— Фильм-нуар — не совсем то, чего от вас ожидаешь.
— Главным образом мне хотелось снять что‑то про язык свиста. И я долго сидел со сценарием, отбрасывал один вариант за другим, прежде чем остановился на таком вот мире, где все герои ведут двойную игру и что‑то скрывают.
— А как вы вообще узнали про этот язык?
— Я увидел телепередачу на эту тему и начал изучать вопрос. Меня заинтересовала древность этого языка — конечно, во всем этом есть и некоторая ирония, но в то же время это действительно редкая возможность в нашем технологичном обществе заглянуть куда‑то вглубь веков.
— На ютьюбе есть отличные клипы.
— О да, я видел, конечно. Ну и в конце концов я поехал на сам остров Гомера.
— И как вам остров?
— Он на меня произвел очень сильное впечатление. Это вулканический остров, и там такие камни поразительные — ну, фильм с этого начинается, собственно. Есть подъемы метров по восемьсот.
— И большой контраст с туристическим Тенерифе, очевидно.
— Конечно. И они его берегут — почти не разрешают, например, там строить. В центре острова очень красивый парк, который охраняется ЮНЕСКО, его вообще нельзя трогать — в общем, у них хорошая политика в этом смысле.
— А со съемками в таком случае не было проблем?
— Нет, они были очень открыты и дружелюбны. Вообще, мы не первая съемочная группа на Гомере, разумеется. Например, «В сердце моря» там снимали.
— Неизбежный вопрос: вы сами выучили язык свиста?
— Увы. Теоретически я знаю технику, но я не практиковался.
— Ваши актеры очень жалуются, говорят, сложно было.
— Да? Ну, я требовал от них каких‑то правильных движений, конечно. Где‑то свист наложен, но на крупных планах зритель, даже не понимая нюансов, увидел бы, что актер не свистит по-настоящему.
— Этот насквозь коррумпированный мир в вашем фильме — он как‑то вырос из реальной румынской коррупции?
— Да я бы не сказал, я особенно про это не думал. Это упражнение в жанре, в котором есть определенные правила — и, разумеется, в нуаре все всегда коррумпированы, и из американских полицейских фильмов вроде, допустим, «Секретов Лос-Анжелеса» мы представляем какой‑то тип героев. Но я не фокусировался именно на коррупции — разве что подсознательно.
Мне была интересна история этого персонажа, полицейского, который еще десять лет назад имел объяснение для всего на свете, а теперь вдруг перестает что‑либо понимать, теряет почву под ногами. Это новый мир. Он упоминает однажды, что его отец был какой‑то шишкой при коммунистах — а теперь вокруг него другая реальность, которую он не может контролировать. Он больше не может контролировать собственную судьбу. Я не хочу сейчас погружаться в психологию главного героя, но его гложат сомнения — о себе самом, о законе, о том, что он сделал.
— То есть все-таки в каком‑то смысле это и метафора румынского общества в новых условиях?
— В некотором роде, наверное. Но это фильм, в котором все идеи выражены через действия. И все персонажи, за исключением мамы главного героя — которая отличается искренностью даже чрезмерной, — играют какие‑то роли. Меня интересовали их движения, язык их тел. И я хотел, чтобы происходящее в этой картине было как бы немного отстраненным, нереальным, чтобы мы сохраняли дистанцию. Но это вообще, наверное, свойственно мне и фильмам, которые мне нравятся.
— Многие авторы сейчас пробуют работать в жанре.
— Во-первых, это, конечно, делает фильмы более доступными для зрителя, потому что люди знают эти коды. Но также ведь и нас, режиссеров, жанр формирует — мы растем на таком кино, нельзя об этом забывать.
— У вас там есть кусочек из «Искателей» Форда.
— Да, я наткнулся на этот фрагмент, и вдруг оказалось, что в нем практически отражается мой фильм, и там тоже свистят! Я страшно обрадовался и удивился — я когда‑то давно его смотрел, но не обратил на это внимания. А сейчас я просто просматривал вестерны, потому что хотел подготовить перестрелку в кинодекорациях.
— А еще у вас мелькает «Комиссар полиции обвиняет», румынская коммунистическая классика.
— Я все это смотрел, когда был маленьким. Там важно, что я показываю кусочек, где Миклован спасается бегством, — и это то, о чем думает наш герой, и когда тот по телевизору убегает, у меня сразу идет склейка к финальному эпизоду. И, конечно, это иронично, поскольку тот комиссар — образец неподкупности. Наверное, во всем этом проекте для меня есть какой‑то момент возвращения в детство. Придумывать такие сцены, из каких состоят «Свистуны», — это немножко ребячество и огромное удовольствие.
— А «Товарища детектива» вы смотрели, конечно? Это пародия как раз на румынское полицейское кино.
— Нет, к сожалению, слышал, но не видел.
