Музыкальный редактор «Афиши Daily», автор телеграм-канала «край ми айривер т30», соведущий подкаста «Мы уже приехали?»
«14 февраля — довольно специфичный праздник. Давно не отношусь к нему серьезно, но он всегда имел особый статус в моей семье. Так получилось, что моих дедушку и бабушку зовут Валентин Григорьевич и Валентина Григорьевна. Это не адовый сюжет из „Игры престолов“, а просто милое совпадение. В сознательном возрасте меня удивляло, как они уживаются вместе: очень легкий по характеру дедушка Валик и довольно суровая — на то и учительница в колледже при консерватории с многолетним стажем — бабушка Валя (в семье всегда было принято называть их исключительно по имени). В этом году исполнится пять лет с момента, как Валика не стало. И все эти годы Валя с вдохновляющей любовью чтит память Валика. Я подумал, что никогда не спрашивал ни о том, как они познакомились, ни о том, как прожили вместе 52 года. И наконец-то исправил это упущение».
Бабушка Леши, которую он называет исключительно Валя
«Мы познакомились в 1967 году. В декабре ехали в Карпаты кататься на лыжах и попали в один вагон, но в разные купе. К вечеру все уже уснули, а мы вышли в коридор. Он — покурить, я — просто посмотреть в окно. Позже Валик посвятил мне стих: „У полуоткрытого окна ты русоволосая мадонна./Я один, и ты пока одна“. Уже приехав в горы, мы стали чуть теснее общаться. Он потихоньку мне то ботинки почистит, то лыжи. А на крутых поворотах всегда предупреждал, когда надо падать.
Как‑то вечером пошли гулять по горам, поднялись очень высоко, красота невероятная. Внизу все белым-бело, а сверху чистое небо и звезды — мы буквально онемели от этого вида и стояли молча. Вдруг раздался звон колоколов из церкви неподалеку, мы загадочно посмотрели друг на друга, но продолжили молчать. Через полгода я стала его женой.
Когда мы вернулись в Минск, Валик проводил меня с поезда до дома, а позже нашел повод вернуться: мой лыжный ботинок остался у него в рюкзаке. В том году зима растянулась и мы много катались на лыжах уже дома даже весной. А потом просто стали гулять. В один из таких вечеров в мае вышли на берег Минского моряТак в Минске называют большое водохранилище в паре километров от города. — и он сделал мне предложение».
«Когда пошли подавать заявление, в загсе перед нами был пьяный мужичок с двумя барышнями, одна из них сказала: „Вот, она его напоила и собирается женить. А как дальше жить будут? Непонятно“. После этого я встала и решила уйти, не подавать заявление. Завязался разговор с одной из барышень: „Вы куда?“ — „А я старше его на 7 лет“. — „Да вы же юная девочка“. Мне тогда было 28, ему 21. „Так чего не распишитесь?“ — „Пусть диплом сперва получит, потом поговорим“. Я к тому моменту уже окончила консерваторию и работала, а он только оканчивал институт. Мы расписались 28 июня 1968 года».
«В свадебное путешествие планировали поехать в Керчь, ему туда должны были прислать зарплату, мне — отпускные. Но вышло несколько иначе. Мы долетели до Симферополя, а остановились в итоге в общежитии под Ялтой, у моря. Провели там несколько недель, после чего отправились в Карадаг по путевке. Уже там наша группа пошла в ресторан, но у нас денег с собой не было — они так и ждали в Керчи, — поэтому мы решили пойти встречать рассвет в горах. Сели на краешек и смотрели, как над морем поднимается солнце. Валик тогда сколол кусочек камня, который потом много лет хранился у нас дома. Не знаю, куда он исчез: такое чувство, что Валик забрал его с собой».
«Уже оттуда мы поехали в Керчь. Дорога на автобусе — шесть часов, у нас как раз была с собой бутылка хорошего вина. В поселке Героевское нам повезло поселиться в пустующем медицинском пункте, медсестра которого уезжала в отпуск и оставила нам ключи. Утром мы выходили на берег, брали свежую рыбу у моряков — так и пробыли там еще несколько недель.
В Минск мы вернулись ближе к осени, не зная, что и как будет: жилья тогда не было, общежитие еще не получили. Нас выручила моя профессор из консерватории Валентина Леонидовна Рахленко: дала ключи от их с мужем квартиры, пока они жили на даче. Ее супруг позже нашел нам и съемное жилье недалеко от центра города.
Там на свет появился наш сын Димочка в апреле 1969-го. Первый год мы жили на той же квартире: пока мы с Валиком работали, к нашему сыну приходила его тетя. Но позже сложилось так, что на время мы переехали к семье Валика. Сначала у меня отношения со свекровью не сложились. Когда первый раз пришли знакомиться, нас встретил отец Валика. Я спросила, где хозяйка, а она ушла гулять: не захотела со мной видеться. Не одобрила выбор сына, потому что считала меня артисткой из общежития. Валик был старшим ребенком — семья надеялась, что он сможет принести копейку в дом с шестью детьми. А тут его увела артистка, еще и на семь лет старше. С его отцом отношения всегда были теплыми и хорошими: он выбил для нас собственную квартиру, где я до сих пор и живу. А со свекровью мы в итоге сошлись — но сильно позже. Ближе к концу жизни она приняла меня как свою дочь».
«В девяностых нам удалось много попутешествовать вместе — в первую очередь из‑за здоровья внука, которого надо было лечить, но еще и благодаря работе сына. Валик особенно полюбил Чехию и Карловы Вары: там мы много гуляли и ходили по горам, принципиально игнорируя фуникулер, чтобы все побольше двигались».
«Валик был человеком, который всегда должен был быть влюбленным. С ним это происходило часто и серьезно. Но я когда‑то взяла на вооружение историю своей подруги. Они с мужем летели в самолете, супруг разговорился с дамой напротив — они весь полет увлеченно беседовали. Когда рейс приземлился, собеседница мужа ретировалась. А моя подруга догнала ее и взяла номер. „Пляши, вот контакт той дамы“. — „Как можно оставить женщину, которая так мне доверяет?“ На этом строились и наши отношения с Валиком.
Он был влюблен в девушку с работы Машу. Спрашивал, может ли купить ей розы из семейного бюджета. Не могу сказать, что мне было приятно, но я всегда доверяла ему во всех влюбленностях, он был для меня эталоном. Хотя сама была другой: после замужества для меня все ушло в небытие, кроме Валика, Димочки и музыки».
«Каждый человек, живущий с другим, уже не имеет права думать только о себе. Он думает и о своем спутнике — и учится его прощать. У нас это работало в обе стороны, но по-разному. Я скорее первая просила прощения, Валику же проще было отойти в сторону, все исправить, но при этом промолчать.
Лет десять назад Валик говорил: „Пойдем в кафе на День святого Валентина, покажем паспорта — нас сразу поздравят!“ Но это так и осталось в разговорах. Когда я делала медальоны на кладбище для Валика и Димочки, у меня спросили: „Вы прожили вместе 52 года и плачете? Да вы же счастливая женщина: не каждому такое дается“».