— В интервью «Нежному редактору» ты говорила, что хотела бы открыть свой бар и самой поработать там официанткой. Каким бы был этот бар?
— Да, я иногда представляю, как это могло бы быть. Когда я работала официанткой, у нас было недорогое место, особенно по меркам сегодняшнего дня. Оно давно закрылось, а во всех рок-барах, где я была, там невозможно поесть — даже если речь про Hard Rock Café. Мне хотелось бы создать идеальный синтез из хорошего рока, широкой барной карты и вкусной еды. И чтобы средний чек мог получаться и максимально бюджетным, и выше среднего — в зависимости от того, что заказывать.
— Не кажется ли тебе, что это крутой формат для реалити-шоу под названием «Саша Бортич открывает бар»?
— Неплохо звучит, но немножко Ирой Вилковой сейчас заиграло, которая сняла веб-сериал «Бар на грудь».
— Тогда перейдем к реалити, внутри которого ты уже побывала, — реалити-шоу «Выживший» в сериале «Игра на выживание». Когда тебе в руки попал сценарий «Игры на выживание», там сразу был прописан персонаж Саши Бортич?
— Нет, там были прописаны «известный мужчина» и «известная девушка» без конкретики. Предполагалось, что они сыграют сами себя, и, возможно, писали, держа в голове кого‑то другого. Она была вообще другая, и меня это очень сильно оттолкнуло. Там была другая роль, и я спрашивала, могу ли я на нее попробоваться? Не хотела сама себя играть. Мне объяснили, что все остальные актеры подбираются не медийные, чтобы было ощущение реальности. Но сценарий был такой крутой и классный, что, когда мы встретились с Кареном (Оганесян — режиссер «Игры на выживание». — Прим. ред.), я сразу убедилась, что все будет хорошо, потому что мне дали достаточно свободы.
Когда меня утвердили, естественно, все переписали под меня. Где‑то мне было смешно, когда сценаристы писали текст, «как Саша Бортич разговаривает». Я какие‑то неорганичные моменты поправила, мне этого никто не запрещал. В итоге я говорила как мне удобно и какие‑то вещи обсуждала с Кареном.
— В первой серии есть момент, когда один из участников шоу говорит: «Я вас люблю, в смысле не вас, а Нику из «Полицейского с Рублевки». Насколько это частый случай в реальной жизни?
— Очень частый. К сожалению, нередко люди нарушают личное пространство, грубят, сами того не понимая. У меня бывали случаи, когда люди открыто снимали меня в кафе и не видели в этом проблемы; когда просили сфоткаться, имея очень слабое представление о том, кто я вообще такая; когда прямо передо мной спрашивают окружающих: «А как ее зовут?» Поэтому я невероятно ценю, когда люди вежливы. Я готова что угодно сделать: расписаться, обняться, сделать фото. Достаточно подойти и сказать: «Саш, можно с вами сфотографироваться?»
— Про «Полицейского с Рублевки» говоришь в прошедшем времени. Не будешь возвращаться в проект, даже если будет новый сезон?
— Мне кажется, меня не будет уже, если даже сделают новый сезон. Про моего персонажа точно уже все [сказано], если только в кино.
— Была новость, что снимут фильм к Новому году, причем в формате мюзикла. В нем снимешься?
— Я же не поющая. Я — саксофонистка со стажем, а духовики поют очень редко, и я как раз из тех, кто не поет.
— На пробах «Полицейского с Рублевки» ты добавила в роль матерную реплику, и это понравилось режиссеру Илье Куликову. Действительно ли нужен мат в кино или можно обойтись без него?
— Мат — это часть русского языка. Вот, например, у нас в сценарии и на площадке он был. Но когда мы почувствовали эту свободу в сквернословии, в мате, его стало очень много. У меня такое уже было неоднократно, в том же «Полицейском». Тогда уже на озвучке это режет слух. Не нравится, что его так много. В таком случае ситуацию нужно исправлять, ведь на площадке, когда ты играешь в запале, ты, конечно же, материшься. Мат должен быть, но в меру — точно так же, как в жизни.
