Художник-архитектор (так сам он себя и называет) Александр Бродский не любит давать интервью, и его можно понять: о том, что он делает, трудно рассказывать словами.
Формально говоря, он создает нестабильные во времени и пространстве композиции из выбеленного — или, напротив, черного — дерева, найденных материалов, фрагментов домов, глины. Его объекты могут напоминать сараи или детские игрушки, деревенский туалет или глиняный город. Но часто они существуют в формате временной архитектуры, которую, как солнечный ветер, можно застать, только если точно знаешь, где и когда именно это происходит. «Тепляки» во дворе «Стрелки» простояли всего одну зиму 2011 года, в том же году случилось главное (по мнению жюри премии «Инновация») событие в отечественном искусстве — с помощью простых подсвеченных полотнищ заброшенная фабричная цистерна для воды превратилась в совсем другое пространство.
По приглашению Марины Лошак Александр Бродский поделил исторический кабинет директора музея на две комнаты — там, где заканчивается люстра, появился пол — и чистое и просторное верхнее пространство. Под ним, в нижней комнате, в сумраке теснятся витрины, шкафы и экспонаты.
Дурацкий ночник с попугаем и аудиодорожка с грозой и шумом волн в потайной комнате «Пролива» (инсталляция «Чайка-ласточка») в правильной компании создают ощущение корабельного трюма.
Возможно, самый романтичный ресторан в мире у воды — с фирменным наклоном архитектора. С точки зрения конструкции это забитые под углом сваи, на которые крепятся навесы-этажи, связанные друг с другом множеством узких лестниц.
Премию «Инновация-2012» вручили за совсем простую, казалось бы, инсталляцию: по кругу развешаны подсвеченные изнутри полотнища белой ткани, слегка напоминая построенную ранее «Ротонду». Заброшенная фабричная цистерна глубиной 16 метров сразу изменилась до неузнаваемости — и приобрела неожиданный строй торжественного зала.
Ткань, свет и выстроенные в линию домашние тапочки по замыслу архитектора должны были создать пронзительное ощущение пустоты.
«Павильон для водочных церемоний», напоминающий небольшой японский домик, сложен из оконных рам, спасенных во время сноса фабрики Бутикова на Остоженке. Внутри — небольшой стол и люстра-шар. Часть форточек открывается.
Три укрытых полиэтиленом тамбура («Тепляки») зимой 2011 года выросли во дворе «Стрелки» — с импровизированными небольшими кострами внутри, как некий символ зимней жизни.
«Приют одинокого шахматиста» на Венецианской биеннале-2016 был приятным контрастом к помпезному и несуразному Русскому павильону, почему‑то показавшему тогда развитие ВДНХ. Опять фирменный сарай Бродского с фирменным же чуть пьяным наклоном, как писали критики, создает щемящее чувство узнавания и как будто содержит в себе прототип всей русской архитектуры.
Этой весной Александр Бродский переделал душный советский кабинет директора Пушкинского музея в двухэтажное пространство, наверху которого — пустой белый зал с люстрой и столом, напоминающий то ли рай, то ли чистилище, а внизу — лабиринт из витрин и музейных экспонатов, среди которых была, например, собственная коллекция плавательных рыбьих пузырей. В «Проливе» он придумал секретный зал, где после пары настоек серьезно штормит, на Венецианской биеннале-2016 — покосившийся сарай под названием «Приют одинокого шахматиста», а в «Триумфе» недавно показывал забавную инсталляцию с ковровой дорожкой и сотней тапочек — тоже о загробной жизни.
Все его объекты, скульптуры, инсталляции, дома созданы как будто бы очень просто. Из отживших свое вещей и материалов при помощи незамысловатого решения света или звука ему удается создать фирменную атмосферу «бодрого уныния». Кто‑то говорит, что он единственный сражается за русскую архитектуру, показывает человеческую душу, работает с воспоминаниями, руинами (что интересно, и игрушки, и детали советской жизни, и античные руины — все для него одного порядка археология) и памятью.
