотря на мастерство Мэнголда в постановке таких масштабных штук. Вроде бы мэнголдовский фетиш на поезда и вестерны (см. ремейк «Поезда на Юму») отрабатывается уже в первой сцене, где режиссер иронично цитирует сам себя. Харрисон Форд и Мадс Миккельсен колотят друг друга на крыше мчащегося состава, как в том же «Росомахе», да и сам Инди — вполне ролевая модель Мэнголда. Любитель покопаться в древностях, выглядящий как рейнджер национального парка Вайоминга. Без шляпы — ни шага. И слегка мизогин! Однозначный герой вестерна.
Но что тут сказать, если наиболее эффектно выглядит сцена, в которой Индиана Джонс спускается в метро на коне. Вот что бывает, когда поклоннику Джона Форда говорят: сними нам кино, как ты любишь, но в городе. В начале картины между тумаками от нацистов Инди, имея в виду, понятно, погоню за желанным артефактом, бросит бравурную фразу «My friend and I are trying to save history»В переводе с английского — «Мы с другом пытаемся сохранить историю»., больше похожую на национальную идею многих знакомых стран с активной тиранической формой правления.
Поскольку историю кино спасать уж точно не Индиане, то речь идет о том, чтобы не допустить нацистов до артефакта под названием «Колесо судьбы», который выполняет функцию машины времени. И как раз с колесом судьбы могла бы начаться реальная квантомания, эпохи начали бы перетасовываться, как стеклышки в калейдоскопе, но Lucasfilm и Disney решили ограничиться лишь самолетом, запутавшимся во временных петлях и пикирующим в эпицентр осады Сиракуз прямо к ногам великого Архимеда. И, к сожалению, на примере такого совсем уж разухабистого финала «Индианы Джонса и колеса судьбы», да и любого фильма вселенной «Звездных войн» начиная с 2015 года, понимаешь, что в Lucasfilm банально не понимают, за что весь мир любит Харрисона Форда в шляпе и в компании с Чубаккой.
Дело в обаянии: пленочной ряби, очень земных песках Татуина, обезьянки, докучавшей возлюбленной Инди Марион (Карен Аллен) в «Искателях потерянного ковчега», глуповато улыбающемся в присутствии принцессы Леи Хане Соло в «Возвращении Джедая» (эту улыбку мастерски копирует Крис Пратт в «Стражах Галактики»). Так иронично не думать о наследии в истории про археолога. И так недальновидно без страха и упрека копаться в священных реликвиях, даже если это всего лишь чьи‑то любимые фильмы.
«Индиана Джонс и колесо судьбы» выйдет в мировой прокат (но не в российский) 30 июня.
Дениса Виленкина
