«Дотерпеть до 18»: как живут и отмечают Новый год воспитанники детдомов

До сих пор детей, оставшихся без попечения родителей, в России ежегодно задаривают сладкими наборами и дорогими подарками. По оценкам благотворительного фонда «Солнечный город», воспитанники детских домов в среднем получают под Новый год около 7 килограмм мандаринов и конфет. Благотворители приходят на елки в учреждения, где дети могут выступать по несколько раз в день, отдают им мешки с подарками, фотографируются и уходят.

«Афиша Daily» и «Т–Ж» поговорили с Кристиной Панковой — девушкой с опытом сиротства — о жизни в детском доме и о том, как складывалась ее судьба после выпуска. А еще узнали у представителя фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», как по-другому можно помогать ребятам, оставшимся без попечения родителей, — в преддверии Нового года и не только.

Я родилась в 2002 году в маленьком поселении Клёновоское в Москве. Какое‑то время росла с мамой и бабушкой, но затем в нашей семье появился отчим, которого называю отцом. По рассказам бабушки, он начал жить с нами, когда я ходила в детский сад. Родного отца не знаю — они с мамой разошлись почти сразу после моего рождения.

Мама работала на заводе: делала губки для ванны. Иногда брала работу на дом, и я ей помогала. Отец был дальнобойщиком, [приезжал] редко. Я забывала, как он выглядит. В 2009 году родилась моя сестра. Мама и отчим не были официально женаты, он не был записан как наш отец — позже это сыграло свою роль.

В детстве отношения с отцом были трепетные. Несмотря на расстояние, он одаривал меня и сестру подарками: привозил кукольные домики, планшеты, цветы, сладости. Отношения с матерью у меня были напряженные, мы часто ссорились. Однажды мама выпивала дома и попросила меня сходить в магазин, купить сестре шоколадное яйцо. Так получилась, что продавщица обсчиталась со сдачей. Дома мама накричала на меня: она считала, я потратила эти деньги на что‑то другое. После она взяла меня за волосы и потащила через весь поселок. Это видели другие люди, но никто не вступился.

После этих слов я вырвалась и спряталась в кусты. Она искала и звала меня, а потом села и заплакала. Я вышла из кустов и пошла домой так, чтобы она меня не заметила. Дома рассказала все бабушке и легла спать рядом с ней. Утром, будучи трезвой, мама позвала меня в магазин, где продавщица вернула ей сдачу. Даже после этого она не извинилась.

Если была возможность пожаловаться отцу, я всегда это делала. Но после становилась еще более злейшим врагом для мамы и носила кличку «семейный стукач». Отец защищал меня, только когда находился рядом, а разговоры не помогали.

В 2013 году алкоголь стал косвенной причиной смерти мамы. Как‑то отец дал ей около 37 тысяч рублей, чтобы оплатить долг за квартиру. Но она пошла на них выпивать со знакомыми. В состоянии алкогольного опьянения мужчина, который находился в одной квартире с мамой, стал требовать денег. Когда получил отказ, начал драться с ней, а потом зарезал ее. Все это видела его женщина, но она никак не помогла маме. Убийца получил пожизненный срок.

Несмотря на плохие отношения с мамой, мне было трудно после случившегося, как и всей семье. Я не хотела ходить в школу, где нужно было выступать на концертах в честь 8 Марта. У всех детей были мамы, а у меня нет. Кто‑то из одноклассников даже подшучивал надо мной, а учителя почему‑то не хотели идти навстречу и говорили, что стоит готовиться к таким праздникам со всеми.

После смерти мамы отец оформил опекунство надо мной и сестрой, процесс занял где‑то три месяца. Все это время мы жили в квартире его родителей. Гибель мамы как раз пришлась на сложный подростковый возраст, у нас с отцом начались конфликты. Сейчас я понимаю, что многое делала не потому, что хотела, а назло. Например, курила, выпивала алкоголь, убегала ночью из дома. За это отец меня наказывал. Он мог оставить меня без телефона или интернета на какое‑то количество дней, куда‑то не взять, например в кино, или не отпустить увидеться с друзьями.

Физического насилия не было, но однажды я получила по попе за то, что тайком ушла из дома ночью на речку купаться и выпивать с друзьями. Отец заметил, что меня нет, повесил на входную дверь стакан с ложками. Когда я вошла, стакан упал — из‑за шума меня засекли.

Я всегда говорила специалисту, что мне не нравится чрезмерный контроль. Отец, например, сам выбрал мне платный колледж, в который я поступила после 9-го класса. Он платил за него около 60 тысяч рублей в год.

