«Бывший сказал, что воюет в Сирии и бежит в окоп»: как устроена патологическая ложь

«Пять лет назад я встречалась с парнем, который постоянно рассказывал невероятные истории. Никто не воспринимал их всерьез, скорее как веселые байки. Постепенно его поведение стало меняться — думаю, из‑за зависимости от ПАВПсихоактивные вещества., — и тогда начались проблемы. Осенью он поссорился с отцом, ушел из дома, бросил институт, занимал у друзей деньги и не отдавал. Потом уехал из города и пропал на месяц. Время от времени мы созванивались, он говорил, что любит меня и вот-вот приедет. Но когда он пропустил мой день рождения, я решила: надо заканчивать отношения.

После расставания прошло полтора месяца, был Новый год. Почти сразу после курантов позвонил бывший. Я подумала, что он будет пытаться меня вернуть, но нет».

«Вместе с близкими мы сразу же стали разбираться, как он туда попал, подписал ли контракт, как смог позвонить. Через несколько дней увидела его онлайн, написала, что если он в опасности, то я готова сделать все, чтобы помочь, а в отношениях разберемся потом. Он ответил, что его отправили в тыл и скоро вернут домой из‑за ранения. Тогда я слабо представляла, как устроены военные действия. Вроде видела несостыковки, но страх за близкого человека перевешивал здравый смысл.

Вскоре мы встретились: он хромал, шарахался и хватался за голову при резких звуках, был очень отстраненным. Рассказал, как осколком ему оторвало палец на ноге (очень удобно было не снимать зимний ботинок и не показывать). Но настоящий кошмар начался после этого».

«Мне писали наши общие знакомые с вопросами, потому что таким образом он обзванивал всех. Однажды ночью он звонил параллельно мне и другой своей бывшей, угрожал убить ее с мужем. Между звонками я пыталась вызвать ему бригаду санитаров. На следующий день мы встретились — он уверял, что все нормально и никакого лечения не нужно. Когда я призналась, что вызывала ночью скорую, он очень испугался.

После этого мы не виделись, но больше года я боялась внезапных звонков и его возвращения в мою жизнь. Только когда он переехал в другую страну, я вздохнула с облегчением. Сейчас мне вообще трудно сказать, что из его биографии было правдой. Кажется, что встречалась со сборником странных историй, а не с живым человеком».

Патологическая ложь — это склонность человека к искажению информации без какой‑то видимой причины и конкретной цели. По словам психолога, КПТ и ДБТ психотерапевта Анастасии Петровой, сама по себе такая ложь — не психическое расстройство, но может быть одним из симптомов другого заболевания.

«В 2005 году ученые Янг и Рейн выявили, что у патологических лжецов иначе устроен мозг: уменьшено количество серого вещества в префронтальной коре, которая отвечает за самоконтроль. Это говорит о том, что существует и биологическая предрасположенность к такому поведению, — отмечает психолог. — Есть данные, что около половины случаев патологического вранья связаны с патологией нервной системы».

Анастасия объясняет, что ложь часто может оставаться на уровне безобидного привирания: невероятных историй из прошлого или фактов, которые не имеют особого значения. Реже ложь может выливаться во что‑то более изощренное. При этом случай Светланы Богачевой, масштаб и влияние ее историй на жизнь жертв специалист считает скорее страшным исключением.

«У меня был период, примерно с 15 до 19 лет, когда я верила в то, что выдумывала. В основном это были жестокие истории: например, я врала, что меня изнасиловал репетитор. Рассказывая об этом, я плакала и ощущала все так, будто и правда пережила насилие. Я не осознавала сказанное как ложь, просто делилась якобы своим опытом.

