Ассимилировавшаяся в Нью-Йорке семья китайцев — мама, папа, Билли (Аквафина) — узнает о том, что их любимая бабушка, оставшаяся на родине, умирает на четвертой стадии рака. Но поскольку в Китае сообщать о болезнях не принято, большая и шумная компания родственников говорит бабуле, что они все хотят ее навестить в связи со свадьбой кузена. Членам семьи приходится подыгрывать, но выросшей в США Билли очень сложно понять и принять такие семейные, с позволения сказать, ценности.
По прилету в Китай Билли выходит из аэропорта, и ее сразу встречают десятки рук встречающих таксистов, из машины она видит недостроенные панельки, которые, скорее всего, так и не дождутся кинутых дольщиков, а тусклое небо светит беспросветно серым. Чуть позже на кладбище у могилы дедушки выяснится, что похоронные и скорбные обряды у китайцев почти как у русских: хоронить непременно в земле, а не развеивать прах, и оставлять у памятника любимую еду покойного. Вообще все это потрясает русского человека не так сильно, как и американца, и поначалу фильм кажется такой «Нелюбовью» на мажорной ноте с прививкой китайского Нового года, где все немного скрывают боль и правду, но по итогу оказывается скорее «Трудностями перевода» с Аквафиной вместо Йоханссон и бабулей вместо Билла Мюррея.
Сложностям перевода поддаются социальные нормы и традиции. Сам факт болезни для китайцев будто страшнее смерти — для этого, конечно, нужно понимать национальный контекст в целом. Исторически сложилось, что народ Китая очень сильно зациклен на постоянном приумножении благ, каких‑то талисманах, тотемах, травах, долголетии, — и в конце концов этим обусловлена такая популярность супергеройского кино в Поднебесной. Жизнь буквально повязана на вере в сверхсилы. Потому решение семьи скрыть от бабушки ее болезнь никому из родственников, кроме Билли, не кажется морально противоречивым анахронизмом. Несколько угнетает, что весь фильм проговаривается примерно одна мысль: на Западе жизнь принадлежит человеку, а на Востоке — семье. Да и сама тема с культурными различиями где‑то через час начинает утомлять. На свадьбе исполняют «Killing Me Softly», а затем какую‑то милую китайскую песню. Но, безусловно, подкупает, что такое прогрессивное для Китая кино снято с позиции американской постановшицы Лулу Ванг, родившейся в Китае, но в детстве иммигрировавшей в Штаты. И сама Билли по фамилии Ванг — ее проекция, так как и история автобиографична. Бабушка Лулу узнала о своем диагнозе шесть лет назад и до сих пор борется с болезнью.
«Прощание» — второй за год громкий азиатский фильм после «Паразитов», строящийся на тлетворности семейной лжи. Элегантная мелодрама Ванг под этой идеей скрывает вещи куда более тонкие, чем надрывной гран-гиньоль Пон Чжун Хо. Прощание происходит не только с бабушкой, но и со своей родиной. Семья из двадцати человек не видит друг друга годами и разъезжается по континентам, но съезжается только чтобы кого‑то проводить в последний путь. Во многом именно тема утраченного гражданства делает картину настолько востребованной на Западе и заявляет о ее серьезных шансах в нынешнем наградном сезоне.
Традиция крепко врать по Ванг иллюстрируется аккуратными вкрадчивыми деталями: поезд несется в подземке и разделяет Билли с бабушкой по разные стороны станции, национальный рисунок с рыдающим пупсом предательски наблюдает со стены туалета. Семья чинно сидит за столом, где еда ездит по кругу и олицетворяет лживую поруку бесконечных праздников, где родственники даже толком не могут пообщаться по душам, и выходит в символ круга жизни, грустного и непримиримого, как финал с выкриком, пугающим птиц на ветке, переходящим в нежно исполненную на китайском песню «I Can't Live Without You». Конец безошибочно отсылает к первому кадру с бабулей на фоне аппликации горного озера в цветах в на стене. Никогда нельзя правильно проститься, но всегда можно помнить, как бабушка учила правильному тибетскому дыханию. Выдох. И снова вздох.
Дениса Виленкина
