Отчего граф Толстой, журналист По и другие пишут рассказы про мертвяков и упырей

Мэри Шелли — 43-летняя писательница из Лондона, супруга покойного поэта Перси Шелли. Чрезвычайно образованная дама, происходит из знатной семьи, известной своими скандальными, а кто-то скажет — прогрессивными взглядами: матушка Мэри сочинила эссе «В защиту прав женщин», а батюшка известен своими радикальными атеистическими высказываниями. Просвещенная европейская публика знает Мэри Шелли как автора макабрического рассказа «Франкенштейн». Читателю любопытно будет узнать, что свое столь популярное сочинение 18-летняя мадам Шелли написала в 1816 году в компании не кого иного, как всеми любимого лорда Байрона, пригласившего супругов в свое романтическое имение в швейцарских горах.

Отрывок: Наблюдая грозу, прекрасную и вместе страшную, я быстро шел вперед. Величественная битва, разыгравшаяся в небе, подняла мой дух. Я сжал руки и громко воскликнул: «Уильям, мой ангел! Вот твое погребение, вот похоронный звон по тебе!» В этот миг я различил в темноте фигуру, выступившую из-за ближайших деревьев; я замер, пристально вглядываясь в нее; ошибки быть не могло. Сверкнувшая молния осветила фигуру, и я ясно ее увидел; гигантский рост и немыслимая для обычного человека уродливость говорили, что передо мной был мерзкий дьявол, которому я даровал жизнь. Что он здесь делал? Уж не он ли (я содрогнулся при одной мысли об этом) был убийцей моего брата? Едва эта догадка мелькнула в моей голове, как превратилась в уверенность; ноги у меня подкосились, и я вынужден был прислониться к дереву. Он быстро прошел мимо меня и затерялся во тьме. Никто из людей не способен был загубить прелестного ребенка. Убийцей мог быть только он! Я в этом не сомневался. Самая мысль об этом казалась неоспоримым доказательством.

Вашингтон Ирвинг — американский автор, наделавший немало шума в приличных парижских и лондонских салонах. Лестные отзывы о нем писали такие бесспорные властители дум, как Вальтер Скотт и лорд Байрон. Уже одного этого нам достаточно, чтобы без всякой опаски представлять сего автора на суд нашему читателю. После недурно написанной сказки «Рип ван Винкль» американец изумил почитателей леденящим душу рассказом «Легенда о Сонной Лощине». Сей рассказ решительно не стоит читать изнеженным особам и пугливым натурам. Ежели вы себя к таким не причисляете, не пропустите это необычайно захватывающее сочинение.

Отрывок: Все рассказы о духах и привидениях, слышанные Икабодом в течение вечера, теснились теперь в его памяти. Ночь становилась все темней и темней; звезды, казалось, погрузились в бездонную глубину неба, и несущиеся в вышине облака время от времени скрывали их из виду. Икабод никогда еще не чувствовал себя таким одиноким, таким удрученным. К тому же он приближался к месту, где разыгралось столько историй с участием призраков. Посреди дороги росло огромное тюльпанное дерево, словно гигант возвышавшееся над остальными своими собратьями и служившее местным жителям чем-то вроде дорожной вехи. Его фантастически искривленные суковатые ветви, настолько толстые, что могли бы сойти за ствол дерева средних размеров, спускались почти до самой земли и затем снова шли вверх. Это дерево было связано с трагической историей бедняги Андре, захваченного тут в плен, вследствие чего его повсеместно называли не иначе, как деревом майора Андре. Простой народ взирал на него с некоторым благоговением, смешанным с суеверным страхом, что находит свое объяснение, с одной стороны, в сочувствии к судьбе его несчастного тезки, а с другой — в толках о странных видениях и скорбных стенаниях, связанных с этим деревом.

Шеридан Ле Фаню — ирландский журналист, не так давно появившийся на литературной сцене. Читатель сможет без труда обнаружить его сочинения в приличных дублинских газетах. Скажем более, удачливый ирландец в прошлом году приобрел в свое владение некоторые из них. Так что смеем надеяться на его более частные появления в прессе. Не вынося скороспелых суждений, ограничимся лишь заслуженной похвалою его весьма достойного дебюта «Призрак и костоправ», за которым последовали еще одиннадцать коротких историй мрачного и местами кошмарного содержания. В силу молодости автора его бесспорный талант не нашел еще международного признания. В этом свете мы особенно рады познакомить читателя с новым подающим надежды писателем.

