Софья Капкова: «Россия сейчас производит только оружие и культуру»

— Начнем с разговора о проекте «М.АRТ» — расскажите его предысторию? Зачем вы вообще все это затеваете? Какие у вас здесь амбиции? Кажется, будто вы примеряете фигуру современного Дягилева, глобального куратора, который переводит всю интересную русскую культуру на Запад.

— Полгода назад, когда работа над проектом «М.АRТ» шла полным ходом, я прочитала книгу «Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда» — поэтому ассоциации с его историей возникали каждую секунду. Но сравнивать нас совсем неправильно: затевая свой большой проект, он уже не мог работать в России. К тому же он был очень амбициозным человеком. А я совсем не амбициозная и, как вы видите, пока могу работать в России.

А идея родилась вот так: я занимаюсь многими культурными проектами, мне приходится много ездить по миру, смотреть, учиться. В какой-то момент я столкнулась с тем, что в зарубежных театрах и кино так или иначе присутствует русское — но это или «Три сестры» и «Вишневый сад», которые я, конечно, тоже очень люблю, или то, за что мне немного неловко. А где новое поколение? Где «брусникинцы», спектакли «Гоголь-центра», молодые русские хореографы? Мне показалось, что есть и потенциал, и аудитория, для того чтобы все это привозить и показывать.

— Вы чувствуете разное отношение к нашему современному искусству здесь и за рубежом? И ставите ли вы для себя глобальные задачи, связанные с трудностями перевода, как все тот же Дягилев?

— Скажу еще раз: мы не амбициозны. Мы — в хорошем смысле нишевый продукт. Мы не везем ни проекты на миллионы зрителей, ни полноценные гастроли. Мы устраиваем разовые события и четко понимаем для себя, что большая часть нашей аудитории — люди, говорящие на русском языке, мне понятно, как работать с ними. Но в то же время для нас важно не оставаться в этой нише, а познакомить людей, вне зависимости от их национальной и культурной принадлежности, с яркими, интересными культурными проектами, созданными в России в последнее время.

В год у нас будет проходить порядка десяти событий, и примерно половина из них — это танец и музыка, которые не нуждаются в переводе. Перед каждым событием мы планируем привлекать лекторов, чтобы разъяснять, например, кто такой Леонид Десятников и почему Алексей Ратманский ставит все свои последние балеты именно на его музыку, в чем феномен этого уникального отечественного композитора. То, что нуждается в субтитрах, будет идти с ними — это нормальная практика для ЦДК, где большинство фильмов мы показываем с субтитрами.

— Как вы для себя определили те виды искусства, которые идут на экспорт, — почему в этом списке нет, например, современного искусства, но есть современный танец? Вам кажется, что он в России лучше развит?

— Все просто: для того чтобы заниматься современным искусством, у меня нет ни образования, ни опыта работы. Кроме того, не забывайте, что у меня нет миссии Дягилева, я просто показываю то, что интересно мне и нашим кураторам.

— Как вы думаете, почему самое интересное в нашей культуре сейчас переместилось в театр? Видеохудожники возглавляют большие театры, лучшие современные композиторы пишут оперы — и публика, кажется, относится к театру намного внимательнее, чем раньше.

— Россия сейчас производит только оружие и культуру. Плюс в сложные и переменчивые времена всегда рождалось большое количество удивительных людей, которые могут тонко почувствовать и отразить эти перемены в творчестве. Что же еще такое музыка и танец как не отражение духа времени?

А еще я думаю, что люди идут в эти новые области, потому что готовы рисковать. Иногда и терять нечего.

— Как вы планируете совмещать огромную работу по проекту «М.АRТ» с ЦДК? Про вас «Коммерсантъ-Стиль» смешно написал: «Быстро говорит, быстро думает, быстро ходит». Придется ходить еще быстрее?

