Победив в Первой мировой войне, чудо-женщина Диана (Галь Гадот) обосновалась в Вашингтоне, где спустя шестьдесят с лишним лет работает в музее, инкогнито борется с мелкой преступностью, отшивает, верная памяти погибшего Стива (Крис Пайн), поклонников и по новой моде чередует платьице амазонки и пиджаки с большими плечами. Однажды в музей попадает волшебный кусок кварца, умеющий исполнять любые желания, и совершенно преображает жизни Дианы, к которой возвращается покойный бойфренд, ее новой коллеги по фамилии Минерва (Кристен Уиг), которая хочет быть красивой и сильной, и антрепренера-неудачника Лорда (Педро Паскаль), который, соответственно, хочет разбогатеть.
Новая «Чудо-женщина» начинает с козырей — с лихой сцены амазонского многоборья, которой Патти Дженкинс, видимо, салютует своей предшественнице, прародительнице нынешнего супергеройского кино Лени Рифеншталь. Пролог, правда, заканчивается образцово — хоть в рамку вешай — бессмысленным диалогом на тему победы и правды, а также мучительными попытками вспомнить, чем различаются героини Робин Райт и Конни Нильсен и зачем их вообще две, но тут мы, к счастью, покидаем остров амазонок навсегда. Во всяком случае, те из россиян, что добрели до кинотеатров, уже могут свысока вспомнить о миллионах американцев, вынужденных, благодаря скандальному решению Warner Bros., смотреть блокбастер по телевизору.
Помимо вызванных известными обстоятельствами финансовых проблем у «Чудо-женщины» есть и другие сложности — сиквел принимают заметно прохладнее, чем оригинал. Как минимум пресса: пишут, что он слишком длинный, слишком глупый и феминизм там неправильный. И в этом есть значительная доля истины, но к первому фильму все эти замечания относятся в еще большей степени. «1984» выиграл бы, будь он на полчаса короче, и с нарративом у него прогрессирующая беда, но тут есть и удачные проблески наивного развлечения, и даже что‑то вроде идеологии — по сравнению с оригиналом это шаг вперед.
Обращение к изрядно подзатасканным в последние годы 80-м оказалось не только эстетическим выбором — хотя авторы выполняют обязательную программу по нарядам, прическам, песням, эпизодам в фитнес-клубах и торговых центрах. Но здесь видна и мысль: сюжет про изнанку общества потребления и культа успеха логично помещен в Америку эпохи Рейгана (который даже появляется в кадре, хотя и не назван по имени). Цена критики капитализма в двухсотмиллионном блокбастере — другой вопрос, и непонятно, зачем название отсылает к Оруэллу, который тут особенно ни при чем, но тем не менее это интереснее, чем «немцы — плохо». К тому же любой фильм, где показаны беспорядки в Вашингтоне, получает в эти дни дополнительные политические баллы.
В «1984» неловко сталкиваются сразу несколько испытанных голливудских моделей. Комиксовая история про магический артефакт, функционирующий, правда, по довольно мутным правилам. История становления сразу двух суперзлодеев — но конкуренция в данном случае не идет на пользу никому: герой Паскаля не угрожающий, а жалкий, а героиня Уиг своими трагикомическими трансформациями вызывает в основном неловкость и заставляет с нежностью вспомнить Мишель Пфайффер из «Бэтмен возвращается». И, наконец, романтическая история про возлюбленного, вернувшегося с того света в чужом теле, — а заодно и путешественника во времени. Объективно говоря, эта линия тоже провалена, но Пайн, слегка выбиваясь из фильма, приносит в него свежий воздух, даже если вечная любовь персонажей выглядит так же неубедительно, как виртуозное управление автомобилем в исполнении человека, который только что шарахался от эскалатора в метро.
Галь Гадот по-прежнему — самая слабая актриса из собравшихся, но ей это не мешает, как никогда не мешало, допустим, Шварценеггеру; в ее харизме есть элегантная небрежность, которая стоит дорогого, и надо признать, что это было очень удачное кастинговое решение. Гадот хмурит брови, Пайн открывает рот, Паскаль потеет, Уиг меняет лосины, сверкает волшебное лассо, гремит очередная бравурная музычка Ханса Циммера. Фильм чем дальше, тем больше напоминает дурной анекдот про джинна (с элементами мюзикла «Кошки»), и все выглядят, как сорок лет назад — по крайней мере, переход от новогоднего российского телевидения не будет резким.
Станислава Зельвенского