— Похоже, многие сомневаются, что человек так уж сильно влияет на природу. Можем ли мы в самом деле ее разрушить?
— Можем, причем по-настоящему. Отчасти — из-за повсеместного роста численности населения, а отчасти — из-за ужасной нищеты. Когда ты действительно беден, ты будешь вырубать лес под поля, просто чтобы кормить семью. А в городе приходится покупать самую дешевую пищу, выбора нет, и нет возможности остановиться и подумать, откуда она берется, как ее делают, вредит ли производство природе, подразумевает ли оно жестокое обращение с животными или людьми. Еще одна проблема — нерациональный стиль жизни. Многие из нас обладают куда большим, чем нам нужно на самом деле, и делают покупки не задумываясь. Три этих фактора: рост численности населения, бедность и безрассудное потребление — приводят к загрязнению и разрушению нашей среды обитания. И это не просто теоретическая возможность. Если мы не объединим усилия и не предпримем что-нибудь, планета в конечном счете погибнет.
— После открытия NASA семи планет размером с Землю возле звезды TRAPPIST-1 люди стали говорить, что теперь у нас есть план Б.
— О нет, это безумие. Послушайте, от шимпанзе нас главным образом отличает уровень развития интеллекта: мы, вне всяких сомнений, самые разумные создания, что когда-либо ходили по Земле. Разве не кажется диким тот факт, что, несмотря на все наши знания, мы все равно пытаемся разрушить свой единственный дом?
Да, кое-кто говорит, что в будущем у нас может появиться шанс переселиться на другую планету. Но сколько людей действительно смогут сделать это? Это не более чем научная фантастика. Разве планета, на которой мы и так живем, — со всем ее биологическим разнообразием, с таким количеством изумительных мест, ландшафтов, экосистем, — не прекрасна? Почему бы не подумать, как сохранить все это, вместо того чтобы мечтать о бегстве на другое небесное тело, природу которого мы все равно потом тоже погубим?
— Так думает общество потребления.
— Именно. И так думает большой бизнес, который уверен, будто развитие экономики — это ответ на любые вопросы. Но мысль о том, что на планете с ограниченными природными ресурсами возможно неограниченное экономическое развитие, абсурдна. Она уже привела к тому, что мы используем больше, чем Земля в состоянии восстановить.
— С чего же начать, если ты все же задумался об экологии?
— Думаю, первое, что нужно сделать, — это немного почитать об окружающей среде. Собственно, главное, что может сделать каждый, — это думать о последствиях своих ежедневных решений — что ты ешь, носишь, покупаешь — и как все это влияет на природу, животных и людей. Нужно просто научиться делать этичный выбор. Если сотни тысяч людей каждый день будут принимать этичные решения, мы начнем двигаться к более безопасному будущему.
Мы попали в такое трудное положение во многом потому, что, осознавая, какой вред наносится планете, люди чувствуют себя беспомощными. Они думают: «Все эти социальные и экологические проблемы так ужасны, а я просто человечек, что я могу?» И из-за чувства беспомощности они ничего не делают.
— Эту проблему вы и хотели решить, создавая Roots & Shoots? Ведь идея этой программы, по сути, заключается в том, чтобы каждый нашел себе сад и возделывал его. Никто не обязан в одиночку решать глобальные вопросы.
— Да, и у молодежи это вызывает огромный энтузиазм. Сегодня я была в школе, и дети, от четырех лет до старших классов, с таким воодушевлением рассказывали о своих проектах и переменах, которых им удалось добиться. То, что делают молодые люди, для меня один из главных источников надежды.
— Что нам могли бы рассказать о нас ближайшие родственники — шимпанзе, которых вы так долго изучали?
— Одну вещь: что мы ведем себя очень высокомерно. Мы, люди, считаем себя особенными, необыкновенными, хотя на самом деле во многом мы вовсе не уникальны. С точки зрения биологии мы очень похожи на шимпанзе и других приматов: у нас почти такая же ДНК, способы общения, строение мозга. Сегодня мы знаем, что интеллектуальные возможности животных поразительны и превосходят все, что мы когда-либо могли вообразить, — и речь не только о приматах, но и о слонах, китах, дельфинах, тиграх, лошадях, коровах, птицах, осьминогах, даже о насекомых. Это целый новый мир, и мы только-только его для себя открыли. А началось все с шимпанзе. Ведь они так похожи на нас биологически, что в процессе их изучения для зрелой науки впервые стало по-настоящему очевидно: в конечном итоге не существует никакой черты, отделяющей нас от всех прочих представителей царства животных. Разница заключается не в характере, а в степени развития.