— Я многое не успеваю, но все проекты, которыми я занимаюсь, тесно связаны друг с другом. ЦДК — фабрика, которая требовала много внимания и сил вначале, а сейчас ее нужно только контролировать. Онлайн-платформа неигрового кино NonFiction.Film, которую мы запускаем в апреле, — продолжение работы ЦДК, его делает та же замечательная команда. Фестиваль современной хореографии Context — это другая команда, и среди наших планов были мировые гастроли. Уже съездили в Гаагу, начали гастрольный тур по России, в рамках проекта «М.АRТ» проведем специальные показы в Лондоне и Нью-Йорке. Так что с моей работой, как и во всем в мире, — нужно просто найти правильный угол зрения, и окажется, что все со всем связано.

— Хорошо, тогда спрошу так: сколько часов в день вы работаете и сколько спите?

— Сплю я мало — по пять часов, бессонница. Но я очень организованный человек, всю жизнь живу с дневниками и календарями. У меня в принципе нет такого понятия, как работа: вчера вот, например, я посмотрела четыре документальных фильма — два на работе, один в машине, один — пока спал мой ребенок. Это работа? Скорее это просто жизнь, рутина. Получается, я просто делаю то, что мне интересно, и удивительным образом это является моей работой.

— ЦДК в прошлом году отметил свое пятилетие. Согласитесь с моим предположением о том, что в том числе благодаря ЦДК границы между документальным кино и художественным стерлись: тот же фильм «Дрис ван Нотен» идет и у вас, и в торговых центрах?

— Границы действительно стираются, и жаль, что многие по-прежнему считают документальное кино утилитарным искусством для узколобых снобов. Документальное кино бывает как нишевым, как фильм про сноубордистов и для сноубордистов, так и наоборот: тот же фильм «Дрис» как хорошо изложенная человеческая история должен быть интересен простым обывателям, не связанным с фэшн-индустрией. Точно так же, как победитель «Оскара» этого года — фильм «Икар». Ну вы же не подумаете, что это будет интересно лишь тем, кто знаком с мельдонием? Нет, это интересно любому человеку в любой точке мира — нетривиально рассказанная детективная история трогает любого зрителя.

— Вдогонку истории про фэшн хочется спросить: насколько вещи и мода важны для вас?

— Фэшн как индустрию знаю плохо. Как образ жизни — меня это не интересует. Я была от силы на нескольких показах Саши Терехова — и то только потому, что его очень люблю. А к вещам я отношусь спокойно: я приехала в Москву в 13 лет и успела до этого сменить 7 школ — когда растешь в условиях постоянной смены домов, квартир и друзей, нет и привязки к вещам. Я очень легко со всем расстаюсь.

— Почему онлайн-кинотеатр NonFiction.Film запускается именно сейчас? И можно ли сравнить его с Netflix?

— Любое сравнение будет неправильным, Netflix — гигант. Но у нас есть одно общее — мы считаем, что за искусство надо платить. Поэтому мы хотим сделать документальное кино доступным всюду, где бы вы ни находились, но не бесплатным, беря во внимание, что каждый ваш просмотр — это заработок документалистов, материальный вклад в их будущие проекты. Я борюсь даже со своим сыном, чтобы он не занимался пиратством, не качал кино в интернете. Считаю, что скачать фильм — это тоже самое, что взять чужую сумку в ресторане или сесть в чужую машину.

— Для меня всегда большой вопрос, как в Москве быть семье двух бюджетных работников с двумя детьми: их билеты в один только ГМИИ потребуют потратить полторы тысячи рублей. А если их бюджет составляет 40 тысяч на всю семью? Они просто не будут иметь возможности пойти потом ни в «Гараж», ни в Консерваторию — не только в этот день, но даже в ближайшие месяцы.

— На такие темы говорить не принято, и у меня нет готового ответа. Но, возможно, даже если эта семья один раз за год сходит в Пушкинский и дети будут видеть, что их родители заплатили эту существенную сумму денег за вход… Не думаю, что они иначе воспримут искусство, но, возможно, этот поход сильнее останется в памяти. Может быть, и так. А может быть, если бы они могли ходить бесплатно в Пушкинский и «Гараж», то они бы выросли другими. У меня нет готового ответа на этот вопрос.