Многие выдуманные истории были связаны с моими реальными травмами. Причина лжи про изнасилование лежала на поверхности, но я долго не могла ее осознать. Когда мне было 5–6 лет, меня часто оставляли у бабушки отчима, которая играла со мной в гинеколога. Она не трогала меня, но рассказывала про изнасилования, причем так спокойно, что я воспринимала это как обычную ситуацию. Кажется, уже тогда начала формироваться моя сексуальность — сейчас у меня есть кинк на принуждение. Однажды прабабушка пожелала, чтобы меня изнасиловали, и я отреагировала в духе: „Да, было бы прикольно“.

Я долго ни с кем этим не делилась, только год назад поговорила с родителями и впервые заплакала — осознала, что это травмировало меня и мешает жить».

Психотерапевт Анастасия Петрова объясняет, что развиваться патологическая ложь может по-разному. Кто‑то склонен привирать с детства, кто‑то начинает лгать во взрослом возрасте, кто‑то верит в то, что он говорит, а кто‑то нет. Все будет зависеть от того, в рамках какого психического расстройства формируется симптом.

«Обычное» вранье, по словам специалиста, связано с желанием человека избежать последствий освещения правды, с желанием выгородить себя или достичь конкретной цели. То есть человек врет более осознанно, может управлять тем, кому и о чем он соврал.

«Патологической лгуньей была моя бывшая близкая подруга. Мы начали общаться, когда мне было 15, а ей 16, и дружили несколько лет. Она любила шокировать окружающих своими историями, например, рассказывала, что якобы употребляла наркотикиМы вырезали перечисление наркотических веществ и способы их употребления из‑за законодательства РФ. в 14 лет.

Еще она пыталась украсть мою биографию. Раньше у меня были довольно тяжелые отношения с родителями, в семье было много насилия. И однажды от общих знакомых я услышала, что ее якобы избивают родители. Кто‑то пересказал слово в слово мою историю и сказал, что ею поделилась моя подружка. Мне показалось это странным, но в моменте я подумала, что у человека просто похожий опыт.

Кульминацией лжи стала история о том, что у нее обнаружили рак сердца. Мы тогда уже учились в институте и одногруппница подруги рассказала, что та принесла непонятную справку, доказывая всем, что действительно болеет. Сейчас мне кажется, что даже эта история тоже списана с моего прошлого: в детстве я болела тяжелым заболеванием».

Психотерапевт Анастасия Петрова рекомендует проверять себя по простой формуле: «Если вы понимаете, что лжете и это проблема, вы не патологический врун. При патологии вас будет скорее беспокоить то, почему люди вам не верят». Еще можно отслеживать характерные признаки вроде отсутствия дискомфорта из‑за лжи, желания постоянно приукрашивать истории, присваивать чужой опыт себе. Однако отдельно взятые они не всегда могут указывать на патологическое вранье, важно смотреть именно на то, стала ли ложь вашим образом жизни».

«Еще в школе я поняла, что у меня неплохо получается обманывать людей, и начала использовать это в своих целях. Постепенно я перестала это контролировать, начала врать и придумывать оправдания там, где они были вовсе не нужны.

Когда я врала, то сначала испытывала страх и растерянность. Было непонятно, зачем я это делаю. Но затем появлялось чувство контроля, удовлетворения и гордости. Это ощущение отлично описывает фраза — „Шалость удалась!“».

Патологическая ложь сама по себе не является расстройством, поэтому лечение будет зависеть от степени выраженности и конкретного диагноза, если он есть. «При таких диагнозах, как шизофрения и биполярное расстройство, необходима фармакотерапия, — объясняет специалист. — При нарциссическом и антисоциальном расстройствах личности показана психотерапия. Для того, чтобы узнать, есть ли у вас диагноз, необходимо обратиться к врачу-психиатру».

Если же вы врете, но осознаете цель, Анастасия советует обратиться к психотерапевту или психологу. Специалист поможет разобраться, какие эмоции заставляют вас врать. Справившись с ними, будет проще убрать и нежелательное поведение.

