— В разных интервью вы часто рассказываете про драки и всякие стрелки в Челябинске. Мне всегда было интересно: а вы не боялись, что вас элементарно покалечат — и все закончится?
— Я вряд ли удовлетворю ваш интерес, но если вкратце: когда ты юн, то об этом не думаешь. Мои драки в Челябинске — это было становление в специфичной среде, молодость. И я не думал о том, что меня могут травмировать. В принципе, как и о многом другом.
— Может, тогда вы скажете, какое кино любят челябинские пацаны?
— А мы практически ничего не смотрели и не обговаривали вещи, связанные с кино и искусством. Многие культовые картины проходили мимо. Жизнь шла вообще в другом ключе.
— Сейчас ваш вкус трансформировался? Ну, например, назовите три фильма, которые вас впечатлили за последние год-два.
— Если брать именно то, что я посмотрел, на первом месте будет «Квадрат», потом «Мать» Пона Чжун Хо и немецкий фильм «Тридцать», который сняла девушка-дебютант (Симона Костова. — Прим. ред.) за 5000 евро.
— А если отойти от кино, Паль 10 лет назад и Паль сегодня — это два разных человека? Вообще, можно ли кардинально измениться внутренне?
— Моя жизнь сильно изменилась, когда я переехал в Москву. Поменялся круг общения, ушли многие старые связи. Но внутренне — думаю, что нет. Я не кардинально другой человек, чем тот, кто был в Челябинске 12 лет назад. Внешность, манеры, темперамент, конечно, трансформируются. Но это называется взросление.
— Несколько лет назад страна запомнила вас в образе гопника, а сейчас в «Глубже!» вы играете нарочитого интеллектуала. Какая сущность вам все же ближе?
— Вы имеете в виду в жизни, или роли?
— В жизни.
— Очень трудный вопрос, потому что во мне сочетаются разные черты. Я могу быстро вспылить и начать вести себя грубо. Однако, большую часть времени, в своем кругу, я веду себя прилично. Я не стал бы говорить, что я интеллигент. Но и гопником себя характеризовать не могу.
— Извините, если что.
— Да я вообще не обижаюсь! Вот рядом со мной сейчас сидит друг (обращается к нему).
— Рус, ты че можешь сказать: я гопник или интеллигент?
— Интеллигентный гопник.
— Ну вот, ты нашел компромисс!
Я — интеллигентный гопник (смеется).
— Вы сказали, что вспыльчивый. Когда в последний раз вам было стыдно за свое поведение? Ну или вы поняли, что натворили лишнего.
— Такое часто происходит на дорогах. Я могу сильно вспылить, когда мне грубят или хамят в потоке, когда подрезают. Мне прям крышу срывает! И очень часто даже не перед тем человеком, а перед собой мне становится стыдно, потому что я опять не сдержался.
— Так, а вспылил — это что?
— Года два назад один человек меня очень жестко подрезал и показал мне фак. Я попросил его остановиться, а он продолжал тыкать в меня средним пальцем и обгонять. Ну я тогда стал его прижимать и в какой‑то момент вспомнил, что у меня на заднем сидении есть гольф-клюшка. И на ходу, где‑то километров 100 скорость, на Ленинградке, я достал эту клюшку и стал бить ему по стеклу. Он попытался меня бортануть, чуть не сломал руку. Но я «проводил» его до самого конца трассы, пока он не сказал что‑то вроде: «Поехали дальше. Там тебя ждут!» И тут я понял, что смысла нет — особенно если ждут. Один на один он не хотел разговаривать, а против нескольких человек все же совсем другой диалог.
— Год назад вы сказали, что из всех предлагаемых ролей лишь 15% «вроде бы не стыдно и денег можно заработать, но непонятно, что это мне даст в творческом смысле», и лишь 2% — по-настоящему интересно. Все остальное — мрак. Проблема российского кино в отсутствии сценариев?
— В любом кино, не только в российском, превалирует массовая культура. И это довольно банальные, клишированные истории. Изобилия хороших сценариев нет нигде. Думаю, у нас это 5%, в Европе и Америке — ну, допустим, 10%. Я говорил в том интервью, что если из этих 5% ко мне придут 2% — супер. В количестве это дай бог один очень интересный сценарий в год. И еще не факт, что меня в проект возьмут!