— В жизни, судя по комментариям у тебя в соцсетях, мат не все могут принять.
— Мне любят предъявить за то, что я матерюсь. А вы не ругаетесь матом? Есть люди, которые действительно не ругаются, но я не из них. Большинство, 99% русских людей, матерятся, и это норма. Да, иногда я, может быть, перебарщиваю, не спорю. Борюсь с собой, но ханжество в этом вопросе, на мой взгляд, еще хуже.
— Про другой кастинг: сейчас, оглядываясь назад, можешь ли сказать, почему тебе удалось зайти в кино с улицы и чем ты зацепила Нигину Сайфуллаеву, которая позвала тебя на кастинг «Как меня зовут»?
— Это большая удача. Я благодарю исключительно случай за то, что в свое время попала на пробы сериала, куда меня не утвердили. Нигина там была режиссером. Она меня запомнила тогда и спустя время пригласила на пробы «Как меня зовут». Когда меня утвердили, я приняла решение не поступать [в институт], а ехать на съемки, хотя мне было 18 лет, и у меня вообще не было ни одного человека, которого я знала, кто был бы хоть как‑то связан с кино или театром. И вдруг тебе говорят про главную роль в авторском фильме. У нас даже была встреча на этапе подготовки — обед с моей мамой и Нигиной. Мы все познакомились, чтобы никто не боялся, что меня увезут куда‑то и почки вырежут.
— Учитывая то, что и для тебя, и для Марины Васильевой «Как меня зовут» был дебютом — причем довольно смелым, стали ли вы после этого закадычными подругами?
— Да, и вообще со всеми, кто на «Как меня зовут» работал, общаемся — с кем‑то в большей, с кем‑то в меньшей степени. В целом это мощная связь. Я ни с одной площадки больше не вынесла таких людей. Это объяснимо, потому что у Нигины это был первый фильм. И для всех это было прям творчество-творчество. Я такого больше нигде не видела, у нас даже осветители знали текст. Все было настолько по-семейному, по-настоящему, настолько близко все. Мы же находились в экспедиции все эти полтора месяца и только друг с другом проводили время. Короче, это было очень здорово. Даже сейчас, кого бы я из этого проекта не встречала — второго оператора, звукача, кого угодно, это всегда на разрыв аорты.
— Как изменилась Саша Бортич как актриса с момента фильма «Как меня зовут»?
— Я скажу такую вещь: Нигина меня в какой‑то степени испортила, потому что у меня заложился такой подход с Нигиной, что я очень сильно ей доверяла. Все, что она просила, я делала. И потом мне пришлось этот подход поменять, потому что теперь я не могу положиться на кого‑то на 100%.
Нигина помогала мне настраиваться на сложные сцены, направляла полностью. В этом смысле я на следующих своих работах по первому времени ждала чего‑то такого же. Но в какой‑то момент я поняла, что это так не работает. Начала учиться делать все сама, не рассчитывать на то, что придет режиссер и скажет мне, что нужен еще дубль. Если я чувствую, что херово сыграла, значит, я должна попросить еще дубль — сама! Потому что никто не хочет тратить время на дубль — всем достаточно, чтобы было нормально. А если я хочу, чтобы было хорошо, значит, за этим нужно следить самой.
— Как ты сейчас выбираешь сценарии? Какие у тебя критерии интересности проекта для тебя?
— Примерно года два назад я поняла, что надо еще сильнее фильтровать предложения. Опять же, был абсолютно негативный для меня опыт, когда я шла туда, где, например, есть симпатичный сценарий и мне в целом более-менее нравятся люди. Я жду, что мы вместе что‑то сделаем классное, но получается все равно плохо, потому что за всем процессом не уследить. Скорее наоборот: в самой уязвимой позиции находится артист на площадке, потому что он ничего не может изменить. Придет продюсер и скажет: «Вот как написано, так и скажи». Ты ему отвечаешь: «Подождите, это же не органично. Давайте я скажу то же самое, но чуть получше». А он: «Нет, говори плохо, как написано». И ты такой: «О-о-окей, прикольно, давайте делать плохо. Ура!»
