Благотворительность
Наталья Водянова о детских площадках, аутистах, Месси и миссии
Фонд Натальи Водяновой «Обнаженные сердца» строит игровые парки, помогает детям и собирает социальных работников на ежегодные форумы. В этом году форум был посвящен аутизму. «Город» поговорил с Водяновой о том, может ли помощь детям в России из благородного занятия стать общественной нормой.
- Когда вы начали заниматься благотворительностью, вам было всего 22 года. Какой был первоначальный импульс?
- Этим импульсом стала трагедия в Беслане. Мне казалось, что на выживших в Беслане детей всегда будут ставить своего рода клеймо «переживших трагедию», они никуда не смогут от этого деться. У меня было сложное детство — с ранним переломным периодом и ранним взрослением. Отчасти это было связано с необходимостью заботиться о сестре Оксане (у Оксаны — ДЦП и аутизм. — Прим. ред.). Конечно, я не могу сравнивать свою жизнь с тем, что вынесли ребята в Беслане, но мне это помогло понять, что нужно делать. Я вспомнила, что самой лучшей терапией для меня были те беззаботные моменты, когда я могла просто играть и забыть о реальности. Поэтому я решила построить в Беслане детский игровой парк. К сожалению, тогда это не получилось: на помощь Беслану кинулись организации всего мира. Мой новоиспеченный фонд встал в огромную очередь. При этом деньги уже были собраны, и я подумала: зачем ждать очередной трагедии, чтобы построить детский парк? И буквально за несколько месяцев мы открыли парк в Нижнем Новгороде.
- Сейчас их уже несколько десятков?
- Да, дети так принимали эти парки, что я решила продолжать. За три года фонд «Обнаженные сердца» построил 36 детских площадок в России. И наконец администрация Беслана обратилась к нам с просьбой построить игровой парк на месте школы. Так вот все закольцевалось. Для меня это был знак, что я на правильном пути. А еще до Беслана было 11 сентября. Я тогда жила в Нью-Йорке и была уже шесть месяцев беременна моим первым сыном Лукасом. Жила в четырех кварталах от Центра международной торговли, смотрела на него из окна. Когда упала первая башня, выбежала босиком из квартиры, прорывалась через весь этот ужас. Боялась, очень переживала, но тогда еще не думала о благотворительности. Не была готова отдавать. Я только два года как уехала из России.
- Когда вы начали ездить по интернатам встречаться, в частности, с детьми с нарушениями развития, вас не испугало осознание того, что всем помочь нельзя?
- Это до сих пор тяжело принимать. Но я могу сделать только то, что мне по силам. Я понимаю, что есть определенная сила, которая гораздо значительнее меня. А я — только один из ее инструментов.
- У детей с аутизмом при должном внимании и обучении часто проявляются художественные таланты — вот есть история Джессики Парк, выдающейся художницы. Такие расстройства не задевают личность человека, не затрагивают его творческие способности. Сталкивались ли вы с такими случаями?
- Такие гениальные выражения попадаются редко, хотя и бывают. Например, есть Алеша из Тулы, ему уже 23 года. У Алеши глубокий аутизм, и по его поведению кажется, что у него тяжелая умственная отсталость. На самом деле до 13 лет никто не знал, что у него абсолютно сохранный интеллект и выдающиеся способности. Во-первых, он вычисляет корень из четырехзначных цифр за две секунды, во-вторых, прекрасно пишет — причем как по-русски, так и по-английски. При этом Алеше сложно даже рукой пошевелить.
- Его научили писать в интернате?
- Нет, он живет не в интернате, а с мамой. Он медленно указывает на буквы, из которых мама складывает слова. При этом абсолютно понятно, что она просто ему помогает. Таких примеров много. На самом деле расстройства аутистического спектра настолько разные, что способности у таких людей тоже могут быть самые разные. У Лионеля Месси расстройство аутистического спектра. Это было и у Моцарта, и у Эйнштейна. Это есть у абсолютного множества очень талантливых людей, работающих в IT-индустрии. Но порой эти гениальные способности — не дар, а большая помеха. Поэтому так важно окружение человека, начиная с любящей семьи и заканчивая специалистами, преподавателями, которые верят в тебя, видят твой потенциал.
- От большинства таких детей родители отказываются, и они оказываются в интернатах. Какую роль на самом деле выполняют интернаты — адаптирующую или наоборот?