Вообще, этот вопрос скорее про известность. Узнаваемость — палка о двух концах. Вроде бы ты популярен, тебе даются бонусы, но в авторское кино почти не берут. Арт-режиссеров можно понять — для художественного высказывания не нужны медийные личности. Единственное исключение — если постановщику, для его творческой задачи, нужны именно эти люди. Поэтому меня узнаваемость как актера сильно ограничивает.
— Можете назвать тогда артиста — абсолютно любого, — который, по вашему мнению, популярен, но так и остался артовым?
— Саша Яценко («Аритмия», «Стрельцов», сериал «Эпидемия». — Прим. ред.). Это очень хороший артист, широко известный в киношных кругах. Но можно ли сказать, что его знает вся Россия?
— По-моему, Россия знает врача с грустными глазами из «Аритмии». Так же, как Россия знает не Александра Паля, а того лысого с татуировкой богатырей из «Горько!».
— Все же процент людей, которые смотрели «Горько!» и «Аритмию», не соизмерим.
— Я понял, о чем вы. Можете назвать свою лучшую и худшую роль на данный момент?
— Нет. У меня есть череда проектов, в которых я бы лучше не участвовал, но это точно не стыдная работа. А есть череда картин, про которые я думаю: «Как здорово, что я там был!» Это «Все и сразу», «Горько!», «Тряпичный союз», «Верность» и «Глубже!». Неудачи называть не хочу — зачем о них вообще говорить.
— Давайте тогда про «Глубже!». Порно — круто?
— Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
— Вы смотрите порно?
— Ну, конечно, смотрю. Иногда.
— Тогда почему в фильме такое стереотипное представление о нем? Вы славитесь тем, что любите подправлять сценарии. Разве это вас не смутило?
— Просто понимаете, если бы мы снимали порно хотя бы приблизительно к вашим ожиданиям — «Глубже!» был бы совсем другой картиной, в абсолютно ином жанре. Порно — это ведь лишь условия, в которых работает режиссер. Поэтому оно показано настолько условно, чтобы зайти на широкую аудиторию. Такой парадоксальный ход, который позволяет говорить о других совсем вещах. Да и если бы мы делали порно — не было бы юмора.
— По-вашему, секс не может быть смешным?
— Вопрос ведь в другом! Кино про то, как человек, который делает большое искусство, по его мнению, вынужден продаваться в низменную индустрию — как в прямом, так и в переносном смысле.
— Это понятно. Я изначально спросил о другом. Перефразирую: в российском кино с эротикой и сексуальной чувственностью вообще проблемы. Почему? Не научились снимать? Или артисты до сих пор стесняются?
— Мне кажется, проблемы и некая табуированность были лет пять назад. Последние два года многие, наоборот, педалируют галимым сексом, пытаются привлечь зрителя обнаженкой. Повестка изменилась. Люди поняли, что секс приносит деньги, и стали на нем зарабатывать.
— Что касается повестки. Почему в 2020 году даже комедия про порно не может обойти стороной политику?
— Потому что кино о государственном устройстве. Как можно в «Левиафане» обойтись без чиновников?
— Да, но синопсис «Глубже!» звучит так: «Молодой режиссер, мастер психологической глубины, попадает в порноиндустрию и заставляет всех играть по своим правилам. Никогда еще порно не было таким глубоким!» Это описание скорее подходит фильму а-ля «Американский пирог». А в итоге мне как зрителю рассказывают про вообще другие вещи.
— Я не понимаю, почему вы задаете этот вопрос мне. Люди, которые хотят продать этот фильм как комедию про порно, видимо, думают, что так будет лучше. Поэтому у «Глубже!» такой трейлер. Но кино, повторюсь, вообще ведь не об этом! Возможно, если бы я продвигал его — я бы многое сделал по-другому. Вы обращаетесь сейчас не по адресу.
— Тогда финальное. После премьеры «Глубже!», на последней вечеринке «Кинотавра», вы и Антон Лапенко исполнили феерический танец. Примерно то же самое у вас было в клипе «Ленинграда» «Вояж». Как научиться так танцевать?
— Я не ходил никогда заниматься танцами. Просто громко включал музыку в общаге и перед зеркалом часами импровизировал движения. Секрет в постоянных тренировках! (Смеется.) Сперва я танцевал один, потом стал открывать дверь в комнату, чтобы все проходящие мимо меня таким видели. Затем стал танцевать на вечеринках. Конечно, важно чувствовать уверенность. Но если упадешь — ничего страшного. Это многого в жизни вообще касается.
