«Музыка — полный высед»: Ваенга, Меладзе, Браун и другие фанаты о БГ

«Впервые я услышала музыку Бориса Борисовича Гребенщикова в достаточно юном возрасте. Слава богу, к тому моменту я уже хорошо выучила слова моего отца о том, что если ты что-то не понимаешь, то это не значит, что это плохо. Конечно, в тринадцать-пятнадцать лет я не понимала высокую поэзию так, как ее следовало воспринимать. В школе, конечно, учителя говорили, что Пушкин — это серьезно. Но я считаю, что было бы неплохо когда-нибудь по какой-нибудь программе, хотя бы на выбор, преподавать детям русскую поэзию по Борису Борисовичу Гребенщикову. 

Конечно, я его поклонник. Не фанат, не люблю слово «фанат» — разве можно быть фанатом Пушкина, правильно? Вот я к Борису Борисовичу так же отношусь — считаю русским поэтом. У него не просто тексты песен, у него поэзия. С тремя подтекстами. «Чудная картина: радуга над башней Святого Валентина» — что это вообще означает? Некоторым людям ничего не удается понять, а я вижу три значения. Причем в разное время разные: в двадцать пять понимала одним образом, в тридцать шесть — уже совсем иначе. У меня душа от него отдыхает. Есть стирка для вещей, а есть стирка для души — вот музыка Бориса Борисовича душу умывает и ополаскивает! 

Особенно я люблю «Лошадь белую». Мне тридцать шесть, я взрослый человек, не поверите, но у меня тоже бывает похмелье в редкие моменты. Даже близкие знают: если вы в девять утра услышали «Лошадь белую» — значит у меня похмелье. Мне когда тошно, я ее ставлю. А еще во время дальних перегонов. Я езжу по стране на машине, всю Россию несколько раз исколесила. И очень часто включаю именно mp3-сборник Бориса Борисовича Гребенщикова. В общем, всей душой люблю этого человека. При этом я с ним лично не знакома, не пожимала ему руки. Я стесняюсь к нему даже подойти. Я себя очень мелкой ощущаю рядом с ним. Но я душой улыбаюсь: я на него смотрю, мне жить хочется. Солнечный человек. Ходят же по земле! А музыка у него — просто полный высед».

«Однажды очень много лет назад я был на гастролях с Беком в Мельбурне, в Австралии. И вот мы как-то стояли на автобусной остановке, а рядом с ней стоял чувак маленького роста и играл на альт-саксофоне. И играл, знаете, с таким очень-очень гипертрофированным вибрато. Это звучало как будто откуда-то из совсем другой эпохи. Мне страшно понравилось, кажется, я дал ему кучу денег. Так вот, когда я услышал, как поет Гребенщиков, его манера мне напомнила того парня — у БГ в голосе тоже есть это преувеличенное вибрато, очень старорежимное для американского слуха, но в хорошем смысле стаорежимное. Вообще, насколько я успел заметить, русская душа — это очень глубокая штука, и Гребенщиков, мне кажется, выражает ее через рок-н-ролл. И если у музыканта есть роль в русском обществе — она, наверное, и заключается в том, чтобы взять повседневную рутинную жизнь и выразить ее в песне. Так, чтобы можно было сказать: «Черт, я знаю, о чем говорит этот парень!» У Гребенщикова получается».

«Я считаю Гребенщикова совершенно выдающимся музыкантом. Человеком, который не просто производит совершенно потрясающую музыку, но и разговаривает с миром с помощью песен. У него очень глубокая музыка. Я, например, пришел к ее пониманию, к своему сожалению, всего к сорока годам. До этого я отчего-то не замечал. Но с определенного момента пластинки «Аквариума» стал выпускать лейбл Velvet Music. Это лейбл, с которым я работаю, в котором работает моя сестра, который продюсирует Елку, Uma2rman, моими коллективами занимается. И вот у них вышла пластинка «Беспечный русский бродяга». Я взял этот альбом, просто поставил в машине — у меня снесло крышу от неимоверной, разнообразной, мастеровитой музыки. Настолько все блестяще сыграно, настолько блестяще и с пониманием спето... Там очень много стилей: от романсов до конкретного панка и какой-то кислотной электронной музыки. Каждая песня — как отдельный музыкальный рассказ. Собственно, после этого я стал его много слушать. Он плетет музыку удивительными нитями — получается поразительный ковер, многоцветный, многообразный. Музыкантище с большой буквы, глыба».

