Когда мне было семнадцать лет, родители сказали, что я должен отучиться в Университете МВД. Я поступил и окончил его с отличием, хотя красный диплом не слишком помогает в этой профессии. Следующие два с половиной года я работал экспертом в полиции города Ступино, откуда меня и направили учиться. Там я осматривал места, где происходили кражи, грабежи, разбои, убийства. Всего я проработал криминалистом восемь лет и уволился в звании майора.
У нас было примерно семь суточных дежурств в месяц, а еще были обычные рабочие дни. Когда я раньше ходил по городу, я думал, что он очень мирный. А потом, когда я начал работать, мне стало казаться, что везде какая-то опасность. В день было три выезда минимум, а в сутки в Ступино случалось приблизительно тридцать разных происшествий.
Криминалисты первыми приезжают на место преступления. В первую очередь надо изъять комплекс следов, которые затем становятся вещественными доказательствами для уголовного дела. Это дактилоскопические следы, то есть следы рук, или трасологические — следы материи, обуви, орудий взлома. В основном следы снимаются на месте происшествия, и для разных поверхностей используются разные порошки.
Есть специальная тактика осмотра места происшествия, когда ты определяешь предметы, которые мог трогать преступник, разговариваешь с потерпевшими и выясняешь, что они могли переставить. Обязательно надо осмотреть дверь, чтобы узнать, есть ли следы взлома и следы от орудия взлома. Также важны следы обуви: надо посмотреть, есть ли какая-то пыль, видно ли, куда человек вошел и откуда вышел. В случае мошенничества приходится работать с потерпевшим: составлять с ним фоторобот, выяснять разные детали. Если это убийство, нужно правильно зафиксировать обстановку, определить границы осмотра, очень важно грамотно упаковывать объекты для сохранности следов. Также эксперт-криминалист работает в лаборатории и проводит экспертизы по изъятым объектам.
Криминалистика — это закрытая сфера, поэтому люди со стороны видят в ней романтику. Но это та же работа, поэтому, когда ты находишься в этой системе, ты не сильно задумываешься о том, что происходит. Только через время я начал осознавать, что это сильный негатив.
На самом деле, криминалисту редко удается раскрыть какое-то преступление, потому что в большинстве случаев это работа в корзину. Однажды мы расследовали заказное убийство в Москве и нашли след руки на сканворде, который разгадывал преступник, прежде чем сжечь машину изнутри. Сканворд подгорел, но в центре остались страницы. Мы испробовали много способов и в итоге на одной из страничек нашли след руки, который совпал с отпечатком подозреваемого. За эту экспертизу меня наградили несколькими тысячами рублей. Хотя обычно, если ты раскрыл преступление, это не особо кого-то интересует, ведь в этом и заключается твоя работа.
Преступник оставляет очень много следов, но, к сожалению, не все эксперты достаточно компетентны, когда работают на месте происшествия. Плюс здесь должна быть большая практика выездов. А бывает, что у тебя пятый выезд за сутки, та же самая кража, и ты берешь всего один след, обрабатываешь его и все. Изъятие есть — молодец. Начальство не будет ругать за плохо сделанную работу, ругают, если нет вообще изъятия, причем вплоть до выговора.
Когда мы выезжали на тяжкие ДТП, было трудно: ты понимаешь, что человек ехал к кому-то домой, а теперь надо позвонить его маме и сказать, что сын разбился. Даже если ты не звонишь, ты все равно при этом присутствуешь. Вообще, видеть трупы всегда тяжело, а это случалось часто.
Но больше всего угнетает сама система — даже ужасы, которые ты видишь на работе, расстраивают меньше. Там постоянно все всего боятся: если подерешься с кем-то, тебя уволят, если ты два-три раза попадешься на превышении скорости, тебя тоже уволят. Ты чувствуешь себя в постоянном стрессе. И нет никакой психологической работы с сотрудниками.
