— Почему все-таки Джонни Депп? Что такого особенного в этом артисте, что вы, кажется, даже не рассматривали никого другого на эту роль?
— На самом деле изначально я думала о французских актерах и даже обращалась к двум артистам, которые мне очень нравились. Но из‑за вопросов со здоровьем и по некоторым личным причинам мы в итоге не стали работать вместе. И только после этого я подумала о том, что не нужно бояться, что необязательно искать актера именно во Франции, потому что для этой роли (короля Людовика XV. — Прим. ред.) в первую очередь важна харизма и общая сила человека. И в этот момент я как раз и обратилась к Джонни Деппу.
— Но все-таки Джонни Депп не только показывает силу в этом фильме, ведь по сюжету он болеет. И открывает, как мне кажется, какую‑то слабость, уязвимость. Как вы можете описать харизму Джонни Деппа? Какой он артист в ваших глазах?
— Я думаю, что это человек, который не боится. Многие большие звезды привыкли к тому, что все внимают каждому их слову. А Джонни Депп не боится развенчивать это свое амплуа. Это очень важный момент. Но у него есть еще и внешность, голос, стать, походка — все те вещи, которые не связаны со звездным статусом.
— Насколько я знаю, это первый французский фильм, в котором снялся Джонни Депп — голливудская звезда. Не было ли во время съемок каких‑то культурных недопониманий?
— Были. Не хочу вдаваться в подробности, но да, были некоторые культурные трения.
— Может быть, вы могли бы привести какой‑нибудь пример?
— Прошу прощения, но нет. Потому что стоит мне что‑то такое сказать, это неправильно интерпретируется и начинается безосновательная полемика.
— Да, конечно, я понимаю. Тогда другой вопрос, тоже про культурные отличия. Вы сказали в одном интервью, что идея картины пришла вам в голову после просмотра «Марии-Антуанетты» Софии Копполы. Это американский фильм. Может быть, есть что‑то, что американцы неправильно понимают во французской истории и в предреволюционных событиях. А вы, наоборот, хотели показать правильным образом?
— Никто из нас там не был, и даже историки не всегда сходятся на одной версии событий. В кино факты не так важны, и историки — точно не лучшие сценаристы. Самое важное — это эмоция, которая вовлекает зрителя в фильм. Фильм Софии Копполы — просто супер, и я ей очень благодарна за ее смелость, потому что она взялась за фильм о французской истории, несмотря на то что французы очень трепетно к ней относятся. Однако история принадлежит всем.
В «Марии-Антуанетте» виден именно взгляд Софии Копполы, она смогла освободиться от груза прошлых исторических фильмов и сделала что‑то в соответствии с собственным видением. И, на минуточку, когда мы сегодня говорим «Мария-Антуанетта», мы автоматически думаем о ее фильме, а не о чем‑то еще. И это лучшее доказательство, что именно ее видение сделало и фильм, и саму героиню культовой.
— Что могут почерпнуть современные женщины из истории Жанны Дюбарри? Ведь может показаться, что светское общество, королевский дворец XVIII века, мало что имеет общего с тем миром, где мы живем.
— Я не согласна. Во многих вещах восприятие людей вообще не поменялось. Сейчас, когда молодая женщина встречается с мужчиной, у которого есть власть и который значительно старше нее, мы наблюдаем все те же самые стереотипы, карикатурную зависть.
— Вы не только поставили эту историю, но еще и сыграли главную героиню. Это просто потому, что во время кастинга вы оказались самой талантливой кандидаткой? Или, может быть, вы почувствовали особенное душевное родство с Жанной Дюбари и захотели ее сыграть, несмотря ни на что?
— Скорее второе. Конечно, я не считаю, что я самая талантливая актриса. Хотя и не самая плохая. На этом фильме я работала с особой энергией, потому что чувствовала точки пересечения с героиней на очень глубоком уровне. Но вообще я чувствовала похожее и в случае с мужскими партиями в фильме.
— Я заметил, что у вас в кадре царило натуралистичное освещение, соответствующее эпохе — свечи, никакого яркого света, почти как в «Барри Линдоне» Стэнли Кубрика. Но, с другой стороны, вы используете сказочный закадровый голос, как в детской книжке. Как вы балансировали между реалистическими художественными средствами и более фантазийными?