Вообще, я скажу по опыту работы с разными постановщиками, что никто из по-настоящему хороших режиссеров никогда не будет трахать артисту мозг на площадке, чтобы он вот эту именно букву в этом месте сказал. Если только это действительно не имеет смысловой нагрузки. Когда она есть, артист это понимает, и он скажет как требуется. А когда пытаешься оживить текст, а тебе говорят: «Нет, говори, как написано», — ничего хорошего не выходит. Потом на все это смотришь и спрашиваешь себя: «А зачем мне себя так травмировать, я лучше посижу дома».
В общем, я поняла, что теперь соглашаюсь, только если мне очень нравится проект: супернеобычная идея — как, например, Дэниел Рэдклифф в последнем фильме [«Пушки Акимбо»], где максимально сумасшедший сценарий. Это круто. Даже если в проекте нет денег, и я никого там не знаю, но сценарий какой‑то оригинальный и крутой — этому проекту можно сказать да. Или мне понравилась роль, которую мне никто никогда не предлагал. Но идти сейчас на компромисс, работать с надеждой, что получится хорошо, — нет, должно быть что‑то, что стопроцентно тебя цепляет. При компромиссах в 99 из 100 случаев хорошо не получится.
— Можешь привести пример, как реагирует по-настоящему хороший режиссер, когда ты просишь поменять текст?
— Я как‑то шутила, что Боря Хлебников («Обычная женщина») — режиссер, который попадет в рай. Вот взять любой текст и сказать, что мне его неудобно говорить, и Боря скажет: «Все, выкидываем. Не надо. Меньше текста. Меньше. Еще меньше». Мы же не разговариваем в жизни так, как это зачастую пишут. Бывают моменты, когда вообще ничего не надо говорить, посмотреть достаточно. Нет, нам надо сказать вслух, надо все объяснить, будто для тупых. А люди не тупые, люди чувствуют фальшь.
Я посмотрела сериал «Unbelievable» на Netflix. И пока смотрела, поймала себя на мысли: охренеть, вот главная героиня сидит, и ей не нужно размазывать сопли по экрану, чтобы я, как зритель, поняла, что ей плохо. Она просто смотрит, и все понятно.
— Короткометражка «Саша ищет таланты» — как ты стала частью этой задумки и что это за проект?
— Это классная история! Началось все на проекте, где я немножко вышла за актерские рамки и попробовала себя в креативном продюсировании. Тогда мой товарищ познакомил меня с Пашей Сидоровым. Мы провели какое‑то время вместе — часов 6 просидели в кафе и проговорили про кино. С той историей все не срослось, я оттуда слилась, а с Пашей мы подружились. Он придумал сначала синопсис про чувака, который оказался супергероем, а потом написал короткометражку. Мы пригласили тогда Михаила [Трухина], он согласился. Все очень долго тянулось — Паша написал сценарий летом, а сняли мы фильм в последних числах декабря. Какое‑то время все были заняты, все провисло, потом пятое-десятое… В итоге все получилось, и получилось, по-моему, очень здорово и душевно. Самое главное — это настроение. Может быть, визуально там не все изысканно вышло, но в целом самое важное — это атмосфера и персонажи.
— Может ли «Саша ищет таланты» стать серией короткометражек? Или полноценным фильмом/сериалом?
— Посмотрим. Мы над этим работаем.
— В выпуске «Узнать за 10 секунд» ты с друзьями обсуждаешь, а не сыграть ли кого из музыкантов. Кого бы в итоге сыграла из музыкантов — российских или зарубежных?
— Это мой любимый выпуск. Я так соскучилась по своим друзьям на карантине, что пересматривала это видео. Сидела и думала: «Блин, мои пацаны, я так по ним скучаю». Они у меня самые лучшие. Мне кажется, мы там очень клево шутили.