Все критики наделяют работы архитектора экзистенциальными отсылками, но факт остается фактом: Александр Бродский — архитектор из бывших «бумажников» (так называют группу позднесоветских архитекторов, которым не удалось встроиться в индустрию, но их бумажные конкурсные проекты произвели сенсацию во всем мире), любимый всеми и бесспорно культовый, который не построил пока ни одного городского дома (впереди, правда, его первый большой дом на новом «ЗИЛе»). Поэтому чтобы увидеть его большие работы, приходится совершать настоящее поломничество — например, к фирменно наклонившемуся ресторану «Причал» в бухте Радости.
В этом смысле «Архстояние» превратилось не только в архитектурный парк, направление которому задает большой художник Николай Полисский вместе с командой фестиваля, но и в уникальное пространство, где собраны сразу три объекта Бродского, которые можно увидеть в любое время года, в любую погоду — и поразмышлять о том, как он, великий архитектор, менялся вместе с парком.
Кроватка (2006)
пугающая местных инсталляция около кладбища
К 2006 году Никола-Ленивец уже заработал вполне себе репутацию огромной фабрики искусства благодаря чуду, которое сотворил Николай Полисский: вместе с местными жителями он здесь слепил толпу снеговиков, сложил огромный зиккурат из сена, построил на излучине реки плетеный маяк. Постепенно появилась идея фестиваля, и в 2006 году наконец все сложилось. Построить собственные объекты Полисский вместе с неизменными кураторами фестиваля — Антоном Кочуркиным и Юлией Бычковой — позвал своих друзей, у многих из которых за годы работы над так называемой «бумажной» архитектурой скопилось много непостроенных объектов. Поэтому строить каждому предложили свою мечту. Одним из этих архитекторов стал Александр Бродский.
Его «Кроватка» в окружении забора с калиткой усилиями Николая Полисского сохранилась до сих пор. Она стоит на спуске холма и смотрит в сторону реки, совсем недалеко от кладбища рядом с Троицкой церковью. Называют ее иногда «могилкой».
«Я долго искал подходящее место под эту деревянную кроватку с оградой и в итоге расположил на склоне реки рядом с местным деревенским кладбищем. Хотелось, чтобы место не бросалось в глаза, а было укромным, для тихого и спокойного созерцания природы. Поэтому и находят ее не сразу — именно так и было задумано. Здесь можно лежать и наслаждаться видом».
«Александра Бродского мы пригласили на самый первый фестиваль среди самых тонко чувствующих архитекторов. Мы принципиально не формулировали для них общую тему — нам было важно, чтобы художники отреагировали на место и стали инициаторами нового художественного подхода на территории.
Мы предложили им воплотить свою мечту. Единственным ограничением было строить без бетона. Каждый придумывал что‑то свое, у каждого вышел достаточно острый проект, а Саша Бродский был удивлен главным пасторальным видом Никола-Ленивца — от Троицкого храма к изгибу Угры. Около церкви есть как раз старое кладбище, и оно вдохновило архитектора на первый его объект в парке, который был сделан как абсолютно могильное ограждение, где в центре ты видел не могильный камень, но почему‑то реальную кровать с деревянной подушкой. Тот, кто отважится в нее прилечь, мог представить себя в разных мирах — и живым, и мертвым. Это было такое сильное и очень сакральное высказывание с его стороны
На тот момент Никола-Ленивец был еще девственным — без развитой инфраструктуры, проложенных дорог. По сути для художников и архитекторов это была поездка на творческую дачу. Никого из них Никола-Ленивец не оставлял равнодушным — благодаря и творчеству Николая Полисского, и богатой истории самого места. Все тогда казалось очень хрупким и трогательным, и поразительно, что выросло в нечто большее».
Ротонда (2009)
Камин в окружении окон и дверей
За стенами, собранными из десятка с лишним найденных по деревням старых дверей, ничего нет, кроме камина и лестницы на крышу. Наверху — возможно, лучший вид на парк. В «Коммерсанте» тогда пошутили, что получился гибрид русской избы с печкой, павильона-бельведера и коммунальной квартиры — из‑за уймы разномастных закрытых дверей.
«Саша Бродский — один из тех, с кем работать очень непросто. Но вся наша команда ни при каких условиях не сомневается в его гениальности: он один из немногих художников, которым абсолютно точно удается почувствовать суть русской архитектуры в современном контексте.