«С того момента как я ее услышал, а это было где-то в конце 70-х годов, группа «Аквариум» всегда была рядом, но они считались небожителями для нас для всех тогда. Когда я его увидел живьем в 1983 году, я был немножечко в шоке. С тех пор прошло много времени, мы с Борей сначала познакомились, потом до того дошло, что я могу считать себя его другом. Я люблю те альбомы, с которыми максимально близкое знакомство произошло: «Табу», «Радио Африка». Это не значит, что другие хуже, просто те пришлись на пору моей юности. Как раз в тот момент, когда я увидел его первый раз живьем, попал к нему в гости, будучи юношей, — это многого стоило в те годы. Я очень хочу, чтобы он был всегда. Я сегодня открыл фейсбук — не помню, чтобы в юбилей какой-нибудь персоны, мировой, любой, было столько поздравлений, как сегодня в адрес Бориса. Каждый второй пост, каждая вторая реплика, включает в себя поздравление Бориса, либо фотографию, либо клип, либо песню и так далее. Это очень ценный момент: наконец все встало на свои места, наконец понятно, кто в музыке у нас самый влиятельный человек. И, что самое интересное, этим влиянием пользуется исключительно в добрых целях, на благо всем людям, в исключительно мягкой манере. Он похож на такого хорошего, настоящего учителя, каким является для многих из нас».

«Недавно я осознал: в дальних автомобильных поездках у меня один постоянный акустический товарищ — Борис Гребенщиков. Неваду и Юту мы исколесили под архив «Аэростата». Да вот и сейчас, мотаясь в ночи по Симферопольскому шоссе второй месяц, обнаружил, что слушаю БГ, а недавно изучил заново «Беспечного русского бродягу». И в который раз я сказал себе: БГ — титан, совершенный беспрецедентный титан — слов, музыки, ее понимания, понимания окружающего мира, и русская современность должна быть на седьмом небе от счастья, что у нее есть такая фигура, значение которой в культуре переоценить невозможно. Да вот только, как водится у нас, есть серьезное опасение, что фигура эта хоть и признана, но не осмыслена».

«В середине 80-х я вернулся из армии и начал прислушиваться к тому, что звучит вокруг. Мне тогда примерно одинаково нравились две группы: «Аквариум» и «Примус» Юрия Лозы. Тогда я еще выбирал. Но потом, конечно, «Аквариум» стал нравиться больше. Где-то в середине 80-х я обнаружил, что собираю записи, стал коллекционером. Я — программист, системный администратор, в общем, компьютерный человек. С самого начала я решил, что мое хобби и работа должны совмещаться, так что автоматизация процесса началась, как только я начал коллекционировать «Аквариум», это было еще до интернета. Как только появился интернет, мой справочник очень легко туда переехал. Мне в этом помог Максим Мошков, главный интернет-библиотекарь страны. Так и появился сайт. Конечно, в России всегда было какое-то сообщество поклонников «Аквариума». Было несложно доставать концертные записи — поэтому я их хранил, потому что понимал, что если не спасти, то они могут и пропасть. До конца 90-х собирать «Аквариум» было очень увлекательно — ну, это как охота. Интернет, конечно, расширил все связи, любой аквариумист перестал быть одиноким. С другой стороны, интернет погубил собирательскую страсть. Сейчас это как собирать урожай — ходи каждый день и собирай. Я люблю музыку Гребенщикова, потому что, по-моему, он похож на меня. Ну или я на него. У нас совпадают многие внутренние струны».

