Мигранты
Охота на мигрантов глазами азербайджанца
По просьбе «Города» корреспондент программы «Центральное телевидение» Орхан Мустафаев написал, как дело Орхана Зейналова повлияло на его жизнь.
Для человека не титульной национальности еще до бирюлевских событий жизнь в Москве была связана с постоянным страхом. Идешь на работу, спешишь в продуктовый, сидишь в парке — это чувство всегда с тобой, просто иногда отходит на задний план. Порой доходит до паранойи: одной из моих юношеских фобий был страх, что в любую секунду в вагон электрички ворвется толпа бритоголовых с единственной целью — расправы со мной. Однажды так и случилось: подсел парень в подвернутых джинсах с вопросом: «Эй, ты кто по национальности?»
Я ответил, что азербайджанец.
— А-а, азер, значит… Ты че ваще здесь ездишь-то? Вали к себе на родину! — предложил мне поддатый скин.
— Но я здесь родился, мне некуда уезжать.
Ему было все равно. Мы подрались.
Сейчас ко мне редко кто пристает, но все эти дни после бесконечных сводок с окраины Москвы я ощущаю на себе напряженные взгляды. В подземке долго сканируют взглядом полицейские (тут же кого-то проверяют на наличие регистрации), потом пассажиры в вагоне. Для них я чужеродный элемент, пришелец, в присутствии которого в электричках и автобусах раздаются замечания из серии «понаехали» и «заходишь в маршрутку, а тут уже наших не осталось — сплошная нерусь».
Даже имя меня подводит: обвиняемого в убийстве Егора Щербакова, как и меня, зовут Орхан. И по иронии судьбы именно я отправился в Азербайджан, на родину своих предков, снимать для программы «Центральное телевидение» сюжет о родителях моего тезки. Азербайджанец рассказывает про азербайджанца, которого защищать не намерен, но пытается хотя бы не нагнетать витающую в воздухе ненависть. Герои при этом называют меня братом, говорят на азербайджанском, которого я не знаю, и горячо убеждают в невиновности своего земляка. В невиновность я верю не больше любого другого россиянина.
Сюжет программы «Центральное телевидение»: корреспонденты встречаются с родителями Орхана Зейналова и Егора Щербакова
Коллеги в шутку звонили, писали, говорили — уж не тебя ли ищут, дружище? Нет, не меня. Хотя косвенно и меня. Ведь я в очередной раз стал виновником: будто это я подстрекал Орхана Зейналова к расправе над русским парнем, это я сделал из овощебазы в Бирюлево рассадник преступности, это я селил по сорок человек в однокомнатную квартиру.
Когнитивный диссонанс — теперь мой верный спутник. Я азербайджанец, родившийся и выросший в Подмосковье, не знающий национального языка и считающий своей родиной Россию. Между моим нынешним домом и Западным Бирюлево — полтора километра. Между мной и кавказцами, устраивающими «стреляющие свадьбы», поножовщину и танцующих лезгинку в центре столицы, — ментальная пропасть. А выходит, что живу я как свой среди чужих, чужой среди своих. Язык, культура, пресловутый культурный код нашей страны — это все мое, родное. Но кто-то мне в этом праве — быть тем, кто я есть, — регулярно пытается отказать. Ведь разве вышедшим на улицы в дни бирюлевского бунта есть до этого дело? Для них я все равно что продавец с овощебазы или «горячий кауказец», не дающий прохода русским девушкам. А таким, как известно, лучше валить. Куда вот только?
Например, через несколько дней после событий в Бирюлево я поехал на съемку. Нужен был небольшой эпизод с опросом случайных прохожих. Обычно такие вещи проходят быстро, четко, без проволочек. То ли место неудачное (Теплый Стан), то ли люди странные попались, но несколько прохожих демонстративно отказались говорить со мной, просто потому, что я кавказец.
В этот момент я будто вернулся в школу, когда за контрольную по истории мне поставили три. Раньше по этому предмету я получал четверки и пятерки, а тут вдруг на тебе — притом что готовился и зубрил. Когда подошел и спросил, за что, педагог ответила: «Таким, как ты, мы вообще всегда завышаем оценки». А потом на весь класс она принялась рассказывать, как нелегко возиться с нерусскими детьми, которые ничего не знают, а только требуют.
В школьные годы я думал, что чувство потерянности в окружающем пространстве растет из моей нерусской внешности. Это ведь внутренне я всегда был абсолютным россиянином. А в зеркале от кавказской внешности не спрячешься. Поэтому, чтобы соответствовать окружающим пейзажам, я всячески пытался замаскировать свои корни.
Именно это чувство заставляет меньше жестикулировать (типичная черта южан) и принципиально не носить кожаные куртки (образ типичного кавказца). В порыве стереть национальные границы в рамках одной конкретной личности я даже уговорил родителей пойти со мной в ЗАГС и изменить отчество. Убрать, наконец, это надоедливое и выдающее меня с головой (так мне тогда казалось) окончание «оглы». Начиная с девятого класса мое отчество кончается на «-вич».
Я дико комплексовал, когда дело доходило до знакомства с девочками. Мне казалось, что они откажутся со мной разговаривать. Что подумают, что я неполноценный. Что терпеть не могут такой вот формы носа. А потом вырос — и успокоился.
Но вот Москва, 2013 год, Западное Бирюлево. Где-то рядом нашли тело убитого гастарбайтера-узбека, погибшего от множества ножевых ранений. А несколькими днями раньше, но уже после известных событий, в московской маршрутке с криком «Сдохни, сука!» чуть не перерезали горло чеченцу. Когда тот пытался отбиваться, девушка нападавшего орала, что «эта скотина еще жива, и надо добить ее в сердце».
О законе и порядке, которых, казалось бы, так требуют вышедшие на улицы Бирюлево, в такие моменты забывают. Кто-то нашел убийцу безымянного узбека, что валялся на железнодорожных путях, с той же скоростью и помпезностью, что и Зейналова? Кто-то принял заявление о нападении от гражданина РФ, чеченца по происхождению, сразу, вместо того чтобы отфутболивать от одного отделения к другому? Слепая ненависть порабощает вчерашних добропорядочных граждан.
И отовсюду звучат призывы к порядку: вот Алексей Навальный предлагает сделать визовый режим со странами ближнего зарубежья (хотя как это подействует на мигрантов с Северного Кавказа, устраивающих «стреляющие свадьбы»?); вот глава столичного управления полиции Анатолий Якунин грозит каждую пятницу проводить операции по поиску нелегальных мигрантов (почему не в среду и понедельник?)… Но как это поможет справиться с мигрантскими районами (которые, на мой взгляд, не то чтобы корректно так называть; пригороды Парижа в огне — вот где настоящие мигрантские районы)?
Лично я вообще не вижу проблемы так называемых мигрантских районов. Я вижу проблему системного неисполнения правил — и со стороны мигранта, и, что важнее, со стороны власть имущих. Дело-то ведь не в конкретном Орхане, приехавшем торговать на рынок. Один закон на всех — вне зависимости от национальной принадлежности и того, кто больше сегодня занес конкретному чиновнику, — вот что избавит нас от страха.
Мне и самому в какой-то момент показалось, что национального вопроса больше не существует. Этой грани больше нет, она стерлась, ведь ты так хорошо со всеми общаешься… Но в России эта иллюзия живет недолго. В нашей стране, даже если ты вдруг забыл о своей национальности, кто-нибудь непременно напомнит. Например, очередной фантом Манежки, материализовавшийся в Западном Бирюлево.