А сыграла бы… Я бы сказала, что Florence, но Florence идеально сыграет Муся Тотибадзе. Там просто прямое попадание. Я бы скорее какую‑нибудь барабанщицу сыграла, потому что слабенько пою. Если будет роль про рок-группу, то дайте мне барабанщицу. Я немного занималась на барабанах, и это прям мое. Было бы у меня больше времени и места дома для установки, наверное, бы выучилась.
— Есть в твоей фильмографии не барабаны, но виолончель. Что с проектом «Квартет»? Почему он так и остался на стадии пилота?
— Его просто не запустили и все, хотя там был такой крутой сценарий. Я читала весь сезон, и там было очень мощно все, просто охеренно. Я вообще не понимаю, почему его не запустили.
— Сколько музыки в день ты слушаешь?
— По-разному, могу вообще не слушать, а могу весь день под музыку провести. У нас появился Spotify, ура! Нашла пару классных ребят недавно — британскую группу Nothing But Thieves и еще британцев Dinosaur Pile-Up. Мне все время хочется чего‑то нового, но с Led Zeppelin тягаться очень сложно. Есть всякие ребята типа Turbowolf, Royal Blood и Death from Above. А из старенького все уже переслушано… AC/DC, Bowie, Jack White. Вот такой плейлист.
— Часто ли ты бываешь в Беларуси?
— Бываю два раза в год минимум. У меня там родственники и друзья.
— Как думаешь, почему настолько массовые протесты и борьба начались в Беларуси сейчас, а не в 2015 году? Что изменилось по сравнению с 5-летней давностью?
— Потому что коронавирус. Я уверена, что все, что сейчас происходит в мире, из‑за коронавируса — у людей сознание изменилось. В Беларуси не было карантина, но при этом по всему миру умирают тысячи людей, а президент по телевизору заявляет, что вируса не существует. Не знаю, насколько нужно любить Лукашенко, чтобы проглотить и такое.
Ну и белорусы очень устали. Они — терпеливый и нежный народ, но больше не могут. В такой ситуации читать от людей, которые никогда не были в Беларуси, фразы в духе «у вас чисто на улицах, и че вы выпендриваетесь» — просто смешно. Нет, не так это работает.
— Как думаешь, чего удастся добиться протестующим в Беларуси?
— Очень сложно сказать. Хочется верить в то, что правда восторжествует. Страшно, что Лукашенко сейчас это задавит. Люди выходят бастовать, а им же надо семью кормить. Сейчас открыли сборы средств — они помогают, но очень переживательно, как же это все закончится.
— Закончим блицем. Ты оптимист или пессимист?
— Я сама по себе оптимист, но на ровном месте люблю устроить драму. Поэтому я бы сказала, что я — злобный оптимист.
— Для тебя 2020-й — хороший или плохой год?
— Для всех этот год очень специфический, но во всем есть свои плюсы.
— Худеть для роли или толстеть?
— Худеть, пожалуйста! Потому что, если толстеть, потом все равно худеть. Лучше сразу похудеть.
— Вопрос про адреналин. Прыжок с парашютом или выход из‑за театральной кулисы?
— С парашютом пока не прыгала, только собираюсь. Прыгала с тарзанки с 40 метров, но вот про выход из‑за театральной кулисы могу сказать, что он был абсолютно равноценен. Это была моя самая мощная ассоциация в тот момент. Надеюсь, еще театральные выходы будут.
— Импровизация или следование сценарию?
— Импровизация! Самая крутая импровизация, когда она случается вместе с партнером. Когда вы почувствовали друг друга и херачите.
— Авторское кино или мейнстрим?
— Авторское. Дерзкое авторское кино в духе фильмов «Человек — швейцарский нож» или «В этом мире я больше не чувствую себя как дома».
— Данила Козловский или Сергей Бурунов?
— Саша Петров!
— Почему Бурунов записан у тебя в телефоне как Ватрушка с творогом?
— В какой‑то момент начала его так называть. Ну он же моя ватрушечка с творогом. Такая сладенькая.
«Игра на выживание»