Отец сделал это, чтобы я училась поближе к его работе и была возможность привозить меня, а потом забирать. Когда все ребята после пар шли гулять, я под надзором ехала домой. Возможно, он за меня переживал, но тогда я этого не понимала и хотела свободы. Психолог вставала на мою сторону, говорила отцу, что нужно позволить мне делать то, что хочется, и мне это нравилось.

В колледже я училась на экономиста, мне это давалась легко, так как я дружу с математикой. У меня были хорошие оценки, а преподаватели считали меня одаренной. Отношения со сверстниками тоже были хорошими: я экстраверт, поэтому мне легко обзавестись приятелями.

Переломным моментом в обучении стал конфликт с преподавателем по главному предмету — экономике. Почему‑то именно от меня всегда требовали больше, чем от других. Преподаватель давала мне самые сложные уравнения и задачи. Так произошло и на зачете, который по этой причине я завалила. Не успела расписать решение сложного уравнения за 15 минут, но назвала ответ. Преподаватель не засчитала его и отправила меня на пересдачу, которая была платной, так как колледж частный.

Я знала, что дома меня снова накажут. Так и произошло: это стало пиком в наших с отцом отношениях. На сессиях сама подводила психолога к тому, что хочу жить в детском доме. А когда меня прямо спросили, хочу ли отправиться туда, — ответила да. Так в 16 лет я оказалась в детском доме «Молодая гвардия» в поселении Внуковское.

Условия в «Молодой гвардии» были хорошими: вкусная еда, новая и чистая одежда, у меня даже была отдельная комната. Но я жалела о своем решении: вместе со мной забрали сестру, так как мы обе были под опекой отца. Я не знала, что такое может случиться.

Отец приезжал к моей сестре, поэтому мы с ним тоже виделись. В течение нескольких месяцев он доказывал свое отцовство, где‑то через полгода забрал сестру домой. А я так и осталась в детском доме.

Друзей в детском доме у меня почти не было. Чувствовала себя другой: мне не нравились вредные привычки подростков и их грубые разговоры. Там я была не на своем месте. Попала в детский дом уже взрослой, когда успела привыкнуть к жизни в семье. У меня была тактика: дотерпеть до 18. Когда на втором курсе меня отчислили из колледжа, я поступила на специальность «Торговое дело» в государственное учреждение. Старалась меньше времени проводить в детдоме и приезжала только вечером после учебы: поесть, сделать домашнее задание и поспать. За два года в детском доме у меня появилась только одна подруга, но ее забрали опекуны.

Мне было жаль многих маленьких детей, которые там находились, поскольку они не знали, что такое родительская любовь. Я видела и недавно родившихся малышей, от которых отказались. Каждую такую историю пропускала через себя.

Старалась помогать советами другим воспитанникам. Одна девочка как‑то рассказала мне, что встречается с мальчиком, который уговаривает ее на первый секс. Ей тогда было 14 лет. Я старалась отговорить ее и предупреждала, что с его стороны это может быть несерьезно. И сильно переживала, когда у меня все-таки не получилось.

Я думала, что детям в детском доме не хватает внимания и общения с психологами. Мы жили «семьями» по семь человек: так назывались группы детей разного возраста, в которые нас объединяли. За каждой семьей закреплялось две нянечки, и те делали все что могли. Дарили много любви, заботились о нас, но на каждого не хватало времени.

Психолог в детском доме общалась со мной как с ребенком. Мне это не нравилось. Она давала тесты с закрытыми вопросами о суициде и селфхарме, но не спрашивала о моих истинных переживаниях. Иногда психолог просила рисовать какие‑то картинки. Мне было без пяти минут 18, а я изображала слоника — это казалось странным.

Эмоционально переживать нахождение в детском доме стало проще, когда я начала общаться с добровольцем Марией из фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Когда я заезжала в детский дом, там уже были волонтеры. Мария стала моей наставницей примерно через месяц, и мы подружились. Она интересовалась моими успехами, ходила со мной по магазинам и кино, просто погулять.

Она поддержала, когда меня забрали в семью, а потом вернули. Женщина с двумя детьми, которым было 16 и 20 лет, взяла меня к себе. Пребывание там было недолгим: примерно месяц.

Тогда я спровоцировала конфликт, потому что сама хотела вернуться в детский дом. Мария отвозила меня обратно. Мы выстроили близкие отношения: я всегда могла обратиться к ней за советом. Мне нравилось, что она меня ничему не учила, а делилась опытом. Когда было тяжело на душе, я говорила с ней. Мария даже пришла ко мне на выпускной в колледже. Она давала мне внимание, которого очень не хватало. Именно поэтому и удалось ей довериться.

