Ева Польна — об альбоме «Поет любовь», Бердяеве, Pussy Riot и Украине

• — У вас было ощущение, что название «Гости из будущего» однажды превратилось в «Призраки из прошлого»?

— С одной стороны, когда мне говорят, что «Гости из будущего» — группа из 90-х, у меня волосы дыбом встают на ногах. Ребята, какие 90-е? Песня «Беги от меня» взорвала страну в 99-м, а 7 наших альбомов вышли в нулевых. С другой стороны — да, абсолютно. Для меня самой это призрак из прошлого. Я никогда не разрешала писать «экс-солистка группы «Гости из будущего». Для меня приставка «экс» — олицетворение всех сбитых летчиков, которые пытаются выехать хоть на чем то. Ева Польна вроде и не новый артист, но какой-то другой. Ты должен доказывать, что ты имеешь право существовать.

• — Пластинка «Поет любовь» неожиданно попала в аудиторию, которая обычно про русскую музыку слова доброго не скажет.

— А кто скажет? Мне самой не нравится ни один русский альбом последних лет. «Поет любовь» делалась долго, трудно. Я после ухода из группы осталась в пустом пространстве: без студии, аранжировщика, саунд-продюсера. Но при этом было понятно, что мне нельзя делать музыку хуже, чем была в «Гостях из будущего». Не нужна просто Ева Польна с милыми песенками, которые хорошо звучат у костра. Я уверена, что мы с Юрой (Усачевым, партнером Польны по «Гостям из будущего». — Прим. ред.) делали потрясающие вещи, при этом в каждом альбоме у нас были известными только 3–4 песни. Нашей визитной карточкой стало то, что звучало из каждого утюга. А по поводу модной аудитории — это пустое. Мы с Юрой как первый альбом писали? Думали, вот выпустим эту байду с электронными красивостями и все скажут: это круто, вы такие молодцы, вы провидцы. И нам седло большое, ковер и телевизор в подарок сразу врУчат, а может быть, вручАт. И дальше мы со своей музыкой, прекрасной и продвинутой, сидели полгода у телефона. Никто не позвонил. А мы не хотели оставаться в узком кругу знатоков, нам надо было покорить мир. В начале нулевых ты либо жарил популярную музыку, либо сидел дома и воображал, какой ты умный. Это только в последние несколько лет ты можешь быть и популярным, и модным. Ловите шанс, ребята.

• — «Поет любовь» по-прежнему во многом завязан на текстах, притом ваш поэтический язык не изменился. Вы принципиально не позволяете себе шуточек вроде «Фая, нет вайфая», почему?

— Пусть это прозвучит пафосно, но для меня стихи — часть моей жизни, часть моих любимых людей, я этим болею. Я не хочу шутить с жизнью, с переживаниями, с любовью, с пограничными состояниями. Для меня принципиальный вопрос всегда: как это будет слушаться через 10 лет. Не хочу оставлять после себя музыкального и словесного мусора.

• — Я вчера смотрела фильм про Ника Кейва, где он объясняет, что его песни строятся на контрастах. Вроде такого: маленький милый ребенок заходит в комнату, где сидит монгольский маньяк-убийца. У вас есть свои правила?.

— Я просто знаю, какая строчка стрельнет. Знаю слова, которые останутся внутри человека и будут его грызть. Песня «Люби меня по-французски» звучит кучу лет. И всех — интеллектуалов, селян, топ-менеджеров, особенно мужского пола, — она до сих пор мучает. Это заманушка, это вызов, под эту завуалированную историю каждый может втюхать свою фантазию. Все ведь прекрасно понимают, что это про секс, а не то, что мы с товарищем читаем Франсуа Вийона и прогуливаемся по набережной Сены. Ясно же, что речь идет о перепихоне. И вот слушатели думают: блин, как Ева это делала, когда писала стихи, — сверху, слева, сбоку и в какие места… Это я к тому, что не надо пытаться анализировать поэзию. Не выйдет из этого ничего хорошего.

• — У вас ведь хорошо бы получилось на английском петь, почему вы этого не делаете?.

— Я хочу делать умную, взрослую поп-музыку на русском. Наше поколение начало слушать музыку, когда смыслы обесценились. В детском саду мы слушали песни наших мам: «Я тебя своей Аленушкой зову» или там Софию Ротару. Вот тогда слова имели значение. Сейчас это все как будто не нужно. Но лично я последние 97 лет живу в этой стране и говорю на русском языке. И я хочу послушать красивую песню с хорошим текстом, чтобы меня, взрослого человека, это тронуло. Я понимаю, что английский текст написать и спеть проще. Вот поставь хаус-мьюзик, и я могу просто из головы часами петь: «I need your lovin» — и вроде даже получится красота. А ты вот спой: «Что делало твое сердце на берегу разлуки, тренировало мышцы».

• — По музыке «Поет любовь» — это не для радио и не для площадки громыхающей, а это что-то, что ты слушаешь в плеере, когда возвращаешься домой с вечеринки. Плюс, вы не обижайтесь, но вы как будто добавили к модному звуку какой-то советской, рыбниковской сентиментальности.

— Как же я могу обижаться на Рыбникова? Это гений современной музыки, он останется в веках. Я Рыбникова очень люблю. Что еще из советского: в детстве любила Валерия Леонтьева. Вот фантастический певец. Он всегда все делал живьем, голосом все свои трели выпевал. Юрий Антонов тех же 80-х — это наше все. Мы одно время делали такие домашние вечеринки: все приносили старые винилы, звали друзей-ди­джеев. Подмиксовывали Антонова с новым звуком.

