Премьера недели «Звездная карта»: Дэвид Кроненберг против Голливуда

Девушка в перчатках и со следами заживших ожогов на лице (Миа Васиковска) приезжает на автобусе в Лос-Анджелес и первым делом заказывает прогулку по Беверли-Хиллз на лимузине, водитель которого (Роберт Паттинсон), естественно, пытается стать то ли актером, то ли сценаристом. У девушки, впрочем, куда более серьезная программа, чем поглазеть на виллы знаменитостей.

Актриса второго ряда (Джулианна Мур), уже выходящая в тираж даже из него, судорожно пытается совершить камбэк и получить роль в ремейке классической мелодрамы, где играла ее мать. Мать (возможно) превратила ее детство в кошмар, погибла при пожаре в середине 70-х и теперь является дочери прекрасным и безжалостным призраком.

13-летний актер (Эван Берд), звезда франшизы «Плохой бебиситтер», вернулся из рехаба и вновь приступает к съемкам, несмотря на скепсис студии. Его дела ведет мать (Оливия Уилльямс). Отец (Джон Кьюсак) занят собственной блестящей карьерой: он автор квазипсихологических бестселлеров о том, как сделать свою жизнь лучше.

Дэвид Кроненберг известен фильмами не о том, как жизнь делается лучше, — ровно наоборот. И герои «Звездной карты» испытают всю силу его нигилизма, помноженного на инсайдерскую мизантропию сценариста Брюса Вагнера — создателя выдающегося сериала «Дикие пальмы», соратника Кастанеды, бывшего мужа Ребекки Де Морней и автора нескольких скандальных романов о том, каким гадюшником является Голливуд. Вагнер по обыкновению смешивает вымышленных персонажей с реальными — в кадре, впрочем, из последних мелькает лишь Кэрри Фишер. Неспроста, конечно: Фишер не только принцесса Лея, но и автор романа à clef «Открытки с края бездны» (см. фильм Майка Николса) о своих отношениях со звездной матерью.

Несколько главных героев окажутся связаны между собой куда крепче, чем представляется в начале, причем не только на формальном, но и на мистическом уровне. Инцест, убийство, наркотики, галлюцинации, огонь, вода — Вагнер прошивает сюжет рифмами, которые иногда читаются не сразу, но задним числом понятно, что именно они не дают фильму развалиться.

Это уже даже не яд — это напалм, а тех персонажей, кто к концу еще шевелится и постанывает, Кроненберг добивает вручную. Знаменитости-социопаты, злобно шипящие старлетки, дети-звезды, к 13 годам ведущие себя как Эррол Флинн, интриганы агенты, амбициозная обслуга — под ясным, холодным, часто неподвижным, чуть отрешенным взглядом камеры ничто не мешает каждому проявить себя с худшей стороны. А в следующей сцене выяснится, что это она была еще не худшая. Периодически во время просмотра фильма возникает ощущение, что нет, вот тут уже перебор (скажем, финал истории с утонувшим мальчиком), — но Кроненберг знает, что делает: «Карта» — не дружеский шарж, а карикатура военного времени, поэтому удары ниже пояса — не крайняя мера, а повседневная практика.

Еще со времен «Коротких историй» Олтмана известно, что Джулианна Мур —бесстрашная актриса, но здесь она уже какой-то царь Леонид. И на фоне ее до неприличия (порой буквально) выигрышной роли легко недооценить не менее, в общем, самоотверженное выступление Джона Кьюсака, который в последние годы стал иногда показывать изнанку своего обаяния, зловещую, как безлунная ночь.

При этом сводить фильм к сатире на Голливуд — легкой мишени, на которой давным-давно не осталось живого места, — как минимум несправедливо. «Карта» — скорее «День саранчи», чем «Игрок», и кинобизнес, масскультура являются для Кроненберга скорее удобными декорациями, нежели объектом высказывания. Голливуд здесь — игрушечная модель цивилизации, построенной на лжи, крови, безграничном цинизме и бесконечном одиночестве. Иначе говоря, этот фильм, как и «Космополис», предыдущая работа канадца (и многие прежде), в конечном итоге говорит о капитализме: просто лимузин с Паттинсоном, теперь уже за рулем, доехал до Западного побережья. И поэтому Кроненберг не знает пощады, поэтому он, несмотря на весь сарказм, совершенно серьезен. Ключом к «Карте» служит стихотворение Элюара, которое раз за разом декламируют разные персонажи, — ни больше ни меньше «Свобода», написанная во время нацистской оккупации Франции. Можно сказать, что это дурной тон, но весь этот шокирующий фильм сделан в дурном тоне; режиссер сознательно выбрал именно его. Как уже было сказано — по законам военного времени.