- Если говорить об интернатах — то в них сейчас вкладывают большие средства. Правда, в основном все это уходит на ремонт, на оформление, а не на людей. К сожалению, отношение сотрудников к подопечным не меняется. Причем в обычных интернатах ситуация еще не такая суровая, и у детей есть какой-то шанс, а вот в интернатах особого вида — совсем другая картина. Если дети попадают в категорию необучаемых, то им не положено никаких занятий, их не учат читать и писать. Понятно, что у восемнадцатилетних после интерната только одна дорога — в дом престарелых.
- Что можно сделать в такой ситуации?
- Что можно сделать с интернатами, мне сложно сказать — иногда даже нас, профильную организацию, туда не пускают. Интернаты очень боятся негативного резонанса, они очень закрытые. Но их детям любовь, время и внимание нужны больше чем кому-либо. Внимание не такое, что ты однажды пришел и конфет принес, а системные занятия хотя бы раз в неделю. Я была в одном интернате, там на 50 лежачих детей с тяжелой инвалидностью было две нянечки. А что они могут успеть за день? Просто всех накормить быстро три раза, помыть и все. Времени у них нет, поэтому дети одни. Ты лежишь на кровати годами, и с тобой никто не разговаривает.
-
В Екатеринбурге фонд Водяновой построил 4 игровые площадки на территории специализированных домов ребенка1/5 -
Оксана и Наталья Водяновы в Нижнем Новгороде2/5 -
Одна из детских площадок в Екатеринбурге3/5 -
Игровой парк в горняцком Новошахтинске4/5 -
Площадка в Кондопоге5/5
- То есть, получается, что виновата наша бедность?
- Да, положение тяжелое, зарплаты у сотрудников очень маленькие. Ну и это все действительно очень грустно и морально тяжело, к тому же многих страшит отсутствие перспективы. Это и с родителями случается: они отдают детей в интернат или в самом начале жизни, или в семь лет, когда понимают, что ребенок не сможет идти в школу. А раз не может идти в школу, то, значит, не будет образования, не будет работы, будет висеть на шее всю жизнь. Храбрых людей, которые готовы нести такой крест на себе всю жизнь, мало: 30% по статистике на сегодняшний день.
- В западных странах люди с ограниченными возможностями вовлечены в жизнь общества, их можно встретить в кафе, в музее, в театре, на фестивале, для этого все оборудовано. У нас их не видно и кажется, будто бы их и нет вовсе. И от этого люди даже не знают, как общаться с ними.
- Вы абсолютно правы. Невозможно обвинять в бездушии человека, который никогда с этим не сталкивался и не знает, как себя вести. Из моего личного опыта я понимаю, что начинать нужно именно с близких. Нужно научить их реагировать не с агрессией, а с юмором, когда посторонние как-то неприятно смотрят. Конечно, сложно быть веселым, когда тебя постоянно принижают — ты становишься таким оголенным куском мяса. Каждое прикосновение вызывает только боль и агрессию.
- А в ваших игровых парках получается так, что дети с расстройствами и совершенно здоровые дети начинают общаться и дружить?
- Да, тут наши ожидания оправдались — хотя детей с умственной отсталостью или ограниченными возможностями в наших парках пока немного. Для меня самой всегда было важно рассказывать об Оксане, о том, что у меня есть такая сестра. При этом многие удивляются и говорят: «Ты молодец!» А я не чувствую, что я молодец. Мне просто никогда не казалось нужным этого стыдиться и это как-то скрывать. Я знаю множество публичных людей в нашей стране, у которых есть дети с церебральным параличом, синдромом Дауна или с аутизмом — и они скрывают это как могут. Они не хотят этого признавать, не хотят это комментировать. Я не осуждаю их: они перенесли очень страшный удар и должны гордиться уже тем, что продолжают с этим жить. Даже мне, выросшей с Оксаной, было бы сложно, если бы у меня родился такой ребенок. Просто в нашей стране так работает общественное мнение. И изменения должны происходить и в этом поле тоже. Поэтому и этот форум, и другая деятельность фонда «Обнаженные сердца» — это важно и рационально, у нас есть профессиональная команда, определенная методика и объективные данные, свидетельствующие о том, что мы приносим пользу. Но, помимо этого, я четко осознаю, что людям важны эмоции и личный опыт того, кто это делает. Поэтому мне важно, что люди знают меня и мою личную историю — и в том числе поэтому нам доверяют.
- Помочь фонду nakedheart.org/ru/поддержите-нас/