— В последнее десятилетие, с одной стороны, поднимает голову лженаука, с другой — случился невероятный бум научпопа. Как сочетаются эти два тренда? И кто, на ваш взгляд, сейчас побеждает, слон или кит?
— Мы живем в интересное время: массив знаний, накопленных человечеством, невообразимо огромен, при этом увеличивается очень быстро, и сама скорость его прироста увеличивается тоже. Сейчас выходит около полутора миллионов научных статей в год, по двести статей каждый час. Ни один человек на свете больше не способен ориентироваться не то что во всех науках — как было возможно во времена Ломоносова или даже Менделеева — но даже успевать следить за собственной областью знаний во всех ее деталях и ответвлениях.
Мы все — заведомые дилетанты. Это абсолютно неизбежно. Но это вызывает тревогу, люди, вообще-то, хотят представлять, как устроен мир. Поэтому они вынуждены обращаться к эрзацам знания. В хорошем случае это научпоп. Его авторы следят за каким-то относительно широким сектором науки, выбирают оттуда все самое интересное, снимают сливки, экономят читателю время, дают ему хотя бы самое поверхностное представление о том, что вообще сейчас в мире происходит, и, соответственно, возможность впоследствии самостоятельно погрузиться глубже в те области, которые его заинтересовали. В плохом случае это лженаука, которая дает иллюзию объяснения, успокоительно отсылает к традиционному прошлому, призывает игнорировать целые огромные массивы знания, чтобы не горевать оттого, что они все равно слишком непонятны.
— А как изменилась ситуация за последние, скажем, четыре года? Кажется, такая активная борьба с лженаукой — это довольно свежий тренд.
— Скорее он просто в последнее время стал более заметным. Так-то борьба с лженаукой — это типичный вход в профессию. Почти у любого популяризатора биологии, от академичного Александра Маркова до дерзкого Валентина Конона (минский популяризатор науки, автор канала TrashSmash. — Прим. ред.), есть какая-нибудь личная история о том, как он столкнулся с креационистами или с фанатами телегонии (псевдонаучная концепция о влиянии первого партнера женщины на ее будущих детей от других партнеров. — Прим. ред.), и это его так поразило, что он начал объяснять общественности, как обстоят дела на самом деле. Популяризаторы активно рубились за ГМО или против гомеопатии еще десять лет назад, просто тогда это еще было не в формате книжек.
Что действительно изменилось в последние пять лет — расцвел именно книжный рынок, стало издаваться очень много отечественных авторов. Мне нравится думать, что в этом отчасти есть моя заслуга: я написала первую книжку в неприлично юном возрасте, и эта книжка стала неприлично успешной, после чего все мои коллеги подумали: «Господи, если Ася Казанцева может писать книжки, то мы-то почему до сих пор этого не сделали?»
— О чем ваша третья книга?
— Книга называется «Мозг материален» и посвящена тому, как на наших глазах исчезает пропасть между нейробиологией и психологией. Это довольно хардкорный научпоп со множеством экспериментов, молекул и отделов мозга, и думаю, что немногие люди прочитают ее от корки до корки, ничего не пролистывая. Зато те, кто прочитает, немедленно захотят пойти на биофак или хотя бы в нашу прекрасную магистратуру по когнитивным наукам в Вышке.
Но во второй половине книги, когда уже я изложу все неизбежные базовые вещи, будет довольно много прикладных соображений о том, как поддерживать мозг — и психику — в более работоспособном состоянии, так что, надеюсь, эта часть будет интересна и широкой общественности.
— А как случилось, что иллюстратором стал Олег Навальный?
— Олег Навальный стал моим иллюстратором, потому что я цинично и коварно втерлась ему в доверие, пока он был в уязвимом положении и ему было некуда деться от моих писем. Мы пару лет переписывались, а потом, уже ближе к его освобождению, я сообщила, что начинаю писать книжку и он мне нужен. Он не решился мне отказать, понимая, что это разобьет мне сердце. Первый десяток иллюстраций он нарисовал еще в тюрьме, но дальше его, к счастью, выпустили, и дорисовывать картинки к остальным главам ему придется уже на свободе вместо всех остальных более интересных дел. Но я ему не сочувствую, а наоборот, страшно довольна, что провернула такую хитроумную комбинацию.
— А какие научно-популярные книги последних лет вы можете порекомендовать как читатель?
— Вот, например, Corpus только что перевел на русский язык совершенно замечательную книгу Уильяма Макаскилла «Ум во благо». Макаскилл — это современный философ, который занимается ровно тем, чем занимались философы тогда, когда эту профессию придумали: рассказывает людям, как им максимизировать пользу и радость от жизни. Его книжка посвящена разумной благотворительности и вообще тому, как выбирать, в какие проекты вкладывать силы, деньги и время, чтобы получить максимальную отдачу. Если говорить именно о научпопе, то самое яркое событие последнего года, думаю, «Воля и самоконтроль» Ирины Якутенко — о том, как гены и гормоны влияют на нашу способность отказываться от соблазнов и можно ли с этим что-то сделать.
— В последние месяцы были опровергнуты или подвергнуты серьезному сомнению сразу несколько экспериментов, которые считались практически неоспоримыми — тот же эксперимент с маршмэллоу, например. Как простому человеку сохранить веру в научную картину мира, когда эта картина постоянно меняется?
— Научная картина мира именно тем и отличается от религиозной, что способна меняться. На переднем крае науки постоянно возникают какие-то новые гипотезы, которые подтверждаются одними экспериментами, не подтверждаются другими; это порождает новые объяснения, которые, в свою очередь, надо проверять, и поначалу всегда происходит путаница — это нормально. Проходит пятнадцать лет, ученые приходят к консенсусу. Те вещи, в которых они уже точно уверены, попадают в школьный учебник, а фронт непонятного отступает дальше, но никогда не исчезает.
Просто когда эти процессы происходят в химии, астрофизике или даже нейробиологии, то они в принципе не отражаются в научных новостях, потому что речь идет о таких хардкорных мелких деталях, что общественность не готова в них вникать. Экспериментальной психологии в этом смысле повезло меньше: ее результаты в принципе проще объяснить, они всем интересны, и они получают широкую известность в тот момент, когда, в принципе, им еще не стоило бы ее получать. При этом и опровержения старых работ тоже получают известность не совсем в правильном ключе: обычно это шумный заголовок в духе «опровергли-опровергли, все неправильно», а если почитать первоисточники, то обычно выясняется, что скорее не опровергли, а дополнили, нашли дополнительные факторы, которые влияют на этот эффект, предложили другие возможные объяснения этого эффекта. Просто на заголовок про «опровергли» лучше кликают. И вообще любые простые объяснения запоминаются лучше, чем сложные.
Человеку, который хочет ориентироваться в информационном океане и не испытывать разочарования в том, что какой-то очередной психологический эксперимент опровергли — или уточнили, — просто не надо слишком доверчиво относиться к любой отдельной научной новости про любое отдельное свежее исследование. Ему нужно сесть на берегу и дождаться появления метаанализа, систематического обзора — такой публикации, которая описывает результаты не одного эксперимента, а тридцати схожих экспериментов, проведенных разными учеными в разных лабораториях. Из метаанализа выяснится, например, что этот психологический эффект наблюдается в восемнадцати случаях, не наблюдается в других двенадцати случаях, и, скорее всего, это связано с такими-то особенностями экспериментальной процедуры, найденной выборки, а еще возможна такая альтернативная трактовка, такая и еще одна. Просто это все скучно и медленно, восхищаться или возмущаться отдельным исследованием всегда гораздо веселее.
