Венеция-2014 «Бердмен» Алехандро Гонсалеса Иньярриту: редкая птица

Когда Ригган, немолодой актер в изрядном подпитии, решается подойти в баре к строгой нелюдимой женщине и заговорить с ней, терять ему нечего. Он бывшая суперзвезда подростковых блокбастеров про супергероя-птицу Бердмена; он давно вышел в тираж и теперь пытается вернуть не столько славу, сколько самоуважение, поставив на Бродвее (раньше театр его не прельщал) старую забытую пьесу о любви, с собой же в главной роли. Она всемогущий критик The New York Times, и от ее рецензии всецело зависит судьба спектакля, премьера которого назначена на завтра. Разумеется, знакомство не задалось. «Вы знаменитость, а не актер», — презрительно цедит сквозь зубы она, а в ответ он, взбешенный, хватает ее блокнот и читает там наброски к очередной статье: «Здесь же штамп на штампе, ты только навешивать ярлыки горазда!» И выходит из бара, хлопнув дверью.

Это, конечно, тоже штамп: зрителю заранее ясно, что на премьеру дамочка придет и спектакль ей очень понравится. «Нежданная добродетель неведения» (таков, кстати, поставленный в скобки подзаголовок фильма) — этот типично нью-йоркский выпендрежный заголовок она даст своему восторженному тексту, и фиаско обернется триумфом. Не считайте это спойлером: «Бердмен», все действие которого разворачивается в кулисах, гримерках, на сцене и в ближайших окрестностях того самого бродвейского театра, действительно полностью посвящен репетициям и выпуску злополучного спектакля — однако успех или неуспех у зрителя отнюдь не является его подлинной кульминацией. Фильм устроен стократ сложнее, хитрее, прихотливее. А мини-сюжет с критиком упомянуть было необходимо, чтобы совершить признание.

Я, хоть и не обладаю властью погубить карьеру Алехандро Гонсалеса Иньярриту, тоже ничего не ждал от его нового фильма, нашпигованного звездами и поставленного на дежурное открытие Венецианского фестиваля. Мне всегда казалось, что этот способный человек, когда-то дебютировавший яркой драмой «Сука-любовь», от фильма к фильму ухудшается, осваивая в совершенстве искусство спекуляции: «21 грамм» еще был самобытным, «Вавилон» и «Бьютифул» — уже напыщенными, хоть и мастеровитыми, пустышками. Теперь я разоружен его картиной, которую смотрел буквально с открытым ртом, и могу вымолвить только глуповатое, совсем не критическое «Браво!». К чему, по-хорошему, стоило бы добавить еще и «бис»: «Бердмен» так ошеломляет, что хочется немедленно пересмотреть его еще как минимум пару раз.

Однократного просмотра действительно недостаточно для анализа этой колоссальной картины — рационального, подробного, пристрастного. Она гипнотизирует примерно так же, как прошлогодняя «Гравитация», сделанная товарищем Иньярриту, другим талантливым мексиканцем Альфонсо Куароном, и тоже открывавшая Венецианскую Мостру. Да и снимал ее тот же человек, которого, не испугавшись ложного пафоса, пора называть гением, — оператор Эммануэль Любецки. В «Гравитации», заставляя нас терять представление о трехмерном пространстве, он снимал черноту космоса, и первая монтажная склейка появлялась минуте, кажется, на пятнадцатой. Ну а в «Бердмене» — на сто пятнадцатой, за пять минут до финала: весь этот многофигурный и многоплановый фильм, в котором с десяток главных героев, еще и снят единым планом. Или выдает себя за снятый единым планом, что еще удивительнее — столь мастерская иллюзия в картине о разоблачении любых иллюзий. Но, конечно, ее бесспорная формалистическая виртуозность (это касается и прихотливого сценария, и всех без исключения актерских работ) — лишь оболочка для глубокой и пронзительной человеческой комедии. Кроме всего прочего, у Иньярриту еще и проснулось отличное чувство юмора.  

«Бердмен» — картина о том, что такое театр: так неординарно и умно его взаимоотношения с кинематографом, с одной стороны, и самой реальностью, с другой, в последний раз исследовались у Альмодовара, в фильме «Все о моей матери». Следовало бы предписать обязательное посещение фильма Иньярриту если не всем театральным труппам планеты, то как минимум студентам всех уважающих себя театральных вузов. Театр как упорный поиск своего амплуа, от которого потом не отделаться даже ценой жизни. Театр как погоня за подлинностью с предсказуемо провальным результатом. Театр как арена амбиций, заставляющих забыть о любви и искренности ради самовыражения, хотя какую-такую «самость» при этом выражает актер, непонятно ему самому. И самовлюбленный премьер по фамилии Шайнер — «Сияющий», — у которого эрекция возникает только при выходе на сцену (лучшая роль Эдварда Нортона со времен «Бойцовского клуба»), и его непостоянная партнерша, ищущая счастья то с мужчинами, то с женщинами, но превыше этого ставящая профессиональную гордость (Наоми Уоттс, будто помолодевшая, как в «Малхолланд-драйве»), и хамоватая ассистентка режиссера, она же его дочь, с вечно заначенным косяком (Эмма Стоун), и невротичный продюсер, панически страшащийся провала (совсем не комикующий и потому отличный Зак Галифианакис), и многие другие — лишь актеры второго плана на воображаемой сцене в голове Риггана, сходящего с ума в преддверии премьеры — важнейшего вечера своей ничтожной, как ему кажется, жизни.

Все кульбиты камеры Любецки, от которых захватывает дух, а сердце начинает биться в такт с сумасшедшим, состоящим исключительно из соло на ударной установке, саундтреком, — еще и путешествие по мозгу одного человека, роль которого умопомрачительно сыграна Майклом Китоном. Он тот, кого мы знаем, нравится нам это или нет, прежде всего по главной роли в двух «Бэтменах» Тима Бертона, и кто здесь восстает против той, подзабытой даже фанатами, своей славы, волей или неволей сливаясь с сыгранным персонажем вплоть до абсолютной нераздельности. Его шизофреническое альтер эго — остроклювый пернатый монстр с глухим голосом, ведущий с Ригганом непрекращающийся внутренний диалог о природе самореализации и необходимости мифической надстройки над скучным «я». Вероятно, о феномене американского супергероизма «Бердмен» говорит больше, чем «Хранители» и «Мстители» вместе взятые.

Продолжать можно долго, но стоит ли? Констатирую напоследок лишь одно. Если бы кто-то еще неделю назад мне сказал, что Алехандро Гонсалес Иньярриту снимет один из лучших фильмов года, я испытал бы искушение плюнуть ему в глаза. Теперь, когда я говорю это сам, непонятно, что делать: не плевать же в зеркало. Хотя этот акт, безусловно, был бы в духе «Бердмена» и его героя.

В российский прокат «Бердмен» выйдет 22 января.