Натуралист. Образование: биологический факультет ТГУ, факультет литературоведения и факультет психологии НГПУ. Автор и ведущая программы «Все как у зверей» на ютьюб-канале и телеканале «Живая планета»
В основе всех наших чувств лежат семь древних, еще дочеловеческих, эмоций — что-то вроде психических инстинктов, которые срабатывают помимо нашей воли. Есть три позитивные эмоции — радость, удивление, интерес — и три негативные — грусть, гнев, отвращение. А седьмая — страх — ни туда и ни сюда: вроде бы негативная, но как бы и не совсем. Бояться неприятно, но мы готовы платить деньги, чтобы нас испугали, потому что страх — это не только седые волосы, трясущиеся поджилки и мокрые штаны, но и нечто очень нам дорогое.
Чего вы боитесь? Нет-нет, не отвечайте, а то вдруг я начну смеяться, а вы обидитесь — чужие страхи бывают совершенно уморительными. Что может быть смешнее директора компании, визжащего при виде паучка? Только врач, спящий с включенным светом. Смешнее миллионера, паникующего от мысли умереть в нищете? Таксист, который истово молится во взлетающем самолете. Нам бывает очень трудно понять чужой страх, однако мы все прекрасно знаем, что это такое: способность его испытывать находится в прошивке каждого психически здорового человека. Вопрос: «Ты что, вообще ничего не боишься?» — это не столько комплимент, сколько беспокойство, все ли у тебя в порядке с головой.
Страхи выглядят очень по-разному, но это только на первый взгляд. Мне нравится версия, что у всех человеческих страхов одна основа — страх небытия. Даже не страх, а экзистенциальная тревога, самое тягостное переживание из доступных — невыразимое, парализующее предощущение небытия, не совместимое с нормальной жизнью. Чтобы избавиться от экзистенциальной тревоги, мы превращаем ее в страх, потому что страх конкретен, постигаем, он имеет границы, с ним можно торговаться и договариваться, с ним можно жить.
А сам страх живет в амигдале, или миндалевидном теле. Эта древняя постройка в височной доле хранит память обо всем, чего мы боимся, и с готовностью предъявляет по первому требованию. Если разрушить или блокировать миндалину, страхи исчезнут, но вместе с ними исчезнет и радость, и чувство удовольствия, и вообще — эмоции. Все это переплетено в такой сложный клубок, что очень трудно отделить одно от другого. Поэтому пугать себя — как стучаться в миндалину: выйдет не только страх, но и его симпатичные соседи. Эмоциональное оживление — первая причина, почему нам нравится так делать.
Есть ли жизнь без страха? Есть. Но недолгая. Например, паразит токсоплазма, чтобы поскорее попасть из своего промежуточного хозяина — мышки в окончательного хозяина — кошку, что-то химичит в мышином мозге — и мышь становится очень смелой. Страх — это сигнализация, которая привлекает наше внимание к потенциально опасной ситуации и заставляет избегать ее. Или мобилизует все ресурсы организма на ее разрешение. Но хорошая сигнализация звучит так, что никому не придет в голову пинать машину по колесу, чтобы насладиться ее звуками. А вызвать у себя страх мы любим. Но не любой, а только некоторые его виды.
Например, идешь по темному коридору, и вдруг — треск, грохот. То, что испытываешь в этот момент, еще не настоящий страх, а испуг — резкая реакция на неожиданное. Нет времени выяснять, насколько это опасно, но на всякий случай мобилизуемся. Испуг за мгновение заряжает нейромедиаторами (химические вещества, которые передают электрохимический импульс от нервной клетки. — Прим. ред.) под завязку: норадреналин — для силы и выносливости, эндорфины — для обезболивания, дофамин — для куражу. Ты готов бить и бежать, спрятаться и затаиться. Или как минимум включить свет. Включаешь — а это лыжи. И все тут же прошло. Причем эндорфины ушли последними — как сладкое послевкусие. А если это, например, землетрясение, то в дело идет весь боевой коктейль. Испуг становится страхом — реакцией на то, что мы уже осознали как опасное.
И страх, и испуг внешне похожи: вскидываются брови, распахиваются глаза, открывается рот, все лицо вытягивается, ты подаешься назад — и ничего не можешь с этим поделать. Мимика и жесты базовых эмоций возникают без контроля нашего сознания. Но если испуг проходит за секунды, то страх может оставаться на годы, а то и на всю жизнь. Это как любовь и влюбленность: вещи разные, но родственные, и первая может вырасти из второй.
Способность переживать страх, как и все наши способности, тренируется. Помните, как в детстве мы выключали свет и страшными голосами рассказывали друг другу жуткие истории, да так, что сами пугались того, что только что придумали? Учебные страхи готовят нашу психику к достойной встрече с настоящими, поэтому постучаться в миндалину и убежать любят не только люди, но и другие животные с развитой психикой. Подростки-павианы задирают матерых самцов, пока те не рявкнут и не попытаются их прибить, вороны дергают за хвост лисиц, а мы с котом по очереди играем в «Напади из-за угла» — и я не знаю, кто из нас обожает это больше.