• — У меня как-то не сходится ваш медийный образ с тем, что вы в вашем сообществе в фейсбуке пишете. Фильмы Миядзаки, книжки Мамардашвили, биография Гумилева. Вот Мамардашвили вам зачем, например?

— Да за тем же, зачем и Бердяев. Я обычный человек, который хочет стать лучше, добрее, красивее и просвещеннее.

• — Просто когда я вас слышу, я никак не думаю, что вы дома крестиком вышиваете и смотрите «Игру престолов».

— Бывает и такое. Я не хочу, как условные Николай Басков и Натали, делать пиар из каждого своего шага. Живу в своем частном пространстве, о нем и рассказываю. В фейсбуке пишу только сама. Мне вообще не интересны статьи в журнале «Отдохни» про то, что Еве купили новые ласты и трусы и вот она пошла на Красное море нырять. А другим и в голову не придет, что у этого человека в шляпе, который поет на какой-то песне года, есть какая-то другая, своя история. Все, что видят во мне, это некоего персонажа, поющую женщину в странных одеяниях.

• — Но вы же со шляпами правда перебарщиваете.

— Нет, не перебарщиваю. Это мой стиль. Я на нем настаиваю. А кто-то настаивает на своей … [необычности]. Вот Рената Литвинова — … [необычная]. А я вот такая, в шляпе. Это мой кокон.

• — Вы сознательно уходите от любых общественных высказываний на общественные темы? Мне, например, было бы интересно услышать ваше мнение, когда после суда над Pussy Riot все стали обсуждать, что такое феминизм в России.

—История с Pussy Riot не имеет никакого отношения к феминизму. Это шоу-бизнес, только другого уровня. Люди, которых мы не знаем как музыкантов, сделали мерзкую вещь. Пернули чего-то и убежали. Они разве пытались чего-то сказать в защиту матерей, у которых мужья отбирают детей? Выступали в защиту женщин, которых притесняют по сексуальным правам? Мне неинтересно высказываться на эту тему. Я своим живым примером показываю, что телки офигительно рулят миром. Живет такая женщина, никто ее не продюсирует, а она, несмотря ни на что, идет дальше.

• — Вас как автора песни «Беги от меня» — в сущности, гимна свободной любви на русском языке, — не смущает, что сейчас эта песня считалась бы запрещенкой?

— Я часто об этом думаю. Но она и раньше не была разрешенкой. Я вообще воспринимаю интимные отношения исключительно как дело людей, которые в этих отношениях состоят. Когда я общаюсь с человеком, мне не хочется думать, как он, простите, … [занимается сексом]. Мне важно, какой он человек — интересный, умный, глупый, талантливый, бездарный, честный, говно. Я не понимаю, почему, простите, гомосексуалисты с парадами сейчас выступают. Да … [спите] вы хоть с козами, граждане, дорогие! Не хочу я думать об этом. Плюс мне кажется, что это проблема разве что Москвы и Петербурга. Вымученная история, которую все мусолят

• — Вам бывает страшно в России? Украина, санкции — вы это в свою жизнь впускаете вообще?

— Я эту тему не могу так запросто обсуждать. Мой папа родом с Западной Украины, там всегда был национализм. Но папа — военный врач-подводник. Давал присягу родине, служил России и СССР, плавал на атомной подводной лодке, чинил матросов, для него это противостояние — абсурд. Я сама обожаю Украину и одно время мечтала переехать в Киев. Питер — это тонкость, Москва — дикая энергия, а Киев — это все вместе. Прекрасный, удивительный, светлый город. Был. Мне просто жаль, что это больше не так, и хочется верить в лучшее.

• — Вы что видите, когда ездите по стране? Например, на уровне концертных площадок что изменилось по сравнению с 90-ми?

— Когда я езжу с концертами, я вижу страх и ненависть в Лас-Вегасе, ужас и разруху. Ты приезжаешь на площадку и своим здоровьем компенсируешь отсутствие звука. И так из года в год. Я смотрела концерт Ани Лорак в Кремле: это было очень красиво! Человек потратил столько сил и при этом не может показать это шоу больше нигде. Западные артисты возят трейлеры с декорациями, но в нашем случае их просто невозможно ни поставить где-то, ни все эти усилия окупить. Мы приходим и выступаем на деревянных полах в ДК. Поэтому в нашей стране шоу — это мы. Вот я — шоу. Именно поэтому у меня — шляпы, веера, платья, туфли. Люди из города Усть…юйска, где 3 улицы и 2 фонаря, заплатили деньги, потратили свое время, пришли на меня посмотреть. Я пытаюсь им дать красоту, три раза меняю эти нелепые, как вы сказали, шляпы. Потому что у них это останется в памяти. Это уважение к публике, которая потом скажет: к нам приезжала Ева Польна, трижды переодела платье и показала пять шляпок. И вместе с музыкой и текстом и той доверительной атмосферой, которая выстраивается со зрителем, получается волшебство. А потом я пойду домой, надену майку, и у меня будет своя жизнь. С детьми, вареньем, кошками, собаками и Мамардашвили.

Этот материал был опубликован в журнале «Афиша» №11 (371) с 16 по 29 июня 2014 года.