Отрывок: Да, ваша милость, не прошло и трех минут, как моему отцу послышался какой-то шорох со стороны камина; отец чуточку приоткрыл глаза и явственно увидел, как старый сквайр выбирается из картины: плащ он скинул с плеч, а сам ступил на каминную полку — и потом спрыгнул на пол. Так вот, осторожный старый негодник — отцу подумалось, что подлее этой выходки и быть не может, — прежде чем приступить к разным пакостям, замер на минутку и прислушался, крепко ли оба они с Ларри спят, а когда удостоверился, что все тихо и мирно, протянул руку к бутылке виски, ухватил ее и одним махом опрокинул в себя чуть ли не целую пинту. И затем, ваша милость, этаким образом подкрепившись, осторожненько поставил бутылку на прежнее место — аккурат туда, где она и стояла. После чего призрак как ни в чем не бывало взялся мерить зал шагами с таким трезвым и внушительным видом, будто сроду не вытворял ничего подобного. И всякий раз, когда он проходил мимо моего отца, от него нестерпимо разило серой, и вот тогда у отца душа по-настоящему ушла в пятки: уж он-то в точности знал, что ад именно серой провонял насквозь, — прошу прощения у вашей милости.

Не будет преувеличением сказать, что, как и всякому таланту, Эдгару Аллану По замечательно даются в равной степени и проза, и поэзия. Поклонники отмечают его склонность к страшным и фантастическим новеллам, к которым, кажется, и сам автор питает особую любовь. Писатель проживает в американском городе Филадельфия и занимает пост редактора в одном из местных журналов. Поклонники занимательного детективного жанра будут горячо заинтересованы в свежайшем сочинении господина По «Убийство на улице Морг». Те же, кого манят более таинственные и потусторонние фантазии, с превеликим удовольствием ознакомятся с макабрическим рассказом «Падение дома Ашеров».

Отрывок: С особенной силой и остротой я испытал все это однажды поздно ночью, когда уже лег в постель, на седьмой или восьмой день после того, как мы снесли тело леди Мэдилейн в подземелье. Томительно тянулся час за часом, а сон упорно бежал моей постели. Я пытался здравыми рассуждениями побороть владевшее мною беспокойство. Я уверял себя, что многие, если не все мои ощущения вызваны на редкость мрачной обстановкой, темными ветхими драпировками, которые метались по стенам и шуршали о резную кровать под дыханием надвигающейся бури. Но напрасно я старался. Чем дальше, тем сильней била меня необоримая дрожь. И наконец, сердце мое стиснул злой дух необъяснимой тревоги.

Граф Алексей Константинович Толстой пусть еще молод, но в петербургских салонах уже имеют репутацию одаренного автора. Мы с превеликой радостью сообщаем читателям об издании повести графа под названием «Упырь», вдохновленной его недавним вояжем в Италию. В петербургских кругах книга, только выйдя, произвела немалый ажиотаж. На первых чтениях у графа Владимира Алексеевича Сологуба присутствовали Одоевский, Жуковский и Лермонтов, решительно приветствовавшие сочинение графа Толстого. Последний публикует свою работу под псевдонимом Краснорогский, происходящим от названия графского имения в Черниговской губернии.

Отрывок: Незнакомец оглянулся, отошел от камина и, пристально посмотрев на Руневского, отвечал:
— Нет, я никого не ищу; мне только странно, что на сегодняшнем бале я вижу упырей!
— Упырей? — повторил Руневский, — как упырей?
— Упырей, — отвечал очень хладнокровно незнакомец. — Вы их, Бог знает почему, называете вампирами, но я могу вас уверить, что им настоящее русское название: упырь; а так как они происхождения чисто славянского, хотя встречаются во всей Европе и даже в Азии, то и неосновательно придерживаться имени, исковерканного венгерскими монахами, которые вздумали было все переворачивать на латинский лад и из упыря сделали вампира. Вампир, вампир! — повторил он с презрением — это все равно что если бы мы, русские, говорили вместо привидения — фантом или ревенант!