Страхи бывают врожденными и приобретенными. Первые — это наследство наших дочеловеческих предков, они предупреждают об универсальных опасностях. Нас от рождения пугает резкий звук, надвигающаяся тень, резкая смена положения тела в пространстве, ушедшая из-под ног земля. Есть мнение, что все приматы рождаются с боязнью пауков и змей, и по этой же причине некоторые особо чувствительные котики пугаются огурцов.
Кстати, хорошая новость для тех, кто боится темноты. На самом деле вы не боитесь темноты, вы боитесь в темноте. Чувствуете разницу? А все из-за того, что когда-то приматы разделились на дневных и ночных, и люди произошли от дневной группы. Наши предки замечательно чувствовали себя при свете дня, но с наступлением темноты на сцену выходили ночные хищники, перед которыми они были совершенно бессильны. Бояться темноты было полезно: только те, кто вскакивал ночью от любого шороха, смогли передать свои гены в светлое будущее. И с тех пор темнота — идеальный соус для любителей острых ощущений. Она усиливает вкус любого страха.
Врожденные страхи — самые надежные поставщики кайфа. Сидят глубоко, а проявляются мощно, но деликатно: к психическим срывам обычно не приводят, зато нейромедиаторной поддержкой обеспечены лучше всех. После хороших американских горок земля приятно пружинит под ногами — это эндорфины, а лицо само растягивается в счастливую улыбку — это дофамин. Выжил — молодец, на тебе конфету, чтобы всегда так делал. Погуглите «топ-10 самых страшных аттракционов мира» — и вы узнаете, кто наживается на наших врожденных страхах.
А вот из страхов приобретенных веселого аттракциона не сделаешь, так что зарабатывают на них главным образом психотерапевты, специалисты по массовым коммуникациям, маркетологи и политики.
Как мы вообще приобретаем страхи? Был такой печально знаменитый бихевиористский (бихевиоризм — одно из направлений в психологии, которое изучает поведение. — Прим. ред.) эксперимент «Маленький Альберт»: младенцу показывали белую крысу, и когда он радостно тянул к ней руки, раздавался громкий звук. Младенец пугался и начинал плакать. Через несколько повторов он стал пугаться и плакать просто при виде крысы. Во второй части эксперимента ученые собирались вернуть все как было, но родители испытуемого спохватились и забрали его от греха подальше. О дальнейшей судьбе маленького Альберта ничего не известно, но можно предположить, что с крысами у него отношения непростые.
Этот эксперимент считается одним из самых жестоких в истории психологии, но на самом деле жизнь проделывает такое практически с каждым. Когда нам много раз скажут о чем-то, что это очень, очень страшно, мы начинаем верить. Верить и бояться. Многие наши страхи передаются по наследству, но не через гены, а через родительские шаблоны. Если ваша мама панически боится тараканов, скорее всего, она передаст этих тараканов и вам. В одном нашем выпуске мы показали чудо избавления человека от этого страха. Как видите, в этом нет ничего сложного: нужно только немного любви, терпения и тараканов.
Психотерапевты говорят, что один из самых популярных страхов их клиентов — страх нищеты. Откуда это «боюсь умереть под забором» у достаточно состоятельного человека? Как правило, вынес из родного дома. Или навеяло обществом.
Мы гиперсоциальный вид, и мнение окружающих для нас очень важно. Если все чего-то боятся, то и нам надо. Смысл в этом, конечно, есть, но если подойти со знанием дела, его легко превратить в бессмыслицу. Страх делает группу управляемой, это знает любая овчарка — и уж конечно, это знают пастухи рангом повыше. Чем сильнее боишься, тем сильнее хочется сгрудиться потеснее — вместе вроде не так страшно. Поэтому первое правило манипуляции массами — пугайте, все время пугайте. Неважно чем, главное — чтобы боялись. Страх — общественный клей, без него все рассыплются и разбредутся по своим собственным жизням. И плакали тогда ваши цели. Так что рассыпаться не дают. Посмотрите на заголовки новостей — куда до них тем дурным американским горкам.
Итак, первая главная причина любить страх — биохимическая. Страх заставляет организм готовиться к худшему. Испугались — значит, есть какая-то опасность. А если есть опасность, будут и повреждения. А если будут повреждения, лучше быть готовым заранее. В биохимические меры защиты входит выброс гормонов и нейромедиаторов, в том числе и наших главных проводников удовольствия. И если все сделано правильно, то страх проходит, а кайф остается.
Вторая — социальная. Совместный страх объединяет, а это мы очень любим. Настолько, что нам в целом все равно, что именно нас объединяет. Хотите стать ближе — сходите вместе на фильм ужасов, хотите сплотить коллектив — пугайте его почаще.
В общем, страх — штука сложная: при неправильном подходе чреватая, а при правильном — нужная и полезная. Но тем не менее самые популярные запросы в интернете по этой теме — о том, как бороться со страхом и как победить страх. И ни одного — как со страхом сотрудничать. В современной культуре страх патологизирован, и это уже не нормальный психический сигнал, а проблема. И, может быть, наша тайная любовь к страху — просто способ сопротивляться этой противоестественной патологизации. Если что-то неизбежно, ищите способ получить от этого удовольствие. Если надо идти одному ночью через лес и заброшенное кладбище, лучше это любить, чем не любить.