— Хочется спросить вас про благотворительные проекты — масштабную прокатную компанию с фильмом об аутизме «Анимированная жизнь» и ваш собственный «Победить рак». Вы чувствуете, что отношение к этим проблемам меняется?

— Я не занимаюсь благотворительностью в той форме, в какой это делают многие мои друзья. У меня нет эмоциональной силы и крепкого стержня внутри. Да, мы показываем фильмы на не очень популярные темы, но «Анимированная жизнь», номинант на «Оскар», — это, прежде всего, очень классное кино.

Думаю, что отношение медленно, но меняется. Понимаете, о проблемах нужно разговаривать. Я взялась за проект «Победить рак» семь лет назад, потому что в основе этой документальной трилогии лежала личная история моей мамы. И мне хотелось про это рассказать, потому что когда мне нужна была помощь, помогали в основном лишь западные книжки. Неважно, чем ты занимаешься — рак, аутизм, документальное кино или проект «М.АРТ», — на первом месте должна быть искренность. Если тебя и правда волнует то, что ты делаешь, то все получится. Если же ты сидишь и размышляешь, что про благотворительность стали говорить больше, и решаешь на этой волне ею заняться, то нет.

— Вы меня неправильно поняли — я совсем не хотела показать это как модную тенденцию, просто замечаю, что говорить на трудные темы стало легче. После акций в социальных сетях про депрессию и харассмент, например.

— Говорить точно стали больше — но это потому, что как только начинаешь говорить про что-то, то хор подхватывает. Так и нужно делать. Нужно не бояться показывать и рассказывать. Вот, например, документальный фильм «Моника и Дэвид» о молодой семейной паре, которой не хватает денег, она ищет новое жилье и работу, переживает из-за соседей и того, что мама пытается давать советы. Проблемы эти у всех одинаковые, но в том фильме нюанс в том, что эта пара с синдромом Дауна. Я была взрослым человеком, когда увидела это классно сделанное кино, и для меня это был шок: люди могут жить полноценной жизнью по-другому. Почему они не могут так у нас? Я не могу бегать по городу с криками, почему же в России такое невозможно. Но я могу показать этот фильм. На следующий день после показа нам позвонил человек, который был с ребенком в зале. Он поймал себя на мысли, что ему приходилось делать над собой усилие, чтобы досмотреть кино и вообще начать думать об этой проблеме. А его дочке, возможно, никогда не придется прикладывать усилие. Потому что она уже увидела это в детстве. Для нее это норма. Популяризировать благотворительность в таком понимании я и стараюсь, и из этих маленьких шагов должен сложиться правильный путь.

— Как создателя фестиваля о городской культуре и жизни современного общества Center Festival спрошу вас: что бы вам хотелось изменить в Москве?

— Для меня Москва трудный город — я прожила здесь практически всю жизнь, в какой-то момент был период больших ожиданий и больших изменений. Многое изменилось к лучшему, но некоторые вещи еще должны поменяться. Например, я не выношу стоять в пробках по четыре часа. У меня маленький ребенок, и я его почти не вижу, потому что приезжаю домой слишком поздно. А хотелось бы приехать домой, уложить ребенка спать, а потом сходить на хороший фильм в соседний кинотеатр. Но это не получается просто хотя бы потому, что рядом с нами нет кинотеатра с интеллектуальным репертуаром. Понимаете, от этого очень многое зависит, а культура в принципе зависит от урбанистики. Изменения в Москве сейчас как будто выбрали другое направление.

Поэтому каждому остается только одно — работать над своим проектом, над своей семьей. Нужно возделывать свой сад и ждать. Я оптимист, поэтому всегда убеждаю себя, что в итоге все будет хорошо.