— В 2009 году вы закончили ВГИК. Чем занимались после?
— Какое‑то время документальными фильмами. Это продолжалось недолго, я буквально пару-тройку снял для телевидения. Затем один знакомый предложил снять клип, потом я снял еще один и начал заниматься музыкальными видео. Как‑то все по накатанной цепочке пошло: появились серьезные артисты, большие бюджеты. Это был классный опыт, он позволил мне прыгнуть дальше и попасть в индустрию рекламных роликов, которыми я на протяжении десяти лет активно занимался.
Во многом именно рекламная индустрия, эта короткая форма, стала для меня такой второй школой, которая позволила набить руку и сформулировать для самого себя, что я хочу от кино.
— А почему так надолго застряли в рекламе?
— Не то чтобы застрял, мне просто всегда был интересен малый формат.
Мне реклама нравилась именно своей лаконичностью: у тебя есть тридцать секунд, чтобы рассказать короткую и емкую историю, консистентно донести до зрителя определенную эмоцию. Как выяснилось, это была прекрасная тренировка и прокачка кинематографических скиллов.
Я всегда держал в голове, что моя сверхцель — это кино, и я так или иначе к ней приду. Можно вспомнить целую плеяду таких режиссеров, как Дэвид Финчер, Марк Романек, Спайк Джонз, которые также прошли вот эту advertising school. И мне кажется, она только благоприятно повлияла на все их картины.
— Какой работой за то время гордитесь больше всего?
— Был ряд успешных рекламных роликов, которыми я по разным причинам доволен. Но вот один клип во многом дал толчок к дальнейшей карьере — музыкальное видео для группы «Каста».
C Влади меня познакомила общая подруга, мы начали совместно разрабатывать идеи, и появился клип «Сочиняй мечты». На удивление, он получил мощный вирусный эффект. Тогда у «Касты» была договоренность с одним из каналов, то ли MTV, то ли «Муз-ТВ», но что‑то в последний момент не срослось, и Влади сказал: «А давайте мы все это в интернет выложим». Мы выложили, и там набралось какое‑то чудовищное количество просмотров за сутки. Я помню, как на следующий день проснулся, начал скролить ленту фейсбука и поймал себя на мысли, что везде наш клип. Можно сказать, немножко знаменитым проснулся наутро. Это была знаковая работа, меня заметили в рекламной индустрии, и вообще появилась возможность двигаться дальше.
— «Пассажир» — ваш единственный короткометражный фильм?
— Был еще один интересный экспериментальный проект на стыке музыкального видео и короткого метра. Лейбл Black Star и Тимати захотели сделать для нового альбома в качестве промоинструмента короткометражный фильм, и родился проект под названием «Капсула» — набор сцен, виньеток, мы их называли между собой «сны», которые превратились в артхаусное полотно. Там было довольно много саспенса, я все это пытался увести в хоррор-составляющую с присущей фактурой.
— В последующих проектах вы вплотную взаимодействуете с этой фактурой. Откуда у вас вообще интерес к хоррору и сайфаю?
— Я всегда любил фантастику, рос на этих фильмах, начиная от Спилберга и Ридли Скотта.
Я помню, это был, наверное, год 1994-й, папа приехал из командировки и привез четыре кассеты: «Индиана Джонс-1, 2, 3 и 4». Я посмотрел первые три, начал четвертую, и мне было непонятно, почему у Харрисона Форда вместо шляпы и хлыста теперь какой‑то пистолет и он бегает за роботами: выяснилось, что это был «Blade Runner», который наши русские пираты решили обозвать «Индиана Джонс-4». Меня поразил этот темный мрачный мир, хотя я был ребенком, мне была непонятна половина всех этих метафор, аллюзий, образов, запрятанных там, но они были очень привлекательными.
— Получается, «Пассажир» стал первым полноценным сайфай-плацдармом. Расскажите о нем.
— Я работал режиссером второго юнита на картине Федора Сергеевича Бондарчука «Притяжение», и именно там я понял: пришел момент, когда я уже не могу не снимать кино.
У меня родился абсолютно спонтанно хай-концепт жанра — сочетание научной фантастики с хоррором. Я описал концепцию проекта и показал разработку Илье Стюарту из Hype Production. Уже чуть позже к проекту присоединился Рома Волобуев, который предложил сюжет про советского космонавта, который вернулся из космоса и привез с собой паразита. Мы начали работать над аутлайном из которого в итоге вырос сценарий для короткометражного фильма.
— «Спутник» — это полнометражный «Пассажир»?
— Не совсем. «Пассажир» — это одна из вариаций, того, как бы могли развиваться события в «Спутнике».
— «Спутник» вам предложили снять сразу после успеха короткого метра?
— Я доделывал микс фильма «Пассажир» на студии Flysound, где Саша Андрющенко и Миша Врубель (продюсеры компании «Водород». — Прим. ред.) его посмотрели и стали правильным импульсом.
— А как вы познакомились с Андрющенко и Врубелем?
— С ребятами я познакомился на «Притяжении», они меня пригласили в качестве режиссера второго юнита, мы очень понравились друг другу и решили продолжить сотрудничество и сделать что‑то вместе.
