Нынешний Берлинале, как и любой современный кинофестиваль, изобилует фильмами про любовные треугольники разной степени неубедительности. В чудовищном фильме открытия «Иди ко мне, детка» Питер Динклейдж мечется между женой-гермофобкой и любовницей-сталкершей. В «Пассажах» эмоциональный абьюзер Франц Роговски попеременно мучает мужа и беременную любовницу (это хотя бы по-черному смешно — подробности чуть позже). Наконец, в основном конкурсе показали наделавшую шуму на «Сандэнсе» мелодраму «Прошлые жизни» от студии A24, где артистка Грета Ли сияет от счастья, сидя между двумя красивыми мужчинами из прошлой и настоящей жизни. Это кино ярче всего выражает проблему фильмов о любовных треугольниках — динамика эта давно изучена вдоль и поперек, и если персонажи не утруждают себя разговорами о чем‑то, кроме своих отношений, смотреть становится невыносимо скучно.
Совсем другое дело — картина «Взрослые» из параллельного конкурса «Направления» (Encounters), рассказывающая про отношенческий треугольник иного рода. А именно про молодого человека, навещающего в родном городе двух взрослых сестер, — сможете с ходу припомнить хотя бы парочку репрезентаций такой банальной ситуации в кино? Совсем уж поразительным это зрелище делает то обстоятельство, что каждый из героев определяется причудливым набором из особых интересов и темперамента. Непривычно неулыбчивый Майкл Сера в первый день визита отменяет встречи с другом детства (тот недавно обзавелся младенцем) и одной из сестер, чтобы встретиться с давним партнером по покеру. Младшая сестра в исполнении Софии Лиллис («Оно») — трогательный хрупкий цветочек, недавно бросивший колледж и во время первой за три года встречи с братом пускающийся в слезы. Старшая сестра, Ханна Гросс («Охотник за разумом», «Рождество, опять»), одевается то ли в готические, то ли в традиционные протестантские наряды и, будучи обремененной заботой об опустевшем родительском доме, то ли ненавидит, то ли просто игнорирует весь белый свет. Всех троих объединяет то, что в роли взрослых они еще не вошли и лишь играют их, то и дело фальшивя.
В курсе ли вы вообще, что Майкл Сера за последнее десятилетие укрепился в статусе великого артиста? Вы, наверное, помните его как неловкого школьника из «Суперперцев» или героя подросткового боевика «Скотт Пилигрим против всех», но с тех пор он играл хоррор-злодеев («Магия, магия»), организатора подпольного азартного клуба («Большая игра»), одновременно самого притягательного и невыносимого гостя на дачной вечеринке («Тайрел») и, наконец, нейродивергентного возлюбленного Эми Шумер в ее автобиографическом романтическом сериале («Жизнь и Бет»).
Во всех случаях Сера играет в своей неповторимой манере, когда серьезные вещи проговариваются с циничной ухмылкой, а на стебе и подколках начинают предательски блестеть глаза. Как будто артист плохо блефует, пытаясь скрыть чувства, — иронично, что в двух фильмах, где он играет в покер («Большая игра» и, собственно, «Взрослые»), его герои блефуют как раз хорошо. Повышенная репрезентация игральных карт в фильмографии может и не быть простым совпадением: на наш вопрос после премьеры о том, какое место в его жизни занимают азартные игры, Сера сначала отрезал фразой «это личная информация», но потом все же пояснил, что это он пристрастил режиссера Дастина Гая Дефу к покеру во время пандемии. При этом о жене, детях и других подробностях личной жизни канадского актера ходят только слухи (впрочем, известно, что у него тоже есть старшая и младшая сестры); он принципиально не пользуется смартфоном, что не мешает ему побеждать в американской «Своей игре».
Режиссер Дефа сам начинал в качестве актера в фильмах мамблкорщиков Джо Сванберга, Эндрю Бужальски и Рика Алверсона. В собственном творчестве он не тиражирует, но развивает идеи этого важнейшего движения в американском независимом кино XXI века. Классические мамблкор-фильмы превращали диалоги в трудноразличимую кашу из запинок, слов-паразитов и дефектов записи, чтобы подчеркнуть трудности в коммуникации между близкими людьми и добиться нового уровня экранного натурализма. У Дефы герой и две героини используют для общения выдуманный в детстве язык, пародии на Мардж Симпсон и совместный танец из «Банды аутсайдеров» Годара. Таким образом, выражение чувств и эмоций им дается без проблем, другое дело, что и окружающие, и они сами не всегда оказываются в состоянии считать иронию и все отсылки в этом выражении. Это трагедия не невнятности речи, но ее незаурядности. Творческие дети взрослеют медленнее и больнее любых других.
Неудачная коммуникация, впрочем, может быть не только трагичной, но и уморительно смешной. То, как герой Серы всякий раз в течение уик-энда находит предлоги для игнора сестер по вечерам (все дело в покере), — горько для героев, но забавно для узнающих себя и близких зрителей. Его зависимость от игр достигает пика в эпизоде, где, проигрывая сестрам в боулинг, он инсценирует «важный» звонок и отлучается, чтобы отыграться у автомата с клешней и игрушками-слаймами (можно ли представить что‑то более восхитительно жалкое?). Есть сцены, которые и вовсе иначе как комедийным золотом не назвать: старшая сестра во время уборки пассивно-агрессивно преследует с пылесосом брата, который пытается доиграть партию на Chess.com. А абсурдно затянутый монолог за покерным столом, где Сера со слезами на глазах пересказывает сюжет одного диснеевского мультика в пафосно-возвышенном ключе, — это такая моментальная классика кинокомедии, которая заставит нескольких зрителей биться в истерике (они уже поняли, о каком мультике речь), пока большая часть зала будет тормозить и недоумевать (до поры до времени).
Во «Взрослых» вообще нет романтической сюжетной линии, если только не считать момент, когда Майкл Сера остается наедине в комнате с подругой друзей, но не находит сил на большее, чем лечь на кровать и, причитая, закрыть лицо руками. И тем не менее фильма, демонстрирующего большую концентрацию человеческого тепла, родственной нежности и бесконечно обаятельных живых людей, на кинофестивале пока не нашлось. Весь секрет в том, что эта нежность и тепло возникают здесь не благодаря, а абсолютно вопреки индивидуальным качествам персонажей и их непримечательным обстоятельствам — совсем как в наших с вами неголливудских жизнях.
Никиты Лаврецкого