Покойный Джон Уильям Полидори, вероятно, знаком достопочтенному читателю как личный доктор лорда Байрона. Англичанин с итальянскими корнями сопровождал лорда Байрона в его памятном европейской вояже в 1816 году. Злые языки поговаривали, что Байрон любил устраивать публичные потехи над бедным доктором, отчего тот глубоко страдал. Жестокосердный гений Байрона нанес доктору решительный удар в 1819 году. Его дебютный рассказ «Вампир» был опубликован в том году и немедленно приписан скорой на суждения публикой авторству Байрона. Убитый горем и пренебрежением общественности доктор трагично скончался в возрасте 25 лет — мало сомнений остается в том, что Полидори принял яд. Московская публика имела удовольствие ознакомиться с работой Полидори в 1828 году — когда был опубликован русский перевод «Вампира», весьма впечатливший подающего большие писательские надежды молодого графа Толстого.

Отрывок: Гpoм нa мгнoвeниe cтиx, и в нacтyпившeй тишинe юнoшa ycлышaл пpoнзитeльный жeнcкий кpик и пpиглyшeнный cмex, издeвaтeльcкий и тopжecтвyющий: в cлeдyюший миг звyки cлилиcь вoeдинo.
Oбpи coдpoгнyлcя; pacкaт гpoмa нaд гoлoвoй пpивeл юнoшy в чyвcтвo, и oн peзким pывкoм pacпaxнyл двepь xижины.
Oн oкaзaлcя в кpoмeшнoй мглe и пoшeл нa звyк.
Пoxoжe, eгo пpиxoд ocтaлcя нeзaмeчeнным; oн гpoмкo звaл, нo шyм пpoдoлжaлcя, и нa гocтя нe oбpaшaли внимaния. Bдpyг pyкa юнoши кocнyлacь чeгo-тo живoгo, и oн нeмeдлeннo cжaл пaльuы; paздaлcя вoпль: «Oпять пoмeшaли'», зa кoтopым пocлeдoвaл дeмoничecкий xoxoт.

Натаниэль Готорн — американец из городка Салем, о котором вплоть до сегодняшнего дня ходят жуткие легенды про ведьмовские казни. По нашим сведениям, далекий родственник писателя был среди судей, отправивших на костер местных ведьм. Говорят, однако, что сам писатель решительно не верит в виновность казненных дам и испытывает муки совести за своего предка. Готорн и сегодня живет в жутком Салеме, где занимает скромный для такого литературного таланта пост таможенного надсмотрщика.

Отрывок: Старая женщина с таинственным видом, который заставил слушателей теснее сдвинуться у огня, поведала им, что она несколько лет назад заготовила себе погребальный наряд — саван из добротного полотна, чепец с рюшем из муслина, и все это более хорошего качества, чем та одежда, которую ей приходилось носить со дня венчания. Но в этот вечер ей странным образом вспомнилось одно старинное поверье.
Когда она была молодой, говаривали, что, если что-нибудь упустишь при обряжении тела, если, например, рюш недостаточно отглажен или чепец надет неладно, — труп, в гробу или под землей, будет стараться высвободить свои ледяные руки, чтобы привести все в порядок. Одна мысль об этом лишала ее покоя.

Англичанин Чарлз Роберт Метьюрин, без сомнения, знаком нашему просвещенному читателю. Романы покойного викария высоко оценивали Вальтер Скотт, лорд Байрон, Виссарион Григорьевич и многие другие безусловные критики и авторитеты литературного бомонда. Скажем более, метьюринский «Мельмот Скиталец» произвел в Петербурге настоящий фурор. Александр Сергеевич был так вдохновлен романом викария, что позаимствовал у последнего идею отправить героя-повесу к богатому дяде в первых же строках своего блистательного романа «Евгений Онегин».