У нас были на протяжении полугода встречи, мы щупали разные истории, уже на самом деле в этом жанре — хоррор и фантастика, — в итоге это немного приостановилось, и я ушел с головой в доделки короткометражного фильма. И так получилось, что ровно в момент, когда я доделал его, Саша с Мишей оказались на студии, увидели его одними из первых и сказали: «Это нужно срочно делать вместе». Вечером мне перезвонил Федор Сергеевич Бондарчук, буквально через несколько дней у нас была совместная встреча, где мы начали обсуждать будущее проекта, через какое‑то время к нам присоединился Олег Маловичко («Лед», «Притяжение», «Вторжение») в качестве автора сценария. Все как‑то очень стремительно произошло и обоюдно.
— То есть идея фильма ваша, и вы активно принимали участие в создании сценария?
— Я придумал хай-концепт и принимал участие в разработке сценария. Вообще, компания «Водород» практикует традицию writers room, когда в комнате собираются режиссер, продюсеры, автор сценария, и вот таким ограниченным кругом людей мы штормим, перекидываемся идеями, и затем уже автор уходит, работает над драфтом, который мы снова подробно читаем, начинаем между собой обсуждать. Для меня это была прекрасная школа, такой суперинтенсив, и мне кажется, я очень многому научился.
— Как подбирались актеры?
— Кастинг был долгим, но на самом деле все ключевые артисты нашлись практически сразу. Очень быстро в кастинге появилась Оксана Акиньшина, буквально на первой неделе проб. Мы сразу в нее влюбились и были уверены, что она и есть героиня, хотя поиски еще какое‑то время продолжали.
Точно так же еще на уровне обсуждений у нас звучала кандидатура Пети Федорова. Еще до проб, во время первого знакомства, мы как‑то энергетически с ним сошлись, просидели-проболтали часа два, даже не о кино, не о сценарии, а о каких‑то сторонних вещах. И уже потом, когда начались ансамблевые пробы, стало понятно, что Петя — это наш Вешняков [главный герой фильма].
В какой‑то момент мы поняли, что без его актерского участия фильм невозможен.
— Вы сказали, что вдохновлялись идеей русского «Чужого». Сюда сразу же напрашиваются и «Живое», и «Хищник». Чем все-таки «Спутник» от них отличается?
— «Чужой» и «Хищник» — остро-жанровые картины, где на первое место выходит конфликт инопланетного существа и людей. В «Спутнике» мы активно используем текстуру жанра, создавая атмосферу ужаса, но для нас это в первую очередь плацдарм для рассказа очень универсальной человеческой истории. Мы исследуем характеры и мотивации персонажей, их отношения друг с другом, и именно в этой области проявляется настоящая драма.
А хоррор и сай-фай — это такая правильная оболочка. В 1970–80-х был бум жанра в Голливуде, а сейчас снова какой‑то новый виток происходит и в хоррорах, и в научной фантастике. Поэтому мне показалось, что будет актуально сделать такое кино.
— А какие фильмы можно отнести к новому научно-фантастическому витку, по вашему мнению?
— Есть прекрасный фильм «Из машины» Алекса Гарленда, в свое время революцию сделал фильм «Район № 9» Нилла Бломкампа. Новаторская по-своему картина, в которой режиссер объединяет социальную метафору с мощным научно-фантастическим сеттингом.
— «Спутник» принимает участие в «Трайбеке». Как оцениваете шансы?
— Да никак не оцениваю. Сам факт участия в этом фестивале — уже огромная удача, тем более что в этом году мы — единственная российская картина. Конечно, жалко, что смотр не произойдет физически, здесь было важно, чтобы эту картину увидели зарубежные зрители. А награда здесь, мне кажется, — абсолютно второстепенная вещь.
— Онлайн-релизом в России, наверное, тоже немного расстроены?
— У меня двоякие ощущения. Когда появилась необходимость так сделать, было немного больно, потому что я, конечно, сторонник того, чтобы делать кино для большого экрана. И это кино создавалось для большого экрана. Но потом я переварил все эти ощущения и нормально к этому отнесся. Сейчас все происходящие события парализовали индустрию: кто‑то переносится, кто‑то переходит в онлайн. В России, насколько мне известно, мы одни из первых так делаем. Я думаю, что будет определенная тенденция, особенно если наш пример покажет хороший результат.
В любом случае тот, кому нужно, посмотрит картину на большом экране, у нас будет ограниченный прокат, после того как все это закончится. Также у нас будет театральный прокат в США, это уже свершившийся факт, это радует.
— Есть какие‑то ожидания насчет реакции на фильм в CША?
— Несколько дней назад вышел пресс-релиз, и уже есть благоприятные реакции на трейлер. На самом деле, мне дико интересно, потому что я стал свидетелем довольно большого количества фидбэка со стороны американских коллег. Есть какой‑то повышенный интерес к эпохе — видимо, сериал «Чернобыль» задал тренд.
Еще на этапе питчингов я, помню, показал короткометражку «Пассажир» одному знакомому продюсеру из кинокомпании XYZ films и сказал ему: «Смотри, это «Чужой» в СССР», — и он сразу же загорелся. Американского зрителя, видимо, особенно привлекает сочетание вот этой архаичной текстуры с каким‑то очень хорошо знакомым научно-фантастическим элементом, как пришелец.
— Эпидемия затронула релиз «Спутника». Что думаете о ее влиянии на российскую киноиндустрию в целом?
— Мне кажется, об этом рано говорить, еще не все осознали, что происходит. Конечно, все происходящее наносит мощный удар по индустрии, которая какое‑то время будет приходить в себя. Повлияет ли это как‑то в худшую или в лучшую сторону, мне сложно сказать, нужно время выждать и посмотреть на это. Я желаю индустрии скорее адаптироваться к новым условиям, чтобы мы все смогли смогли пережить этот нелегкий момент.