— У вас когда-нибудь были друзья среди шимпанзе?
— Не в том смысле, в каком вы можете подумать. Очень давно, когда мне удалось узнать о них так много, и я проводила столько времени с Дэвидом, Голиафом, Уильямом, Фло и ее семейством, Мелиссой, Пэшн и мистером Мак-Грегором. Я узнала их изумительно хорошо. Они не были для меня семьей — и не были как собаки: они скорее напоминали людей, а не животных. Это был новый тип отношений, непохожий на любой другой, который я могла бы описать на бумаге.
— Они испытывают сложные эмоции — такие, как чувство вины или надежда?
— Да: чувство вины, счастье, печаль, страх, отчаяние, гнев, чувство юмора — все эти вещи, которые мы привыкли приписывать исключительно себе, шимпанзе на самом деле делят с нами.
— А как насчет поисков смысла?
— Не думаю, что животные задают вопросы о смысле. Эти проблемы связаны с человеческим интеллектом. Мне кажется, столь тонкий и сложный интеллект развился у нас потому, что в какой-то момент своей невероятно долгой эволюционной истории мы научились общаться при помощи слов — написанных, сказанных, а теперь и электронных. Впервые на планете возник вид, который оказался способен учить новые поколения тому, что знали предки. Который мог обсуждать проблемы с теми, у кого был иной опыт, и пытаться найти решение. Мог планировать будущее. Это изменило все на Земле.
— Но можно ли, тем не менее, назвать нас умным видом?
— Мы очень развиты интеллектуально, однако успели доказать, что отнюдь не умны. Ведь мы разрушаем свою единственную среду обитания. Нет контакта между нашим изумительным мозгом и нашим человеческим сердцем, которое умеет любить и сострадать. Вместо того чтобы задать вопрос «Как мои планы на сегодня отразятся на жизни наших детей?» мы спрашиваем лишь: «Как это повлияет на меня, мое собрание акционеров, мою предвыборную кампанию?»
— В чем тогда заключается уникальное качество человека, если это не разум?
— У нас потрясающий интеллект, но я не думаю, что мы когда-нибудь сможем действительно реализовать свой потенциал — а ведь он огромен. Разве что однажды интеллект начнет сотрудничать с человечностью. Со способностью к любви, сопереживанию, умением рассказывать истории, веселиться, страдать.
— А как же сознание? Что оно, с вашей точки зрения, из себя представляет?
— Есть много определений, но, по сути, сознание — это способность понимать, что ты являешься собой, отличаешься от других, существуешь отдельно и обладаешь правом и возможностью выбирать, как себя вести. Но тут я не хочу углубляться в философию, поскольку о сознании писали столько блистательных умов.
— Сегодня вы — ученый с мировым именем и вдохновляете людей по всему миру, но много лет назад вы были просто молодым биологом с биноклем. Что подталкивало вас вперед тогда и заставило добиваться своих целей?
— Я с рождения люблю животных. Мне повезло, поскольку моя мама поддерживала меня в моих мечтах. Когда мне было 10 лет, я захотела уехать в Африку, чтобы жить рядом с дикими животными и писать о них книги. Все смеялись надо мной, а она — нет. Она сказала: «Если так, тебе нужно упорно работать, использовать все возможности, которые перед тобой откроются, и никогда не сдаваться».
Это и есть идея, которую я хочу донести до молодых людей. Моя награда — то, как много детей, подростков, юношей и девушек говорят и пишут мне: «Спасибо, вы были моим учителем. Потому что если вы смогли — и я смогу». Неважно, чем они хотят заниматься: изучать живую природу, или быть механиком и работать с летательными аппаратами, или преподавать экологию — это не имеет значения. Нужно не сдаваться, работать не покладая рук, и тогда вы сможете сделать то, чего хотите.
— А почему вы впервые захотели уехать в лес?
— Я прочитала книгу о Тарзане. Когда я выросла, то дождалась приглашения в Африку, скопила деньги, приехала туда и познакомилась с антропологом Луисом Лики. Он предложил мне изучать не всех животных подряд, а тех, что больше всего на нас похожи, и дал мне шанс, о котором я грезила с детства.
— Сколько вам тогда было лет?
