Птичку жалко: «Серотонин» Уэльбека на сцене «Приюта комедианта»

17 января 2022 в 17:21
Фото: Сергей Колобов/пресс-служба театра «Приют комедианта»
Главный роман Мишеля Уэльбека последних лет «Серотонин» впервые оказался на российской сцене в постановке режиссера Андрея Прикотенко. По такому случаю худрук новосибирского театра «Старый дом» вернулся в родной Петербург. Анастасия Паукер рассказывает о новом спектакле в «Приюте комедианта».

Флоран-Клод Лабруст сбегает из своей успешной жизни парижского бизнес-консультанта и отправляется в путешествие в поисках радости, или скорее удовлетворения. «Серотонин» Уэльбека — один из самых сумрачных диагнозов среднестатистическому рефлексирующему горожанину наших дней, представителю среднего класса и возраста, оказавшемуся посреди серотониновой ямы и неспешно пытающемуся из нее карабкаться. Его верный спутник во всех передвижениях по французским окраинам — капторикс, выдуманный Уэльбеком антидепрессант нового поколения. Спутники капторикса, в свою очередь, — импотенция и увядающее либидо. Цепляясь за свои воспоминания, герой Мишеля Уэльбека отправляется в путешествие по местам, где был счастлив, но ничто не приносит ему и следа прежней радости. Он вспоминает свою молодую любовницу Юдзу: она снималась в порно с животными, и отношения как‑то сразу не заладились; свои университетские годы и первую любовь Камиллу: она пропала, родила ребенка, и ее надо найти. Но поиски, как и все его телодвижения, обезвожены антидепрессантами и ни к чему хорошему не приводят. Вернее приводят почти к трагедии.

Режиссер Андрей Прикотенко заведомо дает своему Флорану куда меньше шансов на счастливый финал, чем Уэльбек: его герой в исполнении Ивана Волкова в течение всего спектакля предельно статичен, вял и так вписан в компактную декорацию, что и движения лишнего сделать не может. Да ему и не нужно: не сходя с места Флоран одной рукой иногда поигрывает на рояле, другой гуглит карты Нормандии, цитаты из Гоголя и всевозможные иллюстрации, которые помогли бы разнообразить его меланхоличное повествование. Выдающийся актер, Иван Волков обладает ста пятьюдесятью оттенками уныния и меланхолии и в особых иллюстрациях не нуждается. В течение трех часов он безостановочно транслирует монолог очень уставшего человека. И делает это так, что оторвать взгляд от его пресыщенного и скучающего безразличия становится невозможно.

И хотелось бы уже заскучать в ответ, но не выходит.

Если роман Уэльбека вышел в 2019 году, накануне пандемии, то спектакль Прикотенко поставлен в ее разгар, когда у человечества проблемы с серотонином помножились на социальную изоляцию. Так, роуд-муви авторства Уэльбека обернулось локдауном в четырех стенах авторства Прикотенко, где все развлечения — гугл и виски, только руку протяни. Статика лишь усугубляет ситуацию, и положение Флорана-Клода выглядит предельно отчаянным: возможность выхода даже не предполагается. Здесь и двери толком нет — всех дополнительных персонажей (их больше десятка, но со всеми справляются актеры Александр Кудренко и София Никифорова) завозят сюда с помощью неспешной лебедки. Долгое время конструкция выглядит довольно удивительно: сложно предположить, зачем люди за нее цепляются и тащатся с ней на сцену. Только к финалу станет ясно, что перед нами метафора птицефермы. Флоран-Клод — бывший аграрный чиновник, его друг-аристократ возглавляет борьбу фермеров с сельскохозяйственными реформами Евросоюза, и они разом оказываются эдакими куриными тушками, скользящими на лебедках сквозь птичий ад. Для иллюстрации этой мысли на экране появляются те самые жуткие кадры с птицефермы, которые вы сейчас себе представили.

Прикотенко столкнулся со сложной задачей: роман из трехсот страниц уныния и импотенции необходимо было каким‑то образом обратить в действие, заставить звучать по театральным законам. Потому переодевания, изощренные костюмы, лебедки и рельсы, куры и тушки, даже препарирование рояля в финале кажeтся будто бы лишней канителью в условиях ограниченности пространства и свободы воли героя, скованного депрессией и антидепрессантом. Но эту громоздкость триумфально побеждает и подчиняет себе Иван Волков. Его витальность, талант, многообразие возможностей противостоят беспросветному отчаянию, в которое все это время тащил нас на лебедке капторикс. Игра Волкова оказывается сильнее недуга его персонажа, витальнее его имптотенции, подвижнее его эмоциональной атрофии. Если после прочтения книги сложно думать о чем‑то, кроме суицида, то после просмотра спектакля жить хочется куда сильнее. И очень жалко курочек.