«Мне хотелось спрятаться в узкую щель под шкафом»: как живут люди с социофобией

Для меня любое общение связано с напряжением и страхом, за исключением общения с близкими людьми: мужем, детьми, сестрой и, возможно, мамой. Это притом, что я не замкнутый человек и люблю общаться. Но если меня куда‑то пригласили, а потом вдруг все отменилось, я почувствую облегчение.

Я редко проявляю инициативу — обычно меня куда‑то приглашают друзья или муж. Кстати, выходить куда‑то в компании мужа мне намного проще, чем одной, потому что он берет общение на себя. Сейчас меня редко куда‑то приглашают: мои старые друзья или разъехались, или у них маленькие дети. Это меня одновременно и радует, и расстраивает.

Труднее всего мне дается вербальное общение: я постоянно забываю нужные слова, путаю окончания, говорю не слишком грамотно и довольно косноязычно — слова требуют почти всего моего внимания. Поэтому я люблю общаться с людьми, которые говорят все время про себя и не дают вставить слова в диалог, — мне с ними комфортно.

Часто после общения с человеком я очень остро ощущаю неловкость из‑за того, как я себя вела: вспоминаю какую‑то фразу, которую я сказала, или у меня появляется общее впечатление, что я вела себя глупо. Это чувство, похожее на стыд, накатывает волнами еще пару дней, и мне очень трудно его переносить — настолько, что я могу поцарапать себе руки, резко вскрикнуть или ударить кулаком в стену.

Когда я работала, мне было просто общаться с коллегами: я была системным администратором, и своих коллег я интересовала как профессионал, а не как собеседница. Мне легче, когда есть какой‑то протокол общения: зашел в маршрутку, передал деньги, получил сдачу, сел — все просто. Намного труднее делать что‑то новое: пойти к незнакомому врачу в незнакомую больницу, организовать день рождения ребенка, получить документы у чиновника. Такие дела висят на мне тяжелым грузом, и если получается, я прошу кого‑то еще сделать их за меня.

Тяжело дается поверхностное общение, так называемый small talk (в переводе с английского «маленькая беседа». — Прим. ред.), потому что я не знаю, о чем мне можно говорить и как надо отвечать. Я постоянно боюсь ляпнуть что‑то не то, боюсь, что люди будут надо мной смеяться и называть странной.

Для меня самое страшное — оказаться в ситуации реальной или потенциальной агрессии. Мне страшно даже стоять в очереди к маршрутке, а когда я последний раз сдавала документы на заграничный паспорт, дошло до паники — я боялась, что живая очередь меня разорвет. Возможно, это связано с моим опытом травли.

Я справляюсь с социофобией, просто регулируя количество социальных контактов, — иногда отказываюсь от чего‑то, что, как мне кажется, я не осилю. В чем‑то мне помогают мои родные — например, муж ходит на родительские собрания.

В моей жизни было время, когда почти любое общение было страшным, воспринималось как потенциально опасное. Я обратилась к психиатру, и мне поставили диагноз «постстрессовое расстройство», а потом поставили и депрессию. После того как я начала лечить депрессию, из общения ушел страх, хоть оно и по-прежнему дается мне тяжело.

Сейчас я живу во Владимире — это маленький, но очень клевый город. Я работаю в книжном магазине, делаю эскизы для татуировок, еще иногда помогаю оформлять свадьбы. Кроме того, я веду телеграм-канал, где пишу в том числе о своем психическом расстройстве.

Социофобия — это не основной мой диагноз, главный — биполярное расстройство первого типа и шизофреническое расстройство легкой формы. Все началось в 2011 году, который выдался особенно тяжелым: я училась и работала, поэтому у меня не было времени остановиться и подумать о себе. Я довольно долго продержалась в таком режиме, но ближе к осени меня стало накрывать — мне не хотелось ни работать, ни встречаться с друзьями. Я жила в постоянном напряжении, мучилась от того, что не успеваю выполнять все в срок, и в итоге я стала бояться ходить в офис и общаться с людьми. В людных местах со мной случались панические атаки. Я обратилась за советом к маме, и она дала мне контакты своего психотерапевта. Та выписала препараты, от которых я просто спала по 20 часов в сутки, и в итоге я перестала с ней работать.