В детском доме было много активностей. Мы готовили концерты на разные праздники, например Новый год. И за это нам всегда дарили подарки. Перед праздником мы писали три материальных желания на листке и отдавали нянечке. Нас предупреждали, что желания должны быть «в пределах разумного», дорогие гаджеты и брендовую одежду не дарили. Но дети все равно такое писали.

После концерта обычно сразу подходили неизвестные люди, протягивали подарки, и воспитанники могли огорчаться, когда не получали тех дорогих вещей, что хотели. Благотворители же могли не общаться с нами, не называть своих имен. Они просто фотографировались и уходили.

Детям помладше было приятно, что им уделяют внимание, пусть и таким способом. Некоторые из них грустили, когда тот, кто давал подарок, уходил и не возвращался. Детям постарше было уже все равно.

Я была рада подаркам. В детском доме застала только один Новый год: тогда просила фен и плед. Феном пользуюсь до сих пор. Но думаю, лучшим подарком в случае с детьми из детских домов было бы общение, потому что как раз этого им не хватает.

После выхода из детского дома некоторые люди не могут наладить социальные контакты и быт. Я слышала такие истории. Бывшие воспитанники не приучены работать и думают, что сиротам все достается просто так. Им тяжело находить общий язык с другими людьми, потому что они могут не доверять им, ведь взрослые, которые в их детстве проявляли внимание с помощью подарков, всегда куда‑то уходили. К счастью, нас в детском доме учили убираться, стирать, мыть посуду, готовить пиццу и пирожки. У многих воспитанников, с которыми я списывалась, жизнь сложилась хорошо: они работают, и у них есть семьи.

Я стала работать с детьми из детского дома, когда прошла Школу приемных родителей. Но изменились обстоятельства, и ребенка я не усыновила. Тогда решила стать ближе к детям в детских домах и пришла волонтером финансового просвещения в АНО «Вверх». А в марте 2017 года увидела объявление на сайте «Волонтеры в помощь детям-сиротам» о поиске наставников и сразу заполнила анкету. Чтобы работать в детском доме, требовалось пройти курс занятий, тренинг и собеседование с психологом. После всех этапов я стала наставником и начала помогать детям в детских домах: приезжала и общалась с ними.

В 2018 году стала куратором команды волонтеров «#НаставникиВнуково». Вместе мы доставали моим подопечным билеты на разные мероприятия, помогали в обустройстве квартир, выдаваемых государством после выпуска, кто‑то из медицинских волонтеров бесплатно лечил ребят.

В 2023 году деятельность внутри фонда стала многограннее — я занялась кураторством наставников в проекте «Быть рядом». Вместе мы помогаем детям в больницах и интернатных учреждениях: становимся для них старшими друзьями и готовим к выпуску. Еще как куратор я занимаюсь подбором таких наставников.

Под Новый год в социальных учреждениях устраивают концерты. Иногда воспитанники по несколько раз в день выступают перед разными незнакомыми благотворителями.

Материальный подарок — это вещь, которую обычно получаешь от близкого человека. Только тогда появляется желание ее ценить. А вот подарки от незнакомых людей не несут эмоционального заряда. Дети не понимают их ценности. Я видела, например, как они играли в футбол на лестнице дорогими куклами. Подарок от чужого человека воспитывает в ребенке из детского дома ощущение, что ему все что‑то должны.

Нельзя сказать, что у детей в детских домах есть сильная потребность в вещах. Они находятся на государственном обеспечении. Поэтому, чтобы помогать, нужно становиться для ребенка значимым взрослым. Именно такими близкими людьми пытаются быть наши наставники.

Ребята находятся в отношениях много лет. Я, например, сопровождаю детей по 6–7 лет, и общаюсь со всеми до сих пор. Фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» за системную помощь, то есть направленную на то, чтобы не было сиротства и его последствий. Например, за юридическую и психологическую, помощь в семейном устройстве.

У нас в фонде есть программы, помогающие мамам еще на этапе отказа от ребенка. Мы сотрудничаем с шестью роддомами в Москве и Подмосковье. По сигналу туда приезжает психолог и общается с женщиной, выясняет причины отказа от малыша и рассказывает про разные варианты помощи.

Есть центр временного пребывания «Теплый дом», куда попадают женщины с новорожденными детьми, если у них проблемы с жильем и работой. Еще фонд помогает семьям, оказавшимся в тяжелой жизненной ситуации, чтобы предотвратить изъятие ребенка из семьи. С ними работают кураторы фонда, юристы и психологи.