— Я с самого начала именно поэтому и хотела включить в фильм закадровый голос. Даже был вариант начать с фразы «жила-была» и так далее. Что касается естественности освещения, то я тоже сразу пришла к этой идее. Просто потому, что я считаю, что это красиво. Вообще говоря, за моей мотивацией никогда нет какой‑то теории, я просто стремлюсь делать какие‑то красивые вещи, а они обычно очень простые.
— Мне кажется, один из красивейших аспектов фильма — это костюмы и прически. Но лично я вообще не специалист в истории моды, поэтому, может быть, вы можете сами сказать, насколько аутентичны эти элементы фильма или это тоже, может быть, сказочная история?
— Не то и не другое. Я много изучила изображений той эпохи, рассматривала украшения и костюмы, ткани, которые использовались, декор. Но мне, если честно, не все из этого нравилось — многое просто не соответствовало моим критериям красоты.
Если бы мы слишком уважали эпоху, то пришлось бы использовать вещи, которые мне не нравились. Поэтому я решила видоизменить саму эпоху. И я изначально говорила технической команде — специалистам по макияжу, прическам, костюмам, — чтобы они не боялись не соответствовать критериям эпохи, потому что мы снимаем не документальный фильм, а художественный.
Я могу показать вам мудборды, которые я сделала, чтобы делиться с командой источниками вдохновения. (Достает коллаж из изображений на картоне.) Вот смотрите, тут картина той эпохи со сценой охоты, а это одежда от кутюр нулевых годов, вдохновленная модой XVIII века, но все же современная. А ниже кадр из «Марии-Антуанетты» со сценой пикника. (Показывает еще один мудборд.) А это вдохновение для образа самой Жанны — это, например, Настасья Кински из «Тэсс». Тут микс из современных источников и исторических. Но все это соответствует тому, что я уже знала про Жанну. Я знала, что она любила белую одежду, что она была очень естественная, не носила макияж.
— Можно ли в связи с этим сказать, что она была феминисткой своего времени?
— Я не думаю, что все это было нарочитой провокацией, все-таки она делала это очень искренне. Но это действительно был очень феминистский акт, ведь она боролась за свою свободу — свободу вкуса, быть такой, какой она хочет, а не следовать чужим кодексам, принятым при дворе. И я хотела подчеркнуть в фильме ее отвагу и героизм. Я сама согласна с тем, что красота — в простоте, я тоже не люблю макияж.
— Один из производителей фильма — это стриминговая компания Netflix. Существует ли разница восприятия этой истории, когда вы ее смотрите на экране кинотеатра или на экране телевизора?
— Я люблю смотреть фильмы в кино. Особенно с полным залом. Выбирая между сеансом в 20 часов в пятницу и 14 часов в четверг, я выберу первый вариант, потому что тогда будет возможность разделить эмоции с другими людьми. Общественное единение прекрасно. Я часто хожу в Латинский квартал [в Париже], где показывают реставрированные пленочные копии старых фильмов — их смотрят люди, которые не отвлекаются на телефон и попкорн. Но иногда я почему‑то специально смотрю фильмы в самых худших условиях — без наушников, на малюсеньком айпаде. Все-таки если фильм и правда хорош, то его это не испортит.
— Правда ли, что ваш фильм тоже снят на 35-миллиметровую пленку? Просто лично я визуально не смог это определить, смотря фильм на компьютере.
— Да, это действительно так. Когда зрителя что‑то трогает в фильме, будь то красота кадров или игра актеров, он не всегда понимает, что именно его тронуло. Вам, может быть, показалось, что есть просто какой‑то красивый план, но я уверена, что тот факт, что это была пленка 35 мм, тоже повлиял на ваше восприятие.
Но я использовала пленочную камеру не только для визуального результата, но и для того, чтобы сделать процесс более сложным. Что я имею в виду? Если используется цифровая техника, дубли можно переснимать бесконечно. А пленка конечна, и это делает весь материал гораздо более ценным. Раньше я, наоборот, отводила камере самое маленькое место — она все время была где‑то сбоку, и техническая команда вела себя максимально незаметно. А сейчас я хотела, чтобы никто не забывал, что камера — истинная звезда фильма.