В конце года со мной случился серьезный срыв. Я выбила себе недельный отпуск и уехала к подруге в Москву. Поработав в отпуске несколько дней, я почувствовала себя совсем плохо. Помню, как я сидела в комнате и боялась выйти на кухню, где были трое моих друзей. Мне иррационально хотелось спрятаться под шкаф — не под кровать, не в шкаф, а именно в узкую щель под ним, где меня точно никто не найдет. Потом мне было страшно ездить в метро, так как оно находится глубоко под землей, а еще там очень много людей. Когда шум поездов становился для меня невыносимым, я садилась на корточки и зажимала руками уши.

Я обратилась к психологу, но не по поводу социофобии. Мне повезло со специалистами, и они поставили диагноз — биполярное расстройство первого типа с резкими переходами между фазами, и это значит, что у меня не бывает интермиссий, то есть относительно спокойных периодов между маниакальными и депрессивными фазами.

До того как я начала лечиться, я часто просто заставляла себя общаться с людьми, несмотря на страх. Сейчас я научилась вовремя замечать, когда на меня накатывает такое состояние, и стараться ограничивать общение до тех пор, пока мне не станет лучше. Мне очень помогает то, что мой нынешний круг общения состоит из людей, которые принимают мои странности и не заставляют меня общаться с ними через силу. Сейчас я точно знаю, что я интроверт, и мне комфортно ограничивать свое общение парой близких друзей. Я очень хорошо их знаю, общение с ними предсказуемо, я понимаю, чего ждать от них, а они знают, чего могут ждать от меня.

К сожалению, я знаю много примеров, когда окружающие не считают ментальное расстройство настоящей проблемой и отмахиваются от жалоб того, кто им страдает. Человек, который слышит в свой адрес слова вроде «да мужика тебе хорошего надо» и «просто уберись в доме», не чувствует себя лучше, а у некоторых людей симптомы расстройства могут от этого только усилиться. Лучший способ общаться с человеком, у которого на фоне социофобии бывают даже панические атаки, — это просто не давить на него, не вытаскивать его на шумные вечеринки и не обижаться, когда он отказывается встретиться.

Сейчас я научилась довольно легко знакомиться с новыми людьми, но в большинстве случаев мои новые знакомства не переходят границу приятельства. Думаю, что лет через пять я научусь успешно выдавать себя за полностью нормального человека. Кстати, лучший комплимент мне сделала одна девушка, которая посмотрела на меня и сказала: «Знаешь, ты совсем не похожа на человека с проблемами». Я была очень рада — шалость удалась!

Я хотела бы рассказать о том, как социофобия может проявляться у аутичного человека. Важно, что не все аутичные люди сталкиваются с социофобией, и далеко не все люди с социофобией аутичны.

Я пережила состояние, крайне близкое к клиническому пониманию социофобии, когда училась в школе, теперь эта проблема уже практически решена. Сейчас я живу в Петербурге и возглавляю Аутичную инициативу за гражданские права, помогаю представителям ЛГБТ с инвалидностью в проекте Queer Peace и веду сайты «Нейроразнообразие в России» и «ЛГБТИ+ аутисты».

Когда я училась в школе, я не чувствовала себя в безопасности. Было ощущение, что я нахожусь в тоталитарном государстве, где у меня в любой момент могут забрать вещи (как дети, так и учителя), ударить, куда‑то не пустить. Я чувствовала, что не могу читать и писать что хочу, — боялась, что мне будут задавать странные вопросы. Меня травили в школе, поэтому я вообще боялась что‑либо говорить. Это притом что мне было сложно формулировать свои мысли устно (это довольно распространенная проблема у аутичных людей). Даже в тех редких случаях, когда я могла что‑то сказать (например, когда я понимала, как попросить ручку у одноклассников), я часто открывала рот и не могла произнести ни слова. Часто я не могла понять, что происходит, потому что меня как будто сковывало изнутри. Меня бросало в жар, сильно билось сердце, и это только когда я пыталась попросить ручку, что тут говорить о полноценном общении.

Чем важнее для меня был разговор, тем сложнее было говорить. Это парадоксально, ведь для таких бесед я заранее подбирала слова, продумывая все до мельчайших мелочей. Но я боялась, что после каждого слова надо мной будут смеяться вне зависимости от того, что я скажу. Отвечать на вопросы учителей было тоже трудно — я могла сформулировать только процентов 5–10 от того, что могла бы сказать, но зачастую я не могла выдавить из себя и этих 5–10 процентов.

