Два новогодних хоррор-боевика: «Жестокая ночь» Вирколы и «Кровавое Рождество» Бегоса

87North — компания Келли МакКормик и Дэвида Лейтча (режиссера «Взрывной блондинки» и постановщика трюков в десятках фильмов — в том числе в «Бойцовском клубе» Дэвида Финчера) — каждым своим новым проектом буквально хвастается каскадерским бэкграундом продюсеров. Вы можете гневаться на длинный хронометраж и перенасыщенность персонажами в «Быстрее пули», поражаться простоте боевика «Никто» Ильи Найшуллера или хейтить «Кейт» за сюжетные дыры, но вы точно будете в восторге от боевых сцен во всех этих фильмах.

Довольно органично в этот ряд вписывается и «Жестокая ночь» норвежца Томми Вирколы — выпускника «Тромы». Это тоже неидеальное кино, снятое с кровавой изобретательностью. Самая что ни на есть рождественская сказка, которая начинается сразу с двух «а что если?». Что если Санта существует — и что если в одном из богатых домов мафия будет пытаться добраться до хранилища с миллионами долларов, когда туда на сочельник заскочит Дед Мороз? Ответ на первую часть вопроса сразу ставит ленту на полку с каким‑нибудь «Плохим Сантой».

Король среди боевых тюфяков Дэвид Харбор (шериф Хоппер из «Очень странных дел») играет брезгливого увальня. У него так себе отношения с оленями. Он часто шутит, но обычно кринжово. И вообще праздничная суета этому в прошлом недовикингу, кажется, осточертела. Здесь нет никаких откровений. Разве что от пары исторических флешбэков все-таки веет какой‑то новизной. Да, несколько раз фильм внезапно превратится в рождественскую версию «Варяга», в которой Александера Скарсгорда рекастнули на Харбора.

Ответ на вторую часть вопроса открывает дверь в другую рождественскую традицию — ту, в которой праздник соседствует с насилием. И здесь «Жестокая ночь» обходит все тематические фильмы на свете. Картина Вирколы оказывается брутальнее «Крепкого орешка» и хитрее «Один дома», на которые местами нагло опирается. Харбора невозможно не сравнивать с Брюсом Уиллисом — как в плане харизмы, так и по части тропа «хороший мужик против мужиков-мудаков». А сцены с девочкой по имени Труди до боли напоминают эпизоды с Кевином МакКалистеромГлавный герой «Один дома».. То, как героиня сама справляется со злодеями на чердаке, — мастерски придуманный короткий метр. Помимо этого, лента Вирколы еще и злее своих аналогов: головы отрубаются, тела прогоняются через мясорубку, сосульки летят прямо в преступные сердечки. Харбор же к финалу и вовсе хватается за топор и становится таким же разъяренным, как Николас Кейдж в «Мэнди».

Блистательно придуманные и талантливо реализованные боевые сцены удивительным образом роднят «Жестокую ночь» с другим рождественским духом, который можно найти не только в боевиках, но и в хоррорах. Фильм передает привет «Черному Рождеству», «Кровавому Санте» и «Тихой ночи, смертельной ночи». Однако в отрыве от боевых сцен новогодний подарок от Вирколы с Харбором, увы, выглядит не слишком убедительно.

Сюжет до одури прост, персонажи слишком пунктирные, а «павильонность» локаций сильно бьет по общему впечатлению. От «Жестокой ночи», без сомнений, можно получить удовольствие — ровно то, которого не хватает перед грядущими праздниками. Тем не менее если смотреть фильм в формате двойного сеанса с шедевральным «Кровавым Рождеством» Джо Бегоса, то победитель на ринге очевиден. Несмотря на разность бюджетов, аудиторий и подхода к киноканону, невозможно не передать топор из рук по-прежнему милого папочки Харбора в руки жаждущему смерти бегосовскому (и точно бесовскому!) роботизированному Санте.

Д.Б.

Если предыдущий фильм звезды андеграундного хоррора Джо Бегоса, «Ветераны зарубежных войн», был вольным ремейком «От заката до рассвета» с миллениалами вместо вампиров, то новая картина «Кровавое Рождество» — новогодний ремейк «Терминатора». В сочельник хипповая владелица винилово-видеокассетной лавки Тори (Рили Дэнди) не хочет остаться на Рождество без секса, поэтому соблазняет своего сотрудника Робби (Сэм Делич). Прежде чем заняться делом, они шляются по барам и заглядывают к своим друзьям (Джона Рей и Дора Мэдисон, муза Бегоса) в магазичник, где стоит робокопия Санты-Клауса. Вскоре Санта оживет и устроит террор, так что утопающий в неоне город утонет еще и в крови.

Начиная с «Глаза разума» неон — важный элемент бегосовского кинематографа, как и вайб мрачного жанрового кино восьмидесятых и девяностых годов — того самого, что было про чистое зло. Бегос — миллениал 1987 года рождения — не лишен самоиронии (в «Кровавом Рождестве» голову его персонажа расколят, как арбуз) и не устает цитировать великих. В этот раз он явно вдохновлялся ранним Джеймсом Кэмероном, если не Марком Л.Лестером («Класс 1999») или даже Альбертом Пюном («Киборг», «Немезида»). Но при этом его творчество язык не повернется назвать вторичным. У него есть свой узнаваемый авторский стиль и индивидуальная картина мира, в которую обычно проваливаешься с головой, особенно если сам миллениал. В своих работах режиссер обращается преимущественно к этому поколению, к его культурному и киношному коду, состоящему из трех К: Карпентер, Кэмерон, Кроненберг.

«Кровавое Рождество» способно доставить массу удовольствия. Это невероятно кровавый и фантастически остроумный рождественский хоррор-боевик с киборгом — Бегос изобретает не менее оригинальный жанр, чем тех-нуарTechNoir — клуб в «Терминаторе», который дал название целому жанру.. Однако после артового «Блаженства» от режиссера все-таки ждешь нечто большее, чем веселую расчлененку. Все потому, что в «Блаженстве» Бегосу удалось невозможное: подняться над жанром и в хоррор про вампиров и рисующую собственной кровью художницу вложить глубоко интимное, мощное высказывание про то, что искусство — это сила, которая разрывает тебя на куски.

Лучший отрезок в «Кровавом Рождестве» — первые полчаса, пока мамблкорАмериканское разговорное инди-кино. еще не превратился в мамблгорХоррор-ответвление мамблкора.. Пока герои просто ходят и болтают о том о сем, но больше всего об искусстве, музыке и, конечно же, о фильмах ужасов. Тори (альтер эго режиссера?) высказывает одно непопулярное мнение за другим: например, то, что «Чужой: Завет» лучше оригинального «Чужого» (ну нет) и что второе «Кладбище домашних животных» круче первого (о да!). В эти умопомрачительные минуты предрождественского флирта Бегос находится на пике режиссерской формы. Он невероятно расслаблен. Видно, что ему есть что сказать. Жаль только, что этот разговор по душам, заканчивающийся длинной сценой куннилингуса, не длится бесконечно. Бегос не Линклейтер, он понимает, что толпа жаждет не бесед, а крови — и, будьте уверены, режиссер на нее не поскупится.

Е.Т.