«Брачная история»: за что мы любим фильмы Ноя Баумбаха все это время

Середина 80-х, супруги Беркман, бруклинские интеллектуалы, оба писатели — Джоан (Линни) начинающий, Бернард (Дэниелс), похоже, конченый — после 17 лет брака решают разойтись, поскольку Джоан спит с кем попало, а Бернард превратился в самовлюбленного стареющего неудачника. Двое детей — папенькин сынок Уолт (Айзенберг), с трудом выходящий из переходного возраста, и маменькин Фрэнк (Клайн), с трудом в него вступающий, — оказываются на совместной опеке.

Теоретически всем известно, что настоящий режиссер, равно как и писатель, должен, облекая сокровенное в образы и слова, переступать через естественное смущение. На практике для этого надо обладать нешуточным мужеством — и с Баумбахом, описавшим собственное взросление и развод родителей, писателя и кинокритикессы, тут мало кто сравнится. Этот коротенький фильм почти целиком состоит из моментов, которые принято называть неловкими. Один пытается присвоить себе «Hey You» Pink Floyd и рассуждает о непрочитанных романах. Другой мажет спермой книжки в библиотеке. Третья водит домой теннисистов. Четвертый называет Кафку «одним из своих предшественников» и доводит образ профессора с духовным развитием школьника до черты, куда не доходила даже британская университетская проза. Все открывают двери, когда не следовало, говорят исключительно лишнее и в целом представляют собой компанию отталкивающих, эмоционально искореженных невротиков, легко затыкающих за пояс семью Тененбаум из фильма баумбаховского продюсера Андерсона. И несмотря на все это, Баумбах находит силы облечь катастрофу в форму комедии и добавить в безжалостный сеанс психоанализа граны примирительной нежности, достаточной, чтобы кино не превратилось в «Я обвиняю». Силы пройти между кальмаром обиды и китом прощения.

Станислав Зельвенский

Пожалуй, самый злой фильм обычно снисходительного Ноя Баумаха, снявшего Николь Кидман в роли одинокой матери Марго, которая приезжает формально порадоваться за выходящую замуж сестру, но имеет и к ней, и к жениху множество вопросов. Героиня Кидман, залезающая на высокое дерево на спор, — одна из лучших сцен в истории кино, где герой напрасно пытается что‑то доказать окружающим, но в первую очередь самому себе.

Алиса Таежная

Стиллер явно наслаждается ролью: природа ограничила его амплуа, а тут с помощью косметической правки привычный стиллеровский персонаж радикально меняется. Жесты, мимика, манера речи — те же, но в них не осталось ни грамма обаяния; зацикленный на своих скучных фрустрациях Гринберг — последний человек, с которым хочется оказаться в одной комнате.

Весь фильм, собственно, состоит из иллюстраций того, как тошно рядом с ним другим людям, вплоть до кульминационной вечеринки двадцатилетних олухов, на которой его уже просто рассматривают как экзотического зверька. Единственный, видимо, кто находит Гринберга небезнадежным, — Баумбах, традиционно вкладывающий в персонажей чуть больше себя самого, чем принято в светском обществе. Соратник и соавтор Уэса Андерсона, в собственных фильмах он последовательно саботирует его мифологию: прекрасные бессмысленные взрослые мальчики и девочки оказываются занудными, имен­но что бессмысленными паразитами. Это, конечно, такая же поза — и конечно, Баумбаху Гринберга жалко. Но все равно для этого поколения тонкошеих героев внятный антигерой тоже был необходим — и вот же он.

Станислав Зельвенский

Воздушная, фрагментарная драматургия «Фрэнсис» парит над золотыми метрами нью-йоркской недвижимости, и даже условные главки, делящие фильм, — адреса в Бруклине и Чайнатауне. Между которыми носится, с не вполне хореографической пластикой, героиня в своих цветастых платьицах — бесконечно раздражающая и при этом становящаяся родной примерно за первые полторы минуты. Когда‑нибудь Грете Гервиг придется меняться, но пока она превращает все, к чему прикасается (здесь она еще и соавтор сценария), в бабочек и печенье.

Очарованный Баумбах то помещает ее в монохромный вуди-алленовский Манхэттен, то пускает наперегонки с Дени Лаваном под «Modern Love», то оставляет в пространстве хипстерского ситкома — и везде она хороша, везде к месту. «Фрэнсис» остается саркастической комедией нравов, и вояж героини в реальный, не кинематографический Париж предсказуемо оканчивается фиаско. Но режиссер «Кальмара и кита» и «Марго на свадьбе», умеющий быть безжалостным как мало кто, впервые с легкостью идет на компромиссы — потому что впервые, кажется, снимает не о себе.

