«Интерстеллар» Кристофер Нолан выходит в астрал: мнение Антона Долина

Не фильм, а целый космос — «Интерстеллар» оправдывает свое название. Прорвав, как в блоковском «Балаганчике», картонную декорацию комиксового Готэма, Кристофер Нолан отправился куда-то за пределы обыденного здравого смысла и позвал за собой тех зрителей, которые не испугаются межзвездного холода. Трехчасовая космическая опера — самая крупная ставка в карьере режиссера: фильм не о людях, а о человечестве. Это и раздражает, и вместе с тем не может не впечатлять. Ведь «Интерстеллар» — не только незаурядное зрелище, но и сложная задачка из пока не написанного учебника физики. Конечно, такая контрольная придется по вкусу далеко не каждому любителю пожевать попкорн в темноте кинозала. Представьте, каждые пять минут вам с экрана талдычат о законе Мерфи и формуле гравитации, сингулярности и квантовых данных. Тут же не просто смотреть надо — тут надо голову включать.

Так или иначе, теперь даже скептики признают, что Нолан сегодня для кинематографа — то же, чем были лет тридцать назад Спилберг, Лукас или Кэмерон: не удачливый умелец из Голливуда, а первооткрыватель. Недаром среди продюсеров картины — знаменитый физик-теоретик Кип Торн. «Интерстеллар» эквивалентен научному открытию, которое может вернуть в моду космический научно-фантастический энтузиазм 1950–70-х. Выходит, блестящая «Гравитация» Альфонсо Куарона год назад была только прелюдией, разогревом. «Интерстеллар» — ее полная противоположность, и не только потому, что Нолан никогда не снимает в 3D. «Гравитация» была своеобразным манифестом человечности, историей о том, что людям пора оставить космос и вернуться домой, на Землю, где им самое место. «Интерстеллар» — напротив, о том, как покинуть родную планету навсегда и вспомнить о заброшенных утопических амбициях: найти и освоить то, что находится за границей зрения и мысли. Если самый страшный момент в «Гравитации» — когда героиня оказывается в открытом космосе в свободном полете, то в «Интерстелларе» герой, попав в то же положение, испытывает нечто вроде катарсиса.

Впрочем, на уровне сюжета как такового в фильме нет ничего сенсационного (будь «Интерстеллар» романом, вряд ли получил бы премию «Хьюго»). На Земле близится конец света: почва перестала плодоносить, в воздухе носится всепроникающая пыль, кислород кончается. NASA в обстановке строгой секретности разрабатывает проект «Лазарь» и надеется отыскать во вселенной пригодную для жизни планету. Как нарочно (ученые и убеждены, что нарочно), близ Сатурна открылась «кротовая нора», позволяющая достигнуть другой галактики, где, возможно, есть такая планета. Маленький экипаж — трое ученых и пилот — отправляются туда и не знают, смогут ли вернуться. В любом случае, их миссия — единственная надежда людей на выживание.

«Интерстеллар» разворачивается медленно, по нарастающей, становясь мощнее с каждой следующей сценой, — хотя странным образом даже в начале, когда на фоне книжных полок проступают буквы заголовка или экран заполняет кукурузное поле, от зрелища веет чем-то неуютно неземным. Подобно «Космической одиссее» Кубрика, к которой Нолан отсылает зрителя не раз, картина строится как многоактное представление, где каждое следующее действие не похоже на предыдущее. Только герои рыдали, расставаясь навсегда, и градус сентиментальности достигал почти неприличного накала — и вот уже космический корабль едва заметной точкой в гробовом молчании медленно проплывает мимо колец Сатурна, будто нет и не было во Вселенной никаких людей с их смешными переживаниями и проблемами. Только диалог стал похожим на запутанный экзамен по астрофизике — и вдруг его прервал эффектный аттракцион, которому позавидует Диснейленд. Только скривишься от нехватки чувства юмора у режиссера — а он возьмет да и выведет на сцену говорящего робота, ходячую шестеренку с искусственно добавленным чувством юмора, «уровень 100%».

