«Я чувствую себя старым дедом»: монологи детей, переживших онкозаболевание

До болезни я был обычным ребенком, а во время лечения мое мировоззрение поменялось буквально на 180 градусов, я стал гораздо взрослее, серьезнее. Иногда я чувствую себя старым дедом, который всем читает нравоучения, — бывает, лет на 60–70 себя ощущаю. Я стараюсь никогда не обижаться, потому что не вижу в этом смысла: энергию нужно тратить на добрые дела. Я начал чаще помогать тем, кто в этом нуждается, ведь жизнь может закончиться в любой момент, и после себя лучше оставить только хорошее.

Конечно, болезнь принесла с собой и негативный опыт. У меня были так называемые друзья, которые после всего случившегося перестали со мной общаться. Сначала папа как-то пытался их ко мне приглашать, но в итоге они просто прекратили выходить на связь. Ну я тоже перестал им писать — зачем навязываться? Пока я был в больнице, они тоже не приезжали ко мне, хотя я звал. Вот так мне удалось понять суть дружбы, осознать, что на самом деле эти люди мне не столь близки, как я думал. Еще из негативных моментов: до болезни я очень любил играть в футбол, а после завершения лечения не мог играть так, как раньше. Меня это расстраивало, но потихоньку я начал возвращаться к спорту. Когда я поехал в реабилитационный лагерь, я попробовал выйти на поле, и у меня вроде все получилось. После этого я решил, что теперь точно надо восстанавливаться и заниматься серьезнее. Сейчас периодически играю, но головой, конечно, не бью, потому что опасно.

Я уверен, что самим заболевшим ребятам и их близким нужно задавать себе вопрос не «Почему это произошло?», а «Для чего?». Болезнь приходит не просто так, для чего-то она нужна: может, чтобы человек переродился. Ну а друзьям в такой ситуации нужно уметь поддерживать, хотя бы писать иногда, передавать пожелания. Вы не представляете себе, какое это тяжелое лечение, какие лекарства. Они буквально душат человека: болеет не только тело, но и душа. В одиночку с этим справиться очень сложно. Моя болезнь объединила многих людей: благодаря ей они сплотились, чтобы мне помочь. Папа ради меня уволился с работы, всего себя мне отдал. А сейчас я стараюсь его поддерживать как могу. Семья ведь для того и есть, чтобы делиться и хорошим, и плохим, верно?

Лучший способ поздравить Фонд Хабенского с днем рождения — отправить пожертвование одним из удобных для вас способов и поддержать его работу.

Я заболел, когда учился в первом классе. Каких-то особых симптомов — рвоты, обмороков — не было, просто иногда болела голова. Мне сделали МРТ головного мозга и нашли опухоль. Родители не сказали мне, насколько все серьезно, и, наверное, поэтому болезнь на меня практически не повлияла. Единственное, под конец я очень вымотался: надоело целыми днями ездить по больницам, хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Все закончилось — и я спокойно вернулся к своим делам. Когда я выздоровел и узнал, какое опасное заболевание у меня было, я уже не испугался. Все в прошлом, и я словно отстранился от случившегося.

Пока я лечился, я чувствовал колоссальную поддержку. У меня была очень хорошая классная руководительница Наталья Павловна, которая организовала всех ребят: мне писали, звонили, не давали почувствовать себя одиноким. Я ей очень за это благодарен. Она мне и потом помогала: меня хотели оставить на второй год, потому что я много пропустил по учебе, но она не позволила, вытянула меня. А еще у меня почерк после болезни был просто ужасный, и она на это сквозь пальцы смотрела.

Мне кажется, что для детей, которые борются с тяжелым заболеванием, самое главное — не почувствовать себя брошенными. Во время лечения друзья обязательно должны общаться с ними почаще, а после нужно относиться к человеку ровно так же, как раньше, — как будто он простудой переболел. Ну переболел и переболел, что в этом такого? К счастью, у меня не возникло никаких проблем с общением. У меня есть лучший друг Миша, с которым я познакомился еще до школы, буквально в песочнице, — и все это время мы дружим. А еще с одним лучшим другом, Денисом, мы сдружились как раз после моей болезни. До нее мы друг другу не особо нравились.