Станислав Зельвенский

Баумбах всерьез решил стать наследником Вуди Аллена: раньше он снимал по два-три года, сейчас два его фильма вышли в прокат с разницей в несколько месяцев. В «Пока мы молоды» супруги за 40 (Бен Стиллер и Наоми Уоттс) влюбляются в коварного хипстера (Адам Драйвер). В «Госпоже Америка» 20-летняя студенка (Лола Кирк) влюбляется в 30-летнюю дурынду (Грета Гервиг). Оба — отличные; «Госпожа», пожалуй, ярче. Как и Аллена, Баумбаха — уже! — обвиняют в самоповторах, но это не так, он очевидно эволюционирует. И, скажем, «Госпожа Америка», несмотря на поверхностное сходство с «Милой Фрэнсис» — ну да, Грета Гервиг на самом деле анти-Фрэнсис, — крайне язвительное, пусть и дружелюбное, разоблачение образа «ах, я вся такая внезапная». Баумбах черпает вдохновение в американской классике — комедиях 30-х, том же Аллене — и говорит на вечные темы, в первую очередь связанные с возрастом. Но он, как никто, может быть, в американском мейнстриме ловит энергию текущего момента, чувствует: настоящее — это хорошо забытое прошлое.

Станислав Зельвенский

Один из самых светлых умов американского независимого кинематограф Ной Баумбах снял фильм о своем кумире — великом режиссере Брайане Де Пальме. С одной стороны, он облегчил себе задачу, сняв фильм о субъекте, в творчестве которого отлично разбирается, а с другой — попробуй-ка заинтересовать так же глубоко других зрителей такими минимальными средствами. Фильм отличается от других подобных историй о режиссерах тем, что здесь нет набора людей, работавших с Де Пальмой, традиционно рассказывающих забавные истории о нем. Рассказчиком является сам Брайан Де Пальма, который с академической точностью разбирает ключевые сцены в своих фильмах, причем в хронологическом порядке. Это не тот фильм, если вы хотели больше узнать о жизни Де Пальмы. Но если вам интересно, что стояло за тем или иным его режиссерским решением, то выбор фильма очевиден.

Марк Губаренко

Ной Баумбах из каннского конкурса, печальная комедия про богемную нью-йоркскую семью, представленную тремя поколениями. Патриарх — Дастин Хоффман — когда‑то довольно успешный скульптор, сварливый эгоист, женатый в четвертый раз (на очень смешной Эмме Томпсон). Его дети от разных женщин — музыкант-неудачник Адам Сэндлер, уехавший в Лос-Анджелес зарабатывать деньги Бен Стиллер и работающая каким‑то завхозом Элизабет Марвел. Наконец, у Сэндлера подросла и отправляется в колледж учиться на режиссера милейшая дочь. Всех их разделяют копившиеся десятилетиями обиды, комлексы и неврозы, но что‑то при этом и объединяет — Баумбах, пристрастный и язвительный исследователь современной семьи, пытается определить, что именно. Как сказал бы герой Хоффмана, это его второстепенная работа — немного бесформенная, местами грубовато сентиментальная, — но, как всегда, умный, горький, смешной и наблюдательный фильм про самое главное.

Станислав Зельвенский

Вопреки названию, саму историю брака в драматической комедии (или комической драме) Ноя Баумбаха мы слышим лишь в пересказах героев. Видим же историю развода. По версии Николь, Чарли был зациклен на своей работе и не давал ей развиваться как самостоятельной творческой личности (вдобавок переспал с ассистенткой). По версии Чарли, он хотел как лучше для обоих, развиваться было особенно нечему (а переспал он разок и уже от отчаяния). Так или иначе, трещина в отношениях получила красивую географическую форму: она хочет жить в Лос-Анджелесе, где ее уже взяли в какой‑то сериал, он не мыслит жизни вне Нью-Йорка. Им бы и разъехаться, но непонятно, как, находясь на разных концах страны, делить сына.

Если «Нетфликс», второй раз подряд продюсирующий Баумбаха, постарается, «Брачная история» может стать кинематографическим аналогом рассказа «Кошатник»: зрители начнут занимать стороны в зависимости от собственного гендера. Оба героя довольно убедительно представляют свои позиции. «История» начинается с двух нарезок, сопровождающихся закадровыми комментариями Чарли и Николь о том, что им нравилось в партнере (написанных, как тут же выяснится, по просьбе терапевта для пар), и эти короткие портреты изображают людей, в которых трудно не влюбиться. Тем более что они — как в одной сцене восклицает их бебиситтерша — страшно привлекательны чисто внешне.

Станислав Зельвенский