На задворках советских 1950-х обнаруживается чудо-парень, лучший футболист заводской команды «Фрезер», шалопай с челкой Эдуард Стрельцов (Александр Петров), которого хотят сосватать тренеру столичного клуба «Торпедо» Виктору Маслову (Виталий Хаев). Стрельцов, как всегда, опаздывает на смотрины, по пути на спор с должниками чеканит ногами мяч 1000 раз, затем засасывает девушку, выпрыгивает из штанов на поле и с легкостью забивает два гола. Все довольны, парня увозят в столицу.
Недоволен только бывалый бомбардир «Торпедо» Артемов (Виктор Добронравов), который чувствует, что ему начинает наступать на пятки перспективный выскочка. После небольшой ночной подставы со стороны Артемова становится понятно, что главный конфликт фильма будет строиться на противопоставлении людей системы и золотоногого вольнодумца. С самого начала Стрельцова отделяют от коллектива как уникума и новичка, свободного от предубеждений, способного на нестандартные выкрутасы. Для шустрого Эдика не существует авторитетов: ему и «Торпедо» не показатель, он и про Хрущева может пошутить, и в морду начальнику дать.
Еще в первых сценах у Стрельцова был шанс усвоить урок палочной системы, который показательно преподносит главный злодей картины — комсомолец Постников (Александр Яценко) — прямо на выговоре вратарю-пьянице «Фрезера» (Павел Попов). Сначала команда единогласно голосует за то, чтобы дать голкиперу (вместо которого и корова может постоять на воротах) еще один шанс на исправление, но после слов аппаратчика о покрывательстве все, повторяя за начальником и друг за другом, поднимают руки за увольнение коллеги. Позднее этот незначительный эпизод аукнется и повторится с самим Стрельцовым.
А пока там, где всякие Постниковы сеют зло через партийный устав, скачущий по верхам Стрельцов видит в буквах ВЛКСМ исключительно любовь — то есть встречает девушку Аллу из Спорткомитета (Стася Милославская). Лавстори на фоне комсомола и Ленина — это, конечно, забавно, но за этим несложно уловить попытку сыграть в сладкую ностальгию по советскому прошлому, поре первой влюбленности, команде молодости нашей. В отличие от «Цоя», этот проект студии Алексея Учителя (и сына режиссера Ильи Учителя) тоже с известной фамилией в названии вряд ли кто‑то повадится запретить.
Заранее ясно, что сейчас схожие байопики о легендах спорта — эдакие фильмы — благодарности советским супергероям. Не прошло и года с момента выхода нарядной открытки про другого футбольного игрока той же поры — «Лев Яшин. Вратарь моей мечты», где вся драматургия фильма буквально строилась на том, что народ в какой‑то момент стал недостаточно любить спортсмена. Кстати, Яшин тоже появляется спиной в одном из кадров «Стрельцова» так же, как и Стрельцов упоминается во «Вратаре моей мечты», складываясь в своего рода киновселенную звезд советского футбола (которую, пожалуй, должен венчать «Вратарь Галактики», где у главного героя изначально мог быть позывной Яшин).
Ну и поскольку у нас в кино давно уже действует своя, зачастую пересекающаяся микровселенная актеров, грех не упомянуть, что в обоих фильмах и про Яшина, и про Стрельцова успел сыграть тренеров Виталий Хаев (между прочим, актер, произносивший знаменитый монолог «В футбол ***** играть надо» из «Изображая жертву»).