Я не очень люблю говорить о своей болезни, но иногда приходится. К сожалению, многие люди просто от незнания не хотят общаться с теми, кто перенес онкологические заболевания. Это происходит по разным причинам, но некоторые реально словно боятся заразиться. Или вот еще пример: в седьмом классе я перевелся в другую школу, и в новом коллективе многие не верили в то, что я болел. Так и говорили: «Ага, конечно, Жанна Фриске умерла, а ты выздоровел?» Таким нужно многое объяснять.

Я лечилась около трех лет: до болезни отучилась в первом классе всего одну четверть и даже толком подружиться ни с кем не успела. Когда я была маленькой, я думала, что в мире живут только хорошие люди. Уже во время лечения я поняла, что это не так. В больнице я подружилась с несколькими ребятами, и, несмотря на то что нас объединяла борьба с тяжелой болезнью, некоторые из них оказались способны на подлость. На самом деле это своеобразный позитивный опыт: я поняла, какими коварными могут быть дети. Есть и еще один положительный момент: оказалось, я очень сильная, потому что смогла пережить такой сложный период жизни, несмотря на то что я маленькая и хрупкая.

Сейчас меня окружают в основном хорошие люди. Например, моя учительница занималась со мной лично между курсами лечения, когда я ненадолго приезжала домой. В школе были ребята, которые первое время помогали мне справиться с нагрузкой, таскали мой тяжелый портфель и водили за руку по лестнице — мало ли, потеряю равновесие. При этом настоящих подруг я нашла не сразу: только в пятом-шестом классе. В это же время мальчики начали ко мне плохо относиться — подножки, обзывательства, разные подлости. Я стараюсь либо совсем не замечать этих мальчиков, либо отвечать им спокойным тоном — им это надоедает, они остывают и уходят. Внутренне мне, конечно, очень тяжело. После одного серьезного инцидента я не выдержала, и мы с мамой решили рассказать обо всем классному руководителю. Теперь мои обидчики меня сторонятся: вдруг я опять пожалуюсь. Я думала, что, наверное, сделала что-то не так, не может же агрессия начаться ни с того ни с сего? Я так и не поняла, почему меня задевают, но мне говорят, что это потому, что я отдельно от всех, что я белая ворона. Одинокой я себя не чувствую, но мы с подругами Аленой и Дашей держимся в классе отдельным кружком.

Единственное, чем я действительно серьезно расстроена на данный момент, — это проблемы с учебой. Мне тяжело даются школьные предметы, а в этом году у меня экзамены. Я к ним усиленно готовлюсь, но мне очень страшно. На физическом состоянии болезнь тоже сказалась. До болезни я была спортивной девочкой — любила двигаться, могла быстро бегать на длинные дистанции, подтягиваться, отжиматься, а еще я очень любила играть в футбол. После того как я заболела, я утратила свою форму, и в футбол мне играть больше нельзя. Конечно, я жалею об этом.

Я думаю, друзьям и близким заболевших ребят нужно забыть о том, что они болеют, и научиться отвлекать их. Когда мне было тяжело, я, кроме болезни, ни о чем не могла думать, мне казалось, что она тянется очень долго. А когда мне стало легче и я нашла новых друзей, как-то все постепенно стало забываться: и голова уже не болела, и не тошнило. Мне кажется, в обществе отношение к детям с онкологическими заболеваниями двоякое. Есть люди, которые с такими детьми не хотят иметь ничего общего, но при этом есть и те, кто с ними дружит, хочет им помочь, создает фонды. Хочется верить, что вторых больше.

Операцию мне сделали, когда я учился в седьмом классе, а само лечение длилось больше года. Когда я узнал диагноз, у меня был эмоциональный упадок. Но потом я настроил себя на то, что смогу выздороветь, если буду слушать врачей. Каждый раз, когда мне назначали какую-то процедуру, я внутренне убеждал себя в том, что она приближает меня к выздоровлению. Я знал, что нужно расслабиться и четко выполнять все указания.

До того, как я заболел, моим главным увлечением был футбол. Я любил играть, каждый день с друзьями выходил на поле, мне нравилось смотреть матчи по телевизору. Я неплохо разбираюсь в футболе, уже тогда я достаточно серьезно изучал эту тему. Из зарубежных команд мне нравится «Реал Мадрид». К сожалению, после болезни играть в футбол нельзя, но я нашел, чем можно его компенсировать. Я занимаюсь на турниках, перекладине, брусьях — лечащий врач сказал, что это не воспрещается. Теперь это уже часть жизни. В будущем я бы даже хотел открыть свой спортзал, хотя с основной профессией еще не определился.

