Гам Хи (Ким Мин Хи), воспользовавшись командировкой мужа, навещает трех своих старых и давно не виденных подруг, живущих в дальних концах Сеула. К двум она приезжает домой, третью, с которой они когда‑то рассорились при драматических обстоятельствах, вроде бы случайно встречает у нее на работе в культурном кластере. Они едят, пьют и разговаривают.
Фильмы корейца Хон Сан Су, кумира не очень широкой, вероятно, но преданной аудитории, которая на днях праздновала его 60-летие, чокаясь воображаемым соджу, в последние годы становились все более женоцентричными: он словно постепенно переводил взгляд с самого себя на ту, что рядом (особенно с тех пор, как рядом Ким Мин Хи). И к этому, 24-му за 24 года режиссерской карьеры, фильму Хон, очевидно, совсем устал от мужчин: те появляются лишь в трех коротких эпизодах. Все три раза они сняты почти исключительно со спины и предстают в довольно незавидных ролях: сосед-ябеда, ополчившийся против бездомных котов, приставучий поэт, перепутавший случайную связь с отношениями, и, наконец, «бывший», писатель-интеллектуал, влюбленный в звук собственного голоса.
Про последних двух героини особо отмечают, весьма сокрушенно, что те склонны чесать языками, а бывшая подруга Гам Хи, теперь вышедшая замуж за ее бывшего возлюбленного, еще осуждает того за постоянные самоповторы в интервью: разве можно так оставаться искренним? Тут, конечно, читается ирония (выстраданная автором, любящим самоповторы и ненавидящим интервью), но не только она. Гам Хи через мгновение в третий раз дословно воспроизведет пассаж, который уже произносила двум другим подругам, — о том, как они с мужем пять лет не расставались ни на день, потому что он считает, что любящие друг друга всегда должны быть вместе. И действительно, с каждым разом это заклинание звучит все менее убедительно, а ссылка на его, а не ее собственное мнение — все красноречивее.
Кто эта «женщина, которая убежала» из названия? Вправду убежавшая женщина — соседка одной из подруг, однажды ночью, как та рассказывает, вдруг оставившая своего неприятного мужа и молодую дочь? Или все же Гам Хи, чья жизнь сперва выглядит с ее слов так благополучно? Или, если уж на то пошло, все героини — так или иначе не вполне довольные своими партнерами или их отсутствием?
Они тоже далеко не молчуньи: Хон виртуозно фиксирует женское, преимущественно, умение без видимого напряжения вести многочасовой small talk. Подробно обсуждается мясо и мясоедство, цены на недвижимость, непростительное поведение соседского петуха (учитывая еще, что фильм начинается в этом курятнике, тут велик соблазн найти какую‑то гендерную метафору), красивое пальтишко и многое другое — примерно в том же тоне, что карьера, брак и прочая экзистенция. Гам Хи не спешит раскрываться сама, но с искренним, кажется, интересом смотрит на то, как изменились подруги, словно примеривая их нынешние жизни на себя, — и если о ее выводах мы можем лишь догадываться (как и вообще о многом здесь), то авторская эмпатия несомненна: в Хон — как и в Вуди Аллене, одном из его ориентиров, как принято считать, и не говоря уж о пресловутом Ромере, — явно скрыто еще множество замечательных женских фильмов.
Наслаждение, которое дарит кино Хон, во многом рождается из контраста гипертрофированной прозрачности формы и содержательного лабиринта. Несмолкающая болтовня героев — сплошные намеки и эллипсисы. А снято это с изяществом папы, который принес камеру на детский утренник: фирменные зумы на собеседников или, допустим, виды гор, с помощью которых тут соединены (под не менее наивную музычку) все три фрагмента.
Но «Женщина» неспроста, разумеется, получила на Берлинале приз за режиссуру: псевдолюбительский синтаксис корейца позволяет ему, в отличие от персонажей, произносить ровно тот минимум слов, который необходим. Каждое микродвижение камеры что‑то нам сообщает — иногда это управление вниманием, иногда что‑нибудь более сложное: скажем, игра с мониторами домофонов в квартирах подруг, дополнительно отстраняющими взгляд героини. Такую меланхоличную историю хочется закончить на морском берегу, но в Сеуле нет моря, и Хон находит решение, в простоте которого — вся суть его тихой гениальности. Это один из самых необязательных, самых неосязаемых фильмов года — и один из лучших.
Станислава Зельвенского