Но все-таки, в отличие от истории Яшина, в судьбе Стрельцова кроется более драматичный материал — до сих пор не разгаданное обвинение в изнасиловании и вполне реальный срок в лагере. Неспроста кинематографисты уже не первый раз прибегают к фигуре злосчастного футболиста — на разогреве перед прокатом «Стрельцова» на Первом канале был показан давно снятый сериал «В созвездии Стрельца», в котором была представлена более жесткая версия событий — с пытками, арестантскими разборками, подстрекательством со стороны матери и игнором со стороны тренера Маслова. В «Стрельцове» же показана лайтовая версия, где весь тюремный срок, почти как в «Тексте» с тем же Петровым, ужат в, пожалуй, самый элегантный, снятый одним кадром эпизод (оператор Морад Абдель Фаттах) продолжительной проходки героя на свободу — Стрельцов идет-идет, а на свободе его уже ждет солнышко и тренер Маслов с банкой огурцов. Овощи — вообще какая‑то пронизывающая метафора внутри фильма: в начале Эдик выигрывает мешок картошки, затем гонит на грузовике с капустой, после амнистии хрустит огурчиками, пока из Кремля выносят последние кукурузные початки режима Хрущева.
Не менее колхозную линию того, что случилось в ночь изнасилования, выбирают и создатели: мол, произошло банальное предательство из‑за ревности. Клеветники оболгали из‑за неразделенной любви, что, конечно, в наше время выглядит как форменное фрондерство против новой этики и поклепов в стиле #MeToo, но, кажется, авторы делали это без злого умысла, просто выбрали самый наивный и чистый вариант, под стать своему персонажу (хотя, конечно, герои прошлого не могут быть опорочены).
Так же, как Стрельцов еще не знает, что он вскоре станет героем застойного будущего, актер Александр Петров не улавливает, что он уже сейчас застойный актер настоящего. В том смысле, что еще недавно он был перспективным игроком, но так быстро исчерпал готовые роли для себя, что быстро превратился в новую норму, олицетворение карантинного застоя. «Стрельцов» — тоже скорее галочка, присутствие в очередном фильме без важных игровых моментов и достижений (даже физических, то есть футбольных). Все-таки сложно воспринимать кино про важность притока свежей крови в систему, когда в главной роли уже по-советски конвенциональный Петров, а в качестве иллюстрации сменяемости власти предлагается выныривающий из бассейна Брежнев с телефонной трубкой.
Однако в пространстве фильма Стрельцов пока еще метит в будущее. «Как тебя зовут, мальчик? Эдик», — вон в честь него даже мамы называют своих сыновей. По драматургии кино партийный Постников — это что‑то про кабинетный пост, а Стрельцов — уже пост-пост в том смысле, что за ним всегда все приходит опосля.
Неслучайно английская газета называет Стрельцова самым свободным человеком Советского Союза. Стрельцов как персонаж немного опережает свое время, к тому же умеет просчитывать своих соперников наперед, и, по словам футболиста, на таких скоростях нет времени думать. По сути весь фильм прокручивает один и тот же финт: Стрельцов все время немного опаздывает, чтобы потом ускориться и триумфально появиться в нужный момент. Раз за разом под победоносную музыку авторы с новой силой экранизируют повторяющуюся мизансцену под названием «и вот Стрельцов наконец-то появляется на поле», все остальные игровые моменты уже снимая без особого энтузиазма.
Если главный спортивный блокбастер современной России «Движение вверх» вырос из трех секунд одного матча, здесь же все сводится к финальному символическому выходу Стрельцова на стадион, когда он припозднился настолько, что ему уже не вернуть тех пять лет жизни, которые у него отняла тюрьма. В этот момент фильм про футбольного супергероя, умеющего поразить цель даже капустой, окончательно превращается в мифотворчество. На глазах другого спортивного небожителя — Пеле — наш опальный олимпиец превращается в национального Прометея, разжигающего в советских болельщиках пламя свободы, которое они передают друг другу через подожженные газетки, скандируя «Выпускай!». Здесь сложно не вспомнить «Допускай!» и другие лозунги современных митингов — так фильм, как и его заглавный герой, передает голевой пас в будущее. Я, мы — Эдик, еще не знающий, что после яркого выхода на поле игры уже может и не быть.
Максима Сухагузова