В 2008 году мы работали над очередным фестивалем — на деньги гранта Евросоюза, чем выделялись на фоне кризиса вокруг. Одной из наших задач было выйти на новую территорию, и мы предложили Саше Бродскому создать знаковый объект на середине поля. На уровне интуиции мы почувствовали, что ему удастся угадать дух этого места, и он действительно смог: нарисовал на салфетке «Ротонду». Я думаю, что настоящее мастерство архитектора заключается в том, что тебе удается попасть не только в идею, но также в бюджет и срок — с тем грантом мы получили строго отчетные деньги, которые не могли превышать. А Саше удалось как‑то все поженить между собой, и буквально за полтора месяца на поле появился новый объект.
Интересно, что в «Кроватке» местные боятся лежать — они считают, что это плохая примета. Но для многих наших посетителей это приятные ощущения и шикарный вид. В «Ротонде», конечно, царит совсем другое настроение: ветер дует, пока ты прогуливаешься по галерее, и наступает внутреннее ощущение торжества. С верхней площадки весь Никола-Ленивец как на ладони, и в этом доме намного больше функции. Я бы не побоялась сказать, что если анализировать творчество Бродского на нашей территории, то можно увидеть, как он развивается благодаря Никола-Ленивцу как архитектор — от чисто художественного высказывания до фундаментального строительства. В конце концов, как говорит он сам, где еще сегодня возможно построить такой невероятный дом, как не в Никола-Ленивце?»
Вилла ПО-2 (2018)
Напоминание о стране заборов
Еще одна инсталляция из найденных объектов: дом из знакомых каждому бетонных заборов, перегородивших половину страны. В прошлом году можно было увидеть эскиз будущего дома (на фото), в этом показывают уже возведенный дворец со световым фонарем и всеми удобствами внутри (возможно, благодаря последнему это будет самое комфортное место, чтобы остановиться в Никола-Ленивце).
«Три года назад мы задумали новую стратегию „Архстояния“, которое идет по пути художественного девелопмента: мы увеличиваем жилой фонд вместе с художниками. В прошлом году мы предложили им поразмыслить над темой „Как жить“, и у нас появилось четыре новых дома, которые позиционируются как арт-объекты и гостиничная инфраструктура одновременно. Мы этому очень рады: одновременно мы убиваем двух зайцев: присутствуем в художественной среде и обеспечиваем парку стабильный заработок.
Саша два года назад предложил нам сделать такую виллу, идеей которой очень загорелся сам. Придумал ее он по просьбе куратора Антона Кочуркина, и все вместе мы полтора года ее разрабатывали, потому что бетонные советские плиты — как и все у Бродского — обязательно должны были быть найденными, случайными, старыми. Мы их искали полгода, выкупали и обменивали у самых разных людей. В наших руках они начинали рассыпаться, и восстанавливали их мы не менее кропотливо, чем реставраторы древностей. Для наших строителей это тоже был новый уровень задач: они умеют строить избу и каркасный дом, но как построить здание из забора, для них было совершенно непонятно. Так что весь этот год мы изобретали новые системы крепления, которые могут позволить этой идее стать функциональным жилым домом. Благодаря этой функциональной кооперации все получилось.
В этом году в Никола-Ленивце к „Архстоянию“ как раз и появится полноценный дом по проекту Александра Бродского, где смогут остановиться порядка пяти человек одновременно. Внутри бетонных стен неожиданно оказывается уютное пространство с камином, световым фонарем и всеми удобствами для жизни — но, как всегда у Саши, оно будет окутано имперским величием, так что внутри чувствуешь себя то ли царицей Нефертити, то ли Тутанхамоном».
«Еще с юности я обратил внимание на бетонные заборы. Они окружают нас со всех сторон еще с пятидесятых годов, но никто на них как будто бы не обращает внимания. А я на них всегда смотрел очень внимательно и очень любил.
В какой‑то момент решил, что можно использовать их как строительный материал, построить дом. Оказалось, что из‑за своей обыденности он хорошо сочетается абсолютно со всем, вписывается в любую среду: природа, город, деревня — абсолютно неважно. Так появилась „Вилла ПО-2“. Когда искали место под „Виллу“, мне хотелось, чтобы в одно из окон было хотя бы немного видно другую мою работу, „Ротонду“. Воспринимать „Виллу ПО-2“ нужно как жилой, гостевой дом: приходить туда большой компанией друзей, общаться, проводить время и, конечно, оставаться на ночь».