Канны-2019

«Дылда» Кантемира Балагова: женская драма в послевоенном Ленинграде

Фотография: «Пионер»
Режиссер «Тесноты» Кантемир Балагов снова оказался в каннском «Особом взгляде» с новой драмой «Дылда». Станислав Зельвенский рассказывает о проблемах второго фильма. Текст содержит спойлеры.

Осенью 1945-го в Ленинграде белобрысая девица баскетбольного роста по имени Ия (Виктория Мирошниченко), во время войны служившая зенитчицей, но демобилизованная после контузии, работает санитаркой в больнице и воспитывает маленького мальчика. Никто не знает, что это не ее сын, а подруги Маши (Василиса Перелыгина), ушедшей на фронт. Во время одного из своих регулярных припадков, когда Ия словно зависает, она (тут возможны спойлерыпридавливает ребенка насмерть.). Тут же на пороге коммуналки появляется Маша.

Второй фильм сокуровского ученика Кантемира Балагова, два года назад шумно дебютировавшего несовершенной, спорной, но живой и очевидно талантливой картиной «Теснота», снова свидетельствует, что у автора есть и амбиции, и способности. Однако реализованы они лишь отчасти: «Дылда» — незаурядное, но выморочное, натужное, мертворожденное кино, малоубедительное в литературном смысле (соавтор сценария — писатель Александр Терехов) и недостаточно блестящее в художественном.

Что особенно обидно, в этом анемичном, живописном фильме виден потенциал для психодрамы самого высокого накала. Смерть, секс, шантаж, психологические манипуляции, скелеты в шкафу, однополая любовь, наконец. То, что Балагову нравится ходить по краю и заглядывать дальше, было понятно по печально знаменитой документальной сцене казни в «Тесноте», и здесь он снова норовит ударить зрителя ниже пояса, уже в завязке (возможно, спойлерпридушив ребенка.). Но как выясняется — и если подумать, это неудивительно, — ничего столь же драматичного авторы придумать не в состоянии (хотя попытки есть — скажем, второстепенная линия с эвтаназией), и фильм уже с этой ранней сцены вынужденно начинает движение по нисходящей. Проще говоря, к финалу судьба героев беспокоит тебя меньше, чем в начале или середине.

Трейлер «Дылды», который монтировал сам Балагов

Отдельные эпизоды придуманы здорово — скажем, когда раненые в самом начале изображают для ребенка животных. Другие тянутся мучительно и никуда особенно не приводят. Но даже те, что вроде бы работают, никак не складываются в целостную картину, прежде всего, эмоциональную. Отчасти, вероятно, из‑за режиссерской неопытности, отчасти из‑за больших проблем с диалогами: герои то говорят нормально, то переходят на фразы вроде «я человека внутри хочу, дитя хочу, чтобы цепляться».

И конечно, не вина Мирошниченко, фактурной, но играющей, в общем, на одной ноте, и тем более замечательно таинственной Перелыгиной, что обе главные героини существуют словно в пузырях, почти не вступая в контакт ни друг с другом, ни с другими персонажами, ни с нами — притом, что неловкой, сопящей физической близости в фильме полно.

Да, на экране снова тесно (хотя оператор другой — Ксения Середа): Балагов любит вплотную приближаться к героям. Его тяга к крупным планам доходит до комического: когда в фильме мимолетно появляется борзая, камера и к ней лезет в морду, словно без этого сцена окажется недоигранной, а идея (прежде нам сообщили, что всех собак давно съели, так что борзая у героини Ксении Кутеповой, жены какого‑то большого начальника, — словно «феррари» в деревне) — непонятой. Ленинград, который не то чтобы сильно изменился за эти семьдесят лет, но прирос, например, стеклопакетами, виден, как правило, урывками или в расфокусе: почти все действие происходит либо в коммуналке, либо в больнице (с легким перегибом по части совпадений).

Явный перебор наблюдается и в цветовом решении фильма. Идея насытить изображение красным и зеленым по-своему элегантная (и, вероятно, несет в себе какой‑то глубокий, хотя и не сразу понятный символизм) — но не каждый же кадр? В какой‑то момент героиня посылает ухажера на кухню за тряпкой и уточняет, что тряпка зеленая — это уже какой‑то анекдот. К слову, играющий ухажера молодой артист — вылитый Владимир Путин, и сможет сыграть в байопике, если Владимир Владимирович переживет Маттиаса Схунартса.

Послевоенный СССР — неочевидный, недостаточно осмысленный и по ряду причин противоречивый материал: мы так привыкли, что об опыте тех лет можно говорить только с придыханием, что даже в этом вполне невинном фильме мерещится потенциал для какого‑то мелкого скандала. Остается надеяться, что всем нам не придется защищать священное право Кантемира Балагова делать свое пижонское и драматургически не слишком убедительное кино.

5
/10
Оценка
Станислава Зельвенского

«Дылда» выйдет в российский прокат 20 июня.

Расскажите друзьям
Читайте также