«Я услышал «Аквариум» где-то году в 1987–1988-м, когда на «Мелодии» вышли две пластинки — «Радио Африка» и безымянный сборник. Я тогда еще, наверное, в классе седьмом был. У меня даже кассетного плеера не было, я не мог ходить и слушать. Поэтому я эти пластинки просто выучил наизусть, гулял и сам себе пел. Для меня это была музыка совсем новая. Она была непохожа на то, что я в школе видел или слышал, по телевизору, во дворе. Со своими гармониями, со своими образами, культурными референциями. Потом я переехал в Питер и там переслушал все то, что не мог услышать до этого. 

В 90-е и нулевые я не очень слушал «Аквариум», мне не особо нравились все эти спродюсированные в Лондоне альбомы, про которые Кушнир рассказывал с большими глазами. А вот потом у «Аквариума» вышел альбом «Zoom Zoom Zoom», который мне кажется таким же, как записи, которые были в советские времена, — то есть сделанным ни для кого, кроме как для себя. На них была свободная музыка. Она же была сделана в 80-е годы без всякой надежды на официальное признание. Скажем, группа «Кино» хотела стать героями. «Машина времени» хотела официального признания. А у «Аквариума» была музыка, которая понимала, что она может только для себя существовать. Поэтому она была совершенно свободная. Это мне очень нравится. Конечно, потом я узнал, что у всех участников были амбиции, какие-то истории, с этим связанные. Но сама музыка больше этого была. «Zoom Zoom Zoom», мне кажется, тоже такой был — свободный, никому ничего не должен. 

Где-то года с 2007-го у меня появилось ощущение, что в России снова есть музыка, которая придумывает свой язык и рассказывает им об окружающем мире. 90-е и нулевые были не самым интересным временем для русской музыки. А когда 2000-е заканчивались, появились «Пес и группа», Padla Bear Outfit, «Лемондэй» — группы, которые, мне кажется, существуют так же, как «Аквариум» в 80-е существовал. В первую очередь для себя и ради своей музыки».

«Бывает, что ты так любишь кого-то, что уже неохота — да и невозможно — анализировать: как, почему, а что в нем не так, а что в нем вот этак. Живой человек теряет свои рационально формулируемые свойства и превращается в нечто вроде скалы, леса или морского берега. А вам нравится этот берег? А тот? А почему? Глупые же вопросы. Он просто существует внутри тебя, да и все. 

Вот так и Борис Гребенщиков.

Я так давно люблю «творчество этого певца и композитора», так давно наизусть знаю большую часть его песен, что уже ни в коем случае не смогу сказать о нем ничего осмысленного. 

А что могу?

Январь 1993-го, ДК Горбунова. БГ в замшевом, вытертом слегка пиджаке и долго, долго играет песню «Царь сна». Если собирать деньги перед входом, то можно насобирать на пять билетов и еще пару портвейна.

Сентябрь 1997-го, John Bull Pub. День города, о Капкове никто еще не слышал, и вся Москва идет на Жан-Мишеля Жарра, а я пошел на БГ и Ляпина. «Город золотой» исполняется на мотив «Таможенного блюза» и посвящается Ю.М.Лужкову, который «основал Москву, изобрел электрогитару и рок-н-ролл».

Года нет, числа нет, а просто сижу и слушаю кассету с концертом «Аквариума» в Холодильном, что ли, институте — андроповско-черненковских лет. Много записок, много вопросов из зала. 

— А чем вы занимались до участия в группе? — спрашивают Всеволода Гаккеля. 

— Ничем, — отвечает он. Потом думает и добавляет: — И после ничем. 

Вот так и я. 

В каком-то смысле я всю жизнь ничего не делаю, а только слушаю группу «Аквариум». 

Это примерно как смотреть на море.

Не надоедает».