Мне повезло: я всегда хорошо общался с моим классом, меня все любили. Когда я заболел, некоторые девочки даже плакали. За меня очень переживали, я это точно знаю. Когда я впервые вошел в класс после длительного лечения, все так радовались! Так и должно быть у всех ребят, которые перенесли тяжелые заболевания. Даже если у человека есть какие-то нарушения, его ни в коем случае нельзя бросать. У меня есть хороший знакомый, который болеет сахарным диабетом. В школе одноклассники его из-за этого игнорируют, относятся к нему пренебрежительно, и это неправильно. По моему мнению, одна из причин такого поведения — их уверенность в том, что они сами могут заразиться. А еще некоторые сторонятся людей, у которых некрасивая внешность.

За время лечения я повзрослел. Болезнь для меня стала своеобразным выходом из зоны комфорта. Я приехал из Крыма в Москву, провел в другом городе около двух с половиной месяцев, мне постоянно приходилось приспосабливаться к обстоятельствам, а это тоже новый опыт. Несмотря на то что после лечения у меня нет никаких нарушений, когда я прихожу в школу, я чувствую себя особенным. Не могу объяснить — почему. Я отличаюсь от большинства ребят моего возраста, у нас разные ценности. Я занимаюсь спортом, читаю книги, стараюсь всеми способами развиваться. В отличие от многих я веду правильный образ жизни. После болезни я понял, что некоторых людей нужно исключить из моей жизни. Я начал обращать внимание на их плохие привычки, мне неприятно слушать их развращенные разговоры, они постоянно матерятся, а мне это все противно. И уж тем более мне не хочется все это перенимать, а я чувствую, что чем больше я общаюсь с ними, тем больше начинаю делать так же, как они. Именно после болезни я осознал, что нужно самому строить свою жизнь, задумываться о хорошем будущем для себя. Сейчас я стараюсь общаться с теми, у кого я могу чему-то научиться, почерпнуть что-то полезное. И это не всегда люди моего возраста.

Первую операцию мне сделали в 2010 году, вторую — в 2012-м. Когда я заболела, я училась уже во втором классе, потому что в первый пошла в пять лет, а после лечения вернулась в ту же школу. У меня хороший класс, и друзья с пониманием относились к моей болезни: они стали более внимательными и дружелюбными. Пока я болела, они, конечно же, очень переживали. Родные тоже теперь обо мне больше заботятся, но какой-то гиперопеки я не чувствую — все в рамках нормы. Мне кажется, люди обязательно должны поддерживать друзей, которые оказались в сложной ситуации: говорить приятные слова и, что еще важнее, доказывать свою дружбу не только словами, но и поступками. К сожалению, бывают люди, которые не воспринимают человека таким, какой он есть, особенно после тяжелого заболевания. Я рада, что мои друзья знают и любят меня без каких-то условностей. Им все равно на внешность и на то, что произошло со мной.

Во время болезни у меня не было моментов тяжелой депрессии. Я не воспринимала случившееся слишком серьезно. Хотя, когда мы с мамой впервые пошли к врачу, еще у нас в Запорожье, он сказал маме, что я не буду жить. Конечно, мне тогда об этом не рассказали, я только недавно узнала. Потом мы узнали про фонд, и во многом благодаря ему все завершилось благополучно. Пока я лежала в больнице, я не чувствовала себя оторванной от жизни, наверное, потому, что уже тогда была довольно самодостаточной. Скучно мне тоже не было — мне мама сказки читала (смеется). А еще перед второй операцией мы познакомились с одной девочкой, Лизой, с которой мы постоянно играли в волейбол. Я с ней общаюсь до сегодняшнего дня, и мы даже у нее останавливаемся, когда приезжаем на обследование.

После болезни я начала увлекаться восточными танцами: занималась пять лет, но два года назад бросила, потому что меня перестало это интересовать. Теперь иногда спортом занимаюсь сама. Сейчас я не очень люблю говорить о том, что со мной было, не хочется вспоминать. К счастью, меня особо не расспрашивают. Если человек очень близок мне, то я могу рассказать. Но сам он про это не узнает, я и сама не чувствую, что чем-то отличаюсь от остальных. После болезни я стала более уверенной в себе: пока я лечилась, у меня была только надежда на жизнь, и когда я выздоровела, я поверила в то, что все возможно.