Я справилась с социофобией, когда поняла, что от меня не отстанут до тех пор, пока я не заговорю. Я стала насильно выдавливать из себя хоть какое‑то слово, хоть десятую часть того, что я продумала. Делала это быстро, чтобы не смотреть, слушают меня или нет, не думать о реакции окружающих и не отвлекаться. И так раз за разом — это было очень страшно.

В тот период меня пугало любое странное поведение людей, даже незнакомцев, которые и не думали ко мне подходить. Я оглядывалась, когда шла по улице и говорила с кем‑то из близких, а услышав смех незнакомых подростков, я переходила на другую сторону улицы. Когда ко мне подходили, чтобы узнать время, я внутренне реагировала на это так, как если бы на меня пытались напасть. Особенно я боялась молодых людей, похожих на моих одноклассников.

Но однажды я заметила, что психических проблем, связанных именно с речью, больше нет. Я разговаривала с женщиной в деревне, в которую я ездила каждое лето, и вдруг поняла, что, несмотря на то что она молодая, я при разговоре не чувствую, будто меня что‑то сковывает изнутри. Еще помогло общение с девочками в деревне — их я знала давно и с ними чувствовала себя в большей безопасности.

Также помогло мое упорство, связанное с желанием научиться нормально общаться и завести друзей. Когда мне становилось лучше, я заставляла себя болтать с незнакомцами, например, с продавцом в магазине книг или дисков. Иногда я представляла себя своей общительной одноклассницей — так задача превращалась из «преодоления страха» в «упражнение на формулирование мыслей и актерское мастерство».

Мне не стало проще формулировать свои мысли устно, но страх и ощущение скованности прошли. Я смогла общаться с любыми людьми так же, как я общалась с ближайшими родственниками.

Социофобия может сильно осложнить человеку жизнь. Например, у него могут быть серьезные трудности с устройством на работу, потому что он не может пройти собеседование. Деловые контакты тоже могут даваться с большим трудом: человеку с социофобией трудно участвовать в дискуссии, особенно с незнакомыми людьми, с которыми он встречается впервые. Также ему трудно концентрироваться на работе или учебе, у него страдает продуктивность и успеваемость. Иногда человек с социофобией может потерять работу, потому что со стороны может казаться, что он ленив и ничем не занимается целый день. А на самом деле он не ленится, а бесконечно прокручивает в голове свой катастрофический сценарий, переживает страх.

Чаще всего социофобия проявляется в подростковом возрасте. Пубертат — сам по себе очень тревожный период, и если на него накладываются, например, завышенные требования семьи, может возникнуть и социофобия. Мы все с этим сталкивались: когда родители не хвалят детей, а, наоборот, обесценивают их чувства и сильно критикуют, фокусируются на промахах вместо достижений.

Родители часто не воспринимают всерьез начало социофобии. Например, если школьник получил двойку, родители будут просто гонять его на пересдачи, думать, что он не выучил урок, в то время как он просто не может вынести саму ситуацию экзамена. Тревожные расстройства имеют тенденцию развиваться, и в некоторых случаях они могут перерастать в панические, причем до такой степени тяжелые, что человеку может потребоваться стационарное лечение.

У человека, который живет с социофобией, развивается реакция избегания, он может придумывать довольно сложные способы обхода пугающих его ситуаций. Например, если он боится выступить с докладом, он может написать идеальный текст и попросить выступить с ним другого человека.

К сожалению, у нас до сих пор не принято ходить к психологам и психиатрам из‑за окружающей эти профессии стигмы. Сейчас существуют эффективные методики лечения социофобии. Лечением занимается психотерапевт, и часто он обходится без медикаментов. В тех случаях, когда терапии недостаточно, могут назначить антидепрессанты. Кто‑то может справиться с социофобией самостоятельно, просто прочитав соответствующую литературу, — случаи самоизлечения известны. Но с помощью терапевта избавляться от страха, конечно, лучше. Родителям стоит прислушиваться к своим детям. Если, например, подросток хорошо учится, но что‑то мешает ему выступить перед классом, стоит помочь ему справиться с этой проблемой на начальном этапе. В будущем это только поможет ему.