Отрывок: Подняв измятый холст с полу, он кинулся с ним в соседнюю комнату и там принялся рвать и кромсать его на мелкие куски: бросив их в камин, где все еще горел торф, он стал смотреть, каким ярким пламенем они вспыхнули. Когда последний клочок догорел, он кинулся в постель в надежде забыться крепким сном. Он исполнил то, чего от него требовали, и теперь чувствовал сильнейшее изнеможение, как физическое, так и душевное. Однако сон его оказался далеко не таким спокойным, как ему хотелось. Он ворочался с боку на бок, но ему никак не давал покоя все тот же красный свет, слепивший глаза и вместе с тем оставлявший всю обстановку комнаты в темноте. В эту ночь был сильный ветер, и всякий раз, когда от его порывов скрипели двери, казалось, что кто-то ломает замок, что чья-то нога уже на пороге. Но во сне или наяву (определить это Мельмот так и не мог) увидел он в дверях фигуру своего предка? Все было так же смутно, как и тогда, когда он видел ее в первый раз — в ночь, когда умер дядя; так и теперь он увидел, как человек этот вошел в комнату, подкрался к его кровати, и услышал, как он прошептал:
— Что же, ты меня сжег, только такой огонь не властен меня уничтожить. Я жив; я здесь, возле тебя.

Представлять Николая Васильевича Гоголя нашему читателю, пожалуй, излишне — без исключения все знакомы с блестящим дарованием писателя, о котором с восторгами отзывался и Александр Сергеевич. Не так давно Гоголь вернулся из очередного римского вояжа на родину, где его с нетерпением ждали верные друзья. От коих мы и узнали чрезвычайно счастливую новость о скором выходе нового романа под загадочным названием «Мертвые души». В ожидании публикации мы предлагаем читателю вновь насладиться силою неукротимого воображения рассказов, вошедших в два тома собраний «Вечеров на хуторе близ Диканьки».

Отрывок: И когда придет час меры в злодействах тому человеку, подыми меня, Боже, из того провала на коне на самую высокую гору, и пусть придет он ко мне, и брошу я его с той горы в самый глубокий провал, и все мертвецы, его деды и прадеды, где бы ни жили при жизни, чтобы все потянулись от разных сторон земли грызть его за те муки, что он наносил им, и вечно бы его грызли, и повеселился бы я, глядя на его муки! А Иуда Петро чтобы не мог подняться с земли, чтобы рвался грызть и себе, но грыз бы самого себя, а кости его росли бы, чем дальше, больше, чтобы чрез то еще сильнее становилась его боль. Та мука для него будет самая страшная: ибо для человека нет большей муки, как хотеть отмстить и не мочь отмстить.

Смеем предположить, что покойный прусский писатель и музыкант Э.Т.А.Гофман знаком столичной публике. Автор трогательнейшей повести «Щелкунчик и Мышиный король» и всеми признанной оперы «Ундина» прославился также сборником новелл «Ночные рассказы», о которых критик Гейне сказал коротко, но решительно: «Дьяволу не написать ничего более дьявольского». Мощь гофмановского таланта признал и Виссарион Григорьевич, в прошлом году выпустивший весьма исчерпывающую рецензию на работы сего автора: «В его рассказах, по-видимому диких, страшных, нелепых, всегда видна глубочайшая разумность. В своих элементарных духах поэтически олицетворял он таинственные силы природы; в своих добрых и злых гениях, чудаках и волшебниках поэтически олицетворял он стороны жизни, светлые и темные ощущения, желания и стремления, невидимо живущие в недрах человеческой души».

Отрывок: Тут нет ничего — только мое разгоряченное воображение преображает всякое естественное явление в призрак. Успокоив себя, я подымаю книгу с полу и снова бросаюсь в кресла, но вдруг кто-то тихо и медленно, мерными шагами проходит через залу, и вздыхает, и стонет, и в этом вздохе, в этом стоне заключено глубочайшее человеческое страдание, безутешная скорбь. Ага! Это, верно, какой-нибудь больной зверь, запертый в нижнем этаже. Ведь хорошо известны ночные акустические обманы, когда все звуки, раздающиеся вдали, кажутся такими близкими. Кто же будет от этого ужасаться! Так успокоил я себя, но вдруг кто-то стал царапать в новую стену, и громче прежнего послышались тяжкие вздохи, словно исторгнутые в ужасающей тоске предсмертного часа. «Да, это несчастный запертый зверь — вот сейчас я громко крикну, хорошенько притопну ногой, тотчас все смолкнет или зверь там, внизу, явственнее отзовется своим естественным голосом». Так я раздумываю, а кровь стынет в моих жилах, холодный пот выступает на лбу; оцепенев, сижу я в креслах, не в силах подняться и еще менее того вскрикнуть.