Мне очень сложно писать это письмо. Может быть, из‑за того, что я знаю: первое, что пропадает в прощальных письмах, есть суть. Она сразу ускользает среди тектонических разрывов воспоминаний и реальности. В этот момент появляются фразы-клише: «наступило время», «все имеет свое начало и конец», «круг замкнулся» и так далее. И вообще, в жизни в такие моменты легко говорить правду, но не иметь этого в виду — или иметь это в виду, но говорить неправду. История культуры и человечества полна таких свидетельств, когда правда в конечном счете выясняется не когда желаешь, а когда приходит время.
Все эти годы мы находились в постоянной гонке. Это не была гонка за обладанием наградами. Успех — это среднестатистический интеллектуальный вердикт, лишенный сердечного признания, поэтому про успех лучше молчать. Если он был, то в будущем он утвердится в памяти. К чему тогда была эта гонка? Может быть, мы пытались обогнать самих себя в желании увидеть собственный забытый лик, который теряется в эпидемиях нашей жизни. Может быть, это была бесконечная страсть преодолеть барьеры времени, чтобы сообщить в будущем о «сейчас». Так мы, несчастные счастливцы, гнались за неизвестным: то по Елисейским полям идей, то в справочных потерянных посылок — lost and found, found and lost.
Я так и не знаю, поняли ли наши любимые зрители то, что мы хотели сказать. И я не уверен, что мы будем способны когда‑нибудь объяснить им и себе, к чему эта бешеная жажда прекрасного. И власть, естественно, ничего не поняла. Естественно. Для тех, кто сведущ в истории, это очевидный факт: такова и есть функция власти — не понимать. Да и понимание на самом деле не является особой привилегией, если отсутствует чувствительность.
Сейчас вспоминаю, когда впервые приехал в Пермь, я думал, что останется, когда я должен буду уехать. Я хотел создать что‑то не для себя, а для людей, которые живут в этом городе. Я хотел помочь создать консерваторию, чтобы следующие поколения прекрасных музыкантов были пермяками, хотел дать стимул талантливым людям остаться здесь и развивать этот город. Я помню, как мне сказали: власть не считает это целесообразным, у города все есть, мы самые лучшие. Были такие времена. Помню, однажды депутат заявил на заседании Заксобрания: Курентзис не стоит таких денег. Я его понимаю. Ибо есть люди, которые не различают понятия цены и ценности. Оба слова имеют одинаковый корень, но часто в жизни они бывают полностью противоположны по смыслу. До этого, помню, Олег Чиркунов говорил, что у города должна быть мечта. Мне нравилась эта мысль его и Жайме Лернера, и я всегда вспоминаю Олега Чиркунова с большим уважением. Не только городу, но и людям нужна мечта. Как жить без мечты и надежды? Может быть, в этом и заключается преимущество музыки перед остальными искусствами: мечтать не на изношенном языке повседневного общения, а на избранном языке молчания подлинного человеческого духа.
Я предупреждал, что первое, что пропадает в такого рода письмах, есть суть.
Из всех, с кем мы работали в Перми, мой самый старый друг — Алексей Мирошниченко. Мы вместе взрослели, бесконечно мечтали вместе, каким был бы наш оперный театр. Часто когда люди вырастают, они забывают свои мечты, но не мы с Алексеем. Хочу пожелать тебе озарения в жизни и искусстве, и пусть эта сцена, которую мы вместе так ждали, все-таки будет когда‑нибудь построена достойными руками.
Хочу пожелать Андрею Борисову не уступать в сложных ситуациях, потому что победа — это не то, что о нас подумают, а то, что останется в мире веры и правды. Артему Абашеву хочу пожелать любить музыку так божественно и болезненно, как она того достойна.
Хочу поблагодарить всех тех людей, которые никогда не выходили на сцену, — тех, кто надел венок славы неизвестного. Обнять моих любимых солистов с надеждой, что что‑то в их сердцах останется, оркестрантов, хористов, танцоров и всех коллег, которые мне доверились. Андрея Кузяева, который нас так поддержал, большого друга, который сделал меня гражданином Демидково. Галину Полушкину, которая тратила все свои деньги на утопические постановки пермской мечты. Моих любимых пермских зрителей, которые прошли этот тяжелый путь со мной, чтобы говорить в этом письме на одном языке. И, наконец, администрацию Пермского края, потому что без их полнейшего непонимания, отсутствия трепета и чуткости, я никогда не нашел бы силы принять решение покинуть свой рай.
До встречи на Дягилевском фестивале!