«Сейчас мне кажется, что с помощью лжи я искала сочувствия, пыталась так сближаться с людьми. Но делала это бессознательно, не было такого, что я думала: „Сейчас совру и получу то-то и то-то“. Если в моих словах начинали сомневаться, я не чувствовала стыда или паники из‑за того, что меня якобы могут раскрыть. Я убеждала людей верить мне, ведь у меня самой не было сомнений, что это правда.

Только спустя 10 лет я научилась анализировать выдуманное, работать с уязвимостью, из‑за которой мне хотелось врать. Благодаря терапии стала лучше понимать себя, нашла новые способы коммуникации и теперь хочу выстраивать отношения, в которых знают меня настоящую, а не личность, которую я выдумала. И самое главное — хочу такие отношения выстраивать с собой».

Психотерапевт Анастасия Петрова отмечает, что отношения с патологическим вруном могут иметь разные последствия в зависимости от степени близости. «Если мы столкнулись с незначительной ложью малознакомого человека, это может удивить, разозлить или даже позабавить, — объясняет специалист. — Ложь в близких отношениях всегда наносит урон, который может варьироваться от потерянного доверия к тяжелым формам тревоги, депрессии, ПТСР. В случае, если патологическим лжецом оказывается родитель, это может обернуться тяжелыми формами психических расстройств у ребенка».

Стендап-комикесса Таня Щукина, шокировавшая российский твиттер историей о Светлане Богачевой, в своей книге пишет, что из‑за пережитого опыта она «ненавидела себя» и одновременно ей было себя «невероятно жалко». Воспоминания доводили ее до слез, рвоты и бессонницы.

Восстановление после такого опыта будет зависеть от состояния. В некоторых случаях может потребоваться помощь психиатра или психотерапевта. «Безусловно, важный компонент восстановления — наработка новых связей и получение опыта честных, здоровых отношений. Также необходимо сформировать уверенность в том, что вы не виноваты и не ответственны за ложь другого человека», — добавляет психолог.

«Когда начались мои следующие отношения, я сильно не доверяла новому партнеру. Автоматически предполагала, что меня сейчас обманут, подведут, поставят в уязвимое положение. Прошло много времени, прежде чем я успокоилась».

«Сейчас я в отношениях, где мне очень хорошо, я хочу построить семью и встретить старость с моим партнером. Но теперь я постоянно чувствую, что все может измениться в любую минуту. Это может звучать страшно, но на самом деле так я ценю отношения больше. Радуюсь каждому хорошему моменту, потому что никто не может гарантировать, что так будет всегда».

Героиням текста было сложно распознать обман, хоть у них и появлялись сомнения. Со стороны ложь может выглядеть очевидно, но для пострадавших от нее это совсем не так. Вот как описывала это Таня Щукина: «Я переживала такие эмоции и физические воздействия, которые не способен выдерживать обычный человек. После всего пережитого я уже верила всему безоговорочно. Сообщи мне тогда, что инопланетяне с Марса прилетели убить лично меня и мою семью — я бы и этому поверила».

«Окончательно я поняла, что меня обманывали, только спустя несколько месяцев, когда обсудила с подругой случившееся. Я почувствовала себя так глупо. Было стыдно, что я так легко верила лжи бывшего, но прежде я была далека от мира людей с зависимостью и не знала многих вещей.

Странным было то, что я далеко не сразу смогла рассказать обо всем близким друзьям. Казалось, что я нахожусь в таком кошмаре, что в это никто не поверит. Думала, что это только мои проблемы».

Если в окружении есть патологический врун, психотерапевт Анастасия Петрова советует отказаться от двух вещей: пытаться вывести человека на чистую воду или, наоборот, поддерживать и развивать тему. По словам специалиста, ложь — это поведение, которое лучше всего «погасить», не давать никакой реакции. Действия людей, которые мы не подкрепляем своим вниманием, обычно через какое‑то время сходят на нет — по крайней мере, в отношении нас.