Карьерный рост есть, но на работе это никак не сказывается. Если брать мою службу, то это рост от эксперта до максимум заместителя начальника отдела или до начальника отдела. Разница в зарплате с каждым повышением — от тысячи до полутора тысяч рублей. У меня зарплата была пятьдесят семь тысяч. Разница между моей зарплатой в звании лейтенанта, когда я только пришел, и в звании майора — пять тысяч.
За меня всегда все решали: куда идти учиться, где работать, как продвигаться по карьерной лестнице. А еще в нашей сфере почти все после обучения возвращаются туда, откуда направлялись. Условия кажутся нормальными: фиксированная зарплата, доплата в размере пятнадцать тысяч на аренду квартиры. На моем последнем месте работы, где я провел последние пять лет, в понедельник я мог уже в четыре часа дня спокойно идти играть в футбол до семи вечера. Выездов там было очень мало — в основном я проводил экспертизы и проверки, писал аналитические справки. А потом я вдруг представил, как мой ребенок подойдет и спросит: «Папа, а что ты сделал в своей жизни?» И я отвечу, что до тридцати семи лет просидел в полиции, а потом вышел на пенсию и осел дома.
Когда я еще работал криминалистом, я пошел учиться на психолога: ездил на вечерние занятия в РУДН, иногда посещал дневные, сдавал сессии, а еще учился дистанционно. Я решил получать психологическое образование, потому что очень хотел помогать людям. А в полиции ты не помогаешь людям. Я мог все очень внимательно осмотреть, провести качественную экспертизу, но кража уже произошла, и я с этим ничего сделать не мог.
С семнадцати лет у меня были проблемы с алкоголем. Весной 2015 года, после сильной пьянки, у меня появилось желание пробежать марафон. Уже осенью того же года я финишировал на Московском марафоне. Позднее я прошел лечение от алкогольной зависимости и потом три месяца тренировался в Крыму, куда меня отправили в командировку на все лето. В сентябре я пробежал марафон за четыре с половиной часа и после этого уже отчетливо понял, что больше не буду работать в полиции. Я написал заявление и уволился. И только после этого я почувствовал, что жизнь есть.
Сначала мне хотелось просто лежать и ничего не делать: я уволился, но понял, что в гражданской жизни у меня ничего не получается, меня никуда не берут. Я думал о том, чтобы пойти работать психологом, но возникли трудности. В психологию идут, чтобы проработать свои проблемы, а потом становится скучно. К тому же сложно зарабатывать: конкуренция большая, а еще есть много плохих специалистов с хорошим пиаром. Я никогда не относился к психологии как к бизнесу. Для меня результат всегда важнее денег.
Чтобы заработать на жизнь, я стал выполнять заказы студентов на YouDo.com, этим я занимаюсь и сейчас. Заказывают все подряд. Однажды меня попросили провести целое экономическое исследование — найти новый рынок, оценить его, написать маркетинговый план. Еще как-то заказывали курсовую работу по музейному делу. Также я писал три материала по психологической травме немцев после Второй мировой войны — всего получилось страниц сто пятьдесят. Мне это нравится, потому что я очень ответственно подхожу к работе: изучаю источники, много читаю, делаю качественный материал — и в итоге сам многому учусь. Я зарабатываю на этом тридцать-сорок тысяч в месяц, не особо напрягаясь. На еду хватает.
В октябре прошлого года я пошел учиться на курсы профессиональной переподготовки на журфаке МГУ. Еще я прошел стажировку в Mail.ru. А недавно я стал работать в SMM, но это не то, чем я хочу заниматься всю жизнь. В ближайшие два года я буду собирать портфолио, наполнять резюме, а потом я найду еще что-то хорошее. Сейчас мне, конечно, сложно найти работу, тем более что единственная запись в трудовой книжке «Служба в ОВД» — это, на мой взгляд, минус.
Все, кто хотел уйти, ушли сразу. В тридцать лет, как это сделал я, уходят очень немногие. Сейчас я чувствую себя потерянным. Но я совсем не жалею, что ушел, я жалею, что не сделал этого раньше. А сейчас я поставил себе определенные цели, к которым иду. Я много времени занимаюсь саморазвитием, поэтому вижу свои возможности.