Ожидания обманываются так много раз, что после финальных титров еще некоторое время не веришь увиденному и пытаешься согласовать события фильма друг с другом: все ли концы сходятся? Но поймать Нолана за рукав не получится. За его высокотехнологичными интеллектуальными фокусами, как в «Престиже», есть настоящая магия. Или, если угодно, поэзия. Не случайно лейтмотивом через фильм проходит хрестоматийное стихотворение Дилана Томаса, которое цитирует старый профессор:

«Не уходи безропотно во тьму,

Будь яростней пред ночью всех ночей,

Не дай погаснуть свету своему!
Хоть мудрый знает — не осилишь тьму,

Во мгле словами не зажжешь лучей —

Не уходи безропотно во тьму».

Старика-ученого играет Майкл Кейн, актер-талисман Нолана и живое напоминание о том, что режиссер — настолько же англичанин, насколько американец. Вместе с тем в центре сюжета все-таки не он, а пилот Купер, сыгранный едва ли не самым многоплановым и интересным голливудским артистом наших дней, Мэтью МакКонахи. О его преображении судачили весь прошлый год, когда он получил «Оскар» за «Далласский клуб покупателей» и сыграл в «Настоящем детективе», но Нолан взял его на главную роль раньше, безошибочно предсказав в нем настоящего американского героя: безыскусного, самоотверженного, немногословного, обаятельного. Нельзя даже сказать, что МакКонахи являет здесь какие-то чудеса профессии — например, Энн Хэтэуэй (ее героиня — еще одна участница экспедиции, кабинетный ученый, впервые попавшая в космос) играет куда более интересную и разноплановую роль. Купер-МакКонахи — нечто иное: центр притяжения, главная звезда этой кинематографической галактики. Оператор Хойте Ван Хойтема («Впусти меня», «Боец», «Она») и снимает его так же, как небесные тела, пристально и подолгу разглядывая черты лица, вдруг заполняющего пол-экрана. Это образ, безусловно, не реалистичный, а идеальный. Такой, как у первых космонавтов — или уехавшего давным-давно папы, которого с мучительным обожанием вспоминают брошенные дети.

Ведь в конечном счете «Интерстеллар» — не только научная фантастика, но и поколенческая семейная драма. Пока отцы бороздят космос, из-за парадоксов времени оставаясь вечно молодыми, дети проживают на умирающей Земле бессмысленные в своей банальности жизни, самой яркой и больной точкой которых было расставание. Это неожиданно сближает фильм Нолана с «Древом жизни» Терренса Малика, благо роль дочери играет Джессика Честейн. Нолан, у которого репутация холодного рассудочного перфекциониста, чуть маскирует эту линию, делая ее формально второстепенной, но в конечном счете формула любви (кажется, он всерьез верит в возможность ее вывести) интересует его больше, чем гравитация и сингулярность. Этот — последний и, вероятно, важнейший — ингредиент фильма становится явным лишь к финалу. Хотя, пожалуй, его предчувствие слышалось с самого начала в тревожных нотах минималистской и интимной музыки Ханса Циммера, так непохожей на его привычные утомительные фанфары и литавры.

В повторяющихся паттернах простой пронзительной мелодии — намек на бесконечность космического пространства и на благоговение почти религиозного свойства (недаром исполнена она на церковном органе), которое человек во все времена испытывал, смотря в небо. Нолан предлагает и свой оригинальный взгляд на мистический аспект межзвездных путешествий — атеистический, но оставляющий место не только для научного эмпиризма, но и для иррациональных прозрений. Вероятно, именно попытка выразить это в словах привела прокатчиков к странному решению — украсть из мультфильма «История игрушек» и вынести на постер «Интерстеллара» слоган пластмассового космонавта База Светика «Бесконечность — это не предел». А ведь Нолан дал им подсказку, поместив действие ключевых сцен фильма в комнату девочки, заполненную книгами. Достаточно было открыть какую-нибудь из них и найти более уместную цитату. Да взять хотя бы Данте — последнюю строку первой поэмы о путешествиях во внеземном пространстве: «Любовь, что движет солнце и светила». Если совсем вкратце, фильм — именно об этом.