Чем нас пугают самые страшные хорроры? Может быть, историей? Да, бывают фильмы, остроумно жонглирующие жанрами (из последних — «Варвар», «Вопль») и упивающиеся извращенной драматургической логикой («Реинкарнация»), но и стандартный сюжет «молодые люди пошли куда‑то не туда и угодили во что‑то не то» совсем не является помехой для страха до дрожи. Неужели все дело в бюджетах и спецэффектах? Опять же, на каждый знаковый кадр (от трансформации старухи в «Ш-ш! Осьминог» до «паучьей походки» из режиссерской версии «Экзорциста») приходятся сотни, тысячи примеров, когда и практические эффекты XX века, и графика начала XXI выглядят не пугающе, а максимум умилительно.
На самом деле все лучшие хорроры пугают следующим: с помощью намеков, нагнетания, намеренного утаивания информации заставляют зрителей рисовать у себя в фантазии такие ужасные образы, какие никакой худпост или сценарист никогда не реализует в полной мере. «Адская пасть Мохаве», независимый американский фаунд-футидж-хоррор, эту идею возводит в абсолют.
О чем фильм?
Пересказывать сюжет «Адской пасти» нет никакого смысла. Первую половину фильма режиссер Робби Бэнфич заставляет внимательно прислушиваться к бесполезной болтовне молодых людей, собирающихся в поездку. Едва ли кому‑то из зрителей удастся хотя бы начать различать их по именам за это время — для часа хронометража реальное достижение, сближающее эту «найденную пленку» с действительно вероятным содержанием случайной флешки, подобранной на улице. Зато потом так же неожиданно начинается мясо, как если бы на второй стороне психоделической кантри-пластинки с барахолки (примерно такую музыку исполняет героиня для клипа) вдруг заорал нойз, метал и грайндкор.
Мясо картины включает в себя не только буквальное человеческое мясо, но и такие остающиеся без ответов вопросы, как что это за взрывы и вспышки света, почему герои снова тут и говорят то же самое, только все истекают кровью, как дыра в пещере без монтажных склеек привела в старую спальню родного дома и почему, если это всего лишь фильм, девушка так искренне и душераздирающе зовет маму. Вглядываться в экран придется мучительно: единственный источник освещения — тоненький, дрожащий луч фонарика, ухватывающий лишь кусочки происходящего. Остальное как раз и дорисовывает разгоряченная зрительская фантазия.
Это не значит, что на так называемых мани-шотах (ярких кадрах, за которые кинозрители заплатили деньги) кинематографисты-самоделкины решили сэкономить деньги. Самые страшные вещи тут происходят и вовсе средь белого дня: то ли гигантские глисты, то ли ожившие кишки с оглушительным визгом летят по земле к ногам оператора, и зрителю остается лишь гадать, что происходит. От неопределенности — мурашки. Не меньший эффект производит дизайн некого гигантского адского существа, компьютерный космический пролет и расчлененка — кульминационные кадры не просто не хочется спойлерить, а хочется самому выкинуть из памяти и никогда не пересказывать вслух.
Что‑то из этой похвалы — несомненно аванс режиссеру Бэнфичу, для которого это фактически дебют (ранее были короткометражки и студенческий средний метр). Да, сильно новаторским этот рип-офф «Ведьмы из Блэр» не назвать: та картина, как мы помним, вообще не содержала мани-шотов, никакой ведьмы или крови там не было, но пугала до ступора чисто благодаря сочетанию кассетной съемки и болтологической актерской игры. Зато Бэнфич находит способ оживить давно заезженную формулу в эру HD: стратегическое освещение маленького кружочка экрана фонариком как бы нивелирует проблему «в HD все слишком хорошо видно, чтобы бояться». Для сравнения: когда супруги Уинтер в прошлом году снимали ад в пустыне, выглядело все гораздо красивее, креативнее и причудливее, но тот ад не пугал, а именно что умилял. Да и высокобюджетный, драматургически выверенный ремейк «Ведьмы из Блэр» сейчас едва ли кто‑то вспомнит или захочет пересмотреть.
Про бэкграунд автора известно не так много, но есть пара фактов, которые все объясняют. Во-первых, он работал в Гринписе и обожает Малика: в «Адской пасти Мохаве» есть несколько упоительно красивых съемок солнца, трещин на земле, осликов. (В кои-то веки локализация названия звучит круто, хоть и не передает смысл романтического режиссерского неологизма «The Outwaters» — что‑то типа «Пустошей», только, как ни странно, водных.) Во-вторых, на афтепати после премьеры Бэнфич заставил всех смотреть свой любимый фильм Хармони Корина «Трахальщики мусорных бачков». В каком‑то смысле ровно со времен показа того VHS-артефакта в 2009 году не появлялось хоррора, столь же удачно подходящего для съемки ошарашенных зрителей кинотеатров скрытой камерой в качестве социального эксперимента. Можно только посочувствовать обывателям, которые пойдут на этой неделе смотреть это авангардное кино в российском торговом центре. Ну а прожженные ценители жанра только такие лютые авангардные вещи годами и ждут.
Никиты Лаврецкого
