Тридцатилетняя Саша, то ли чтобы обуздать надвигающийся кризис среднего возраста, то ли просто помирая от скуки, отправляется в духовное путешествие. Как ни странно, не в Индию (в Индии она уже бывала), а в Турцию. Там Саша после краткой и с большой любовью описанной прогулки по Стамбулу обоснуется на огромной яхте под названием AUrora. На яхте тусуется толпа персонажей — хотя большинство из них, конечно, наскоро нарисованы на картоне, переработанном из старых пелевинских романов: анархо-капиталисты, трансгендерная архатка, невнятный правый активист, напоминающий нейросеть, обученную на твиттере Михаила Светова, и прочие.
Дальше — обычный Пелевин: десятки страниц более или менее остроумных диалогов, брошюры об истинном назначении эмодзи, редкие, но бодрые вылазки за пределы яхты, еще больше диалогов. И, наконец, стремительное путешествие сначала на Кубу, а оттуда — на Канары навстречу к гран-финалу с обязательным рассуждением о бабочке и Чжуан-Цзы. Как всегда, Пелевин много каламбурит, но из книги в книгу каламбуры все более ленивые. На первой же странице рассказчица шутит про симпатическую и симпатичную магию, дальше планка юмора повышается, но ненамного: «Google — Goolag», очень свежо. Как всегда, высказывается по поводу всех приходящих ему на ум важных тенденций — и эта отработка повестки в «Непобедимом Солнце» выглядит как никогда натужно.
Во-первых, невозможно понять, что же думает обо всем этом сам Пелевин: он раздает провокационные монологи о Black Lives Matter, ЛГБТ-активизме и феминитивах персонажам, которые оказываются то ли носителями мыслей автора, то ли злой пародией — сквозь мутное стекло иронии ничего не разглядеть, и провокации эти особенно даже не могут никого обидеть, тем более восхитить.
Во-вторых, Пелевин с реальностью, похоже, существуют уже совершенно параллельно. Один из его персонажей, кажется, отчасти срисованный с Феликса Бондарева, пишет роман по кликбейтным заголовкам (этот фрагмент романа похож на скриншот с Breaking Mad).
Это его личная платоновская пещера: наблюдая тени на стене, сложно адекватно описать тех, кто эти тени отбрасывает. Хотя на это Пелевин, вероятно, ответит, что иллюзии второго порядка не сильно отличаются от иллюзий первого порядка.
В-третьих, искусственность построения становится еще очевиднее, когда в нарочито современном тексте тридцатилетняя рассказчица цитирует Упячку и шутит про сериал «Богатые тоже плачут». Несмотря на отсылки к последнему эпизоду «Звездных войн» и прочие кивки читателям, современность Пелевина, видимо, во многом законсервировалась примерно в тех же десятилетиях, когда выходили последние его книги, которых читатели и критики ждали не по привычке, а по любви. «Ты читала «Лайлу» Пирсига? Хотя да, совсем другое поколение…»— вздыхает одна из героинь «Солнца», а мы слышим вздох самого Пелевина о том, что выросла молодая шпана, которая Роберта Пирсига помнит в лучшем случае по треку 2hCompany.
Ну и в-главных, Ахилл наконец обогнал черепаху: Пелевин окончательно перестал успевать за реальностью, модераторы которой в 2020 году решили сразу жать на все клавиши. Он еще шутит про белорусский пармезан — а читатель уже в курсе, что в Беларуси происходит что‑то гораздо более интересное. Он острит про Эрдогана — а подробности русско-турецких отношений кажутся предметом почти античного прошлого. Не говоря уже о лунной и солнечной масках, которые играют в романе ключевую роль: летом 2020 года у всех на устах (в прямом смысле) совсем другие маски. Нет, почти полный отказ от разговора о коронавирусе и карантине — осознанный выбор автора, но в целом не оставляет ощущение, что Пелевин перестал успевать за миром, но по инерции продолжает бежать.
Зачем же все это читать? Генеральный сюжет, обсасывающему горячие — хотя скорее остывшие — новости, Пелевин по традиции перемежает второстепенным. В данном случае сюжет про римских императоров и их отношения с солнечным божеством замешивается на суфийских практиках. Стоит Саше нацепить ритуальную маску, слово передается сперва Каракалле, после — его бастарду Гелиогабалу, а сам Пелевин, сбросив с ног оковы актуальности и сиюминутности, пускается в такое вдохновенное кружение, что дервиши и Шива уважительно кивнут. Этот роман в романе — действительно, пользуясь выражением самого автора, «нормальное маленькое чудо», почти оправдывающее раздутое и сонное полотно, которое он пронизывает золотой нитью.
Один из лучших эпизодов романа — финал первой части, когда беглый египтянин Ганнис учит юношу искусству танца.
— Не понимаю.
— Не старайся это понять. Просто танцуй.
— Но я хочу понять, — сказал я.
— Тогда станцуй и это тоже.
Чуть позже Ганнис говорит мальчику: «Чем меньше слов, тем вернее преодолеют они океан времени». В «Непобедимом Солнце», как всегда у Пелевина, есть моменты прекрасной легкости, но в целом этот семисотстраничный том тяжеловат не только на вес. Кажется, в океане времени он пойдет ко дну до обидного скоро.
Дочитав до этого места, вы вольны справедливо воскликнуть — а за каким же тогда чертом мы вообще каждый год обсуждаем нового Пелевина, неизбежно выходящего с пунктуальностью солнечных часов? Никто давно уже не ждет от Виктора Олеговича возвращения к форме, а воспоминания о былом вызывают только печаль. Читаешь о том, что «Каракалла умер на пути к Луне, прямо как советский космонавт», и хочешь немедленно бросить новый роман, чтобы перечитать скорее «Омон Ра». Почти все сходятся на том, что из предыдущих трех книг Пелевина можно было бы соорудить в лучшем случае одну хорошую (хотя у всех разное мнение о том, сколько в этом франкенштейновом монстре должно быть процентов «iPhuck», а сколько — «Фудзи»). И, тем не менее, дописывая эти строки, я знаю, что 27 августа у каждого из моих коллег найдется несколько снисходительных или саркастичных слов по поводу нового романа.
Помимо прочего, название «Непобедимого Солнца» напоминает о «Победе над Солнцем» — опере Михаила Матюшина и Алексея Крученых, впервые поставленной в 1913 году. За год до этого Крученых, Маяковский и другие футуристы предложили сбросить — точнее, бросить — «Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода современности». Виктора Пелевина, некогда безусловно главного русскоязычного автора, уже много лет подряд критики сбрасывают с парохода современности. Но пароход оказывается многопалубным — и писатель каждый раз под все более усталое улюлюкание отправляется не за борт, а на другую палубу, а через год все повторяется. И пока гребное колесо сансары движется, палубам не видно конца. Вот так и выглядит наш с вами мейнстримовый литературный процесс: Пелевина все сбрасывают и сбрасывают, а он все летит и летит.