— Двадцать шесть. Да, я начала изучать шимпанзе в 1960 году, а с Лики познакомилась в 1957-м.
— Вы до сих пор постоянно путешествуете. Вы никогда не боялись диких мест, в которых необходимо работать биологу?
— К сожалению, сейчас я в такие места попадаю редко. В основном я езжу в крупные города, поскольку именно там проблема загрязнения стоит острее всего и там должны работать Roots & Shoots. И еще я часто встречаюсь с людьми в сельской местности.
Я не боюсь — я ненавижу эти путешествия. Все эти современные меры безопасности, аэропорты, отели, загазованный воздух, машины, пробки. Упаковывать чемоданы, распаковывать чемоданы, общаться с властями. Нравится мне такая жизнь? Нет, не нравится. Я терпеть ее не могу. Я хочу либо жить в лесу, в покое, чтобы чувствовать его духовную силу, либо быть дома в Англии и писать книги для детей и для взрослых, чтобы разделить с другими то, что я усвоила на своем жизненном пути.
— Это большая жертва.
— Похоже на то, да. Но я просто думаю, что должна. Моя мама сказала мне: «Ты должна использовать свои дары». У меня есть два главных дара. Во-первых, хорошее здоровье (без него я не могла бы вести подобную жизнь) и, во-вторых, способность к общению — на словах и на письме. Мне пришлось работать над ней, развивать ее и использовать. Потому что для нас настал поворотный момент. Я не думаю, что у нас еще будет шанс что-то исправить настолько глобально.
— Что побуждает вас работать дальше?
— Желание донести свои идеи до как можно большего числа людей прежде, чем мое тело решит, что я больше не смогу этим заниматься. Когда тебе восемьдесят три, приходится задумываться, сколько дней у тебя осталось.
— Вы довольны тем, что сделали до сих пор?
— Я всегда повторяю: «Вы могли бы сделать больше». Но, думаю, сейчас я больше делать просто не могу. Это предел моих человеческих возможностей. И, да, я довольна, поскольку отношение изменилось во многих странах по всему миру. В континентальном Китае точек становится все больше. Я знаю, какое влияние там оказывает Roots & Shoots, поскольку люди постоянно говорят мне: «Я забочусь об экологии, потому что в моей школе была ваша образовательная программа». Я начала китайскую программу 23 года назад, и она сильно выросла с тех пор.
— Вы говорили, что, когда поняли, чем хотите заниматься, у вас появилось чувство покоя. Это чувство все еще с вами?
— Думаю, да. Люди часто видят это во мне и спрашивают, почему я выгляжу такой умиротворенной посреди хаоса, который царит вокруг. Наверное, я принесла это с собой из леса. Я научилась не вовлекаться в происходящее эмоционально, если только не случается что-то, на чем надо сосредоточиться. Все остальное — ненужный шум. Теперь я умею фокусироваться на значимых вещах и игнорировать то, что с ними не связано.
— То, с чем вы сталкиваетесь в работе, не вызывает у вас ненависти к людям?
— О нет. Я знаю, что в мире происходят очень плохие вещи, в том числе в политике. Но в то же время есть так много невероятных, удивительных людей, столько чудесных проектов. Они прикладывают столько усилий для того, чтобы мир стал лучше. Особенно молодежь, хотя и те, кто постарше, тоже. Конечно, есть знаковые фигуры, вроде Нельсона Манделы или Мартина Лютера Кинга, но вообще нас повсюду окружают те, кому удалось справиться с проблемами, которые прежде казались неразрешимыми. Я знаю слепого человека, решившего стать музыкантом: теперь он выступает перед детьми и вдохновляет их, поскольку говорит: «У меня получилось, а ведь я ничего не вижу!» Знаю человека без рук и ног, который путешествует и выступает как оратор. Его зовут Крис Кох, он канадец. У него есть только одна ступня и руки почти без пальцев (лишь на одной есть зачаток большого), не длиннее пятнадцати сантиметров. И он объехал всю Европу один, на скейтборде.
Нужно смотреть на хорошие вещи, чтобы увидеть, как их на самом деле много. Вот почему я создала сайт Jane Goodallʼs Good for All News. Поймите, медиа просто любят указывать на все самое худшее, поскольку это привлекает внимание. Они рассказывают об убийствах и коррупции и ничего не сообщают о прекрасных проектах и людях, которые их создают, а ведь это случается постоянно. Однако такое «неинтересно читателям». Вот в чем все дело.