После того, как элитный киллер и достойный сын Белоруссии Джон Уик (Киану Ривз) открыл огонь на территории гостиницы «Континенталь», он был объявлен «экскомьюникадо»Статус отлученного от закрытого сообщества вроде киллерского братства или церкви. — и теперь, благодаря другу Уинстону (Иэн МакШейн), у него есть всего час: по истечении отведенного времени все наемные убийцы мира начнут на него охоту. Однако прежде чем бежать из Нью-Йорка, Уик решает заскочить в публичную библиотеку за жизненно важной заначкой, которая хранится в «Русских народных сказках» Александра Афанасьева, — но недруги находят его и там, так что киллеру по прозвищу Баба-яга приходится уходить от преследования на коне.
Четыре года назад «Джон Уик» реанимировал карьеру Киану Ривза и здорово переизобрел заскорузлый жанр боевика, а когда вторая часть оказалась даже круче первой, это стало весомым поводом для разговоров о том, что бывший каскадер (и дублер Ривза в «Матрице») Чад Стахелски, кажется, вдохнул в экшен новую жизнь. В третьей части он не сбавляет оборотов, но добавляет в сюжет, и так набитый развесистой клюквой, еще больше абсурда. Когда Киану Ривз вскакивает на коня и мчится по утопающему в неоне ночному городу, в нем видится даже не Арнольд Шварценеггер из «Правдивой лжи», а всадник Апокалипсиса, наподобие Арьи из пятой серии «Игры престолов» (кстати, в третьем «Джоне Уике» появится и Бронн).
То есть франшиза становится все больше похожа на сказку, но не русскую (с помощью Афанасьева герой Ривза лишь виртуозно убивает людей), а арабскую. Где‑то в середине фильма Уик отправится в Касабланку, где его ждет незабываемая встреча с героиней Халле Берри, которая тоже мастерски умеет стрелять по людям (впрочем, для этого ей, как и Ривзу, пришлось хорошенько тренироваться), а также блуждание по пустыне в поисках Старейшины (Саид Тагмауи), который, словно синий Джинн из грядущего «Аладдина», может помочь отпустить ему грехи, ведь к нему прислушивается даже Правление кланов.
Меж тем прошлое Уика все также остается окутано тайной: мы только узнаем, что он белорусский сирота по имени Джордани Йованович, а его воспитанием занималась Режиссер (Анджелика Хьюстон) — член криминального «высокого стола» и балетный хореограф. Так что у франшизы остается пространство для маневра, если она вдруг решит разрастись — а ей есть куда развернуться: с каждой новой серией экшен в картинах становится все более виртуозным. В третьем фильме, например, есть невероятная гонка на мотоциклах, марокканская разборка с участием двух разъяренных овчарок, карпентеровского толка нападение на «Континенталь» и перестрелка в стеклянной комнате, которая была и во втором фильме, но тут она достигает уровня пряток в зеркальном лабиринте из уэллсовской «Леди из Шанхая».
На роль главного антагониста был выбран Марк Дакаскос, герой которого говорит со смешным восточным акцентом и является тайным воздыхателем Уика (хотя и его полной противоположностью: в отличие от Джона, он кошатник, а не собачник). Эта гомоэротическая линия, пожалуй, самое смешное, что есть в фильме, который в остальном окончательно превращается в кинематографический дивертисмент. Драматургия «Джона Уика» — это драматургия боевой хореографии, смертельных номеров. Они скрепляют необязательный в целом сюжет, который также условен, как в каком‑нибудь «Лебедином озере» — или в балетной постановке «История двух волков», которую показывают внутри фильма в Театре Тарковского. Важно заметить, что если предыдущая часть только предполагала сравнение уиковского экшена с балетом, то в третьем фильме нам уже показывают сам балет, — а чтобы метафора стала до конца очевидной, героиня Анджелики Хьюстон говорит, что искусство — это боль.
И тут можно было бы порассуждать о том, что любое искусство невозможно без насилия и боли, а трилогия Чада Стахелски не только отличный каскадерский боевик, но и своего рода манифест такого рода развлечения, боевая хореография, очищенная от большого нарратива, — но все это не стоит того. Ведь в конечном счете «Джон Уик» не то кино, из которого выносят мысли. Это кино, из которого выносят тела.
Евгения Ткачева