Это могут быть и другие виды поддержки, их цель в том, чтобы сначала ребенок с опытом сиротства, а затем взрослый, адаптировался к жизни, нашел работу, состоялся, не попал в тюрьму, сам не повторил судьбу родителей — не бросил своих детей. В таком случае можно стать волонтером-наставником для воспитанника детского дома.

Существуют программы, которые не требуют постоянного включения. Можно побыть волонтером на каких‑то мероприятиях, предложить свои услуги, провести мастер-класс. Например, день красоты. Помню, как в один из детских домов приходили сотрудники бьюти-компаний. Они организовали волонтерское мероприятие для девочек. Учили их заботиться о себе: соблюдать гигиену, краситься.

Еще можно поделиться профессиональными навыками, например, юриста, психолога финансиста, дизайнера. Если у человека нет возможности помогать системно, то денежный вклад — самый хороший. В таком случае подойдет помощь проверенному фонду.

Если все-таки хочется подарить подарок, есть и другие варианты. Например, можно поддерживать организации, помогающие малоимущим семьям, детям мигрантов, детям с инвалидностью. Это те, кому и правда нужна материальная поддержка. Такие фонды собирают пожертвования, чтобы купить продукты, лекарства, вещи. В детских домах все необходимое уже есть, поэтому ребенку там нужны не подарки, а возможность самостоятельного развития как личности в будущем.

Мне повезло: я провела в детском доме всего два года. Когда исполнилось 18, сразу уехала в квартиру в Некрасовке, которую мне выдало государство. Мы с «Молодой гвардией» заключили договор о сопровождении в течение года. Расторгли его раньше, так как я со всем справлялась: мне помог опыт жизни в семье. Но было сложно ладить с соседями: это тоже были бывшие воспитанники детского дома. Они часто шумели, могли выкидывать из окна пивные бутылки. Мне это, конечно, не нравилось.

Пока действовал договор, ко мне приходил социальный работник. Он следил, чем я занимаюсь: работаю ли, готовлю ли еду, не приобрела ли вредных привычек. Соцработник смотрел, не сдаю ли я квартиру. Слышала, что это распространено среди бывших воспитанников, которые не хотят работать. Я также могла приезжать в детский дом и бесплатно брать нужное количество разных продуктов на протяжении этого года.

После выпуска из детского дома решила найти своего родного отца. Почему‑то стало интересно, как он выглядит и чем живет. У меня была его фотография, а еще я знала имя. Отыскала в социальных сетях через знакомых, написала и предложила встретиться. Он был удивлен, но оказался не против. Родной отец живет в Подмосковье, примерно в 30 километрах от меня, с женой. Мы начали общаться и даже стали видеться.

Своих детей у них нет, и по этой причине она стала испытывать ко мне неприязнь. Во время одного из застолий в доме отца я подслушала ее разговор с одним из гостей — тогда и узнала, что она против нашего общения. После этого я предложила отцу просто созваниваться, так как ситуация была неприятная. Этот вариант его устроил.

С отчимом мы тоже наладили отношения, просто открыто поговорили. Теперь я вижусь с ним и сестрой почти каждые выходные, и мы не таим друг на друга обид, у нас хорошие отношения.

После выпуска из детского дома я продолжила общение с Марией. У нас до сих пор теплые отношения. Мы созваниваемся, но видимся реже, так как я много работаю, Стараемся [встречаться] раз в год. Общаясь с ней, я тоже не раз задумывалась о помощи другим. Но понимаю, что морально это будет слишком сложно.

У меня не хватило бы навыков, чтобы грамотно помочь нуждающемуся ребенку. Под помощью я понимаю долгую коммуникацию, дружбу. Боюсь, что наврежу, и тогда буду жалеть об этом. Еще у меня есть ощущение, что я не смогу дать ту любовь, что могут дать родители. Когда есть порыв помогать, подкармливаю бездомных животных, отправляю пожертвования в приюты.

Сейчас работаю барменом в санатории: готовлю и наливаю чай, кофе и другие напитки пожилым людям. Получаю 63 тысячи рублей. Этого мне вполне хватает. Живу в квартире мужа в Подмосковье, так как отсюда ближе до работы, чем от моего жилья. Но по выходным могу приехать к себе. Я замужем, и у меня хорошие отношения с семьей любимого человека.

Мой муж работает полицейским и получает высшее образование, чтобы повысить звание. После этого у нас в планах мое высшее образование, два платных мы пока не потянем, он отдает 120 тысяч рублей в год. Я хочу выучиться на экономиста и стать бухгалтером или заняться банковским делом.