Дети, родители и психолог — о татуировках, пирсинге и других изменениях тела

Я никогда не замечала за собой негативного отношения к бодимодификациям. Скорее, наоборот, видела в этом что‑то свое. Лет в 13–14 я смотрела на людей с цветными волосами или пирсингом и понимала, что тоже к этому приду. Восхищалась даже теми, кого в нашем обществе назвали бы фриками: у кого на лице было по 10–15 татуировок, кто каждый день выходил с ними на улицу и стопроцентно получал комментарии о своей внешности, но все равно продолжал быть собой.

Моя первая бодимодификация была в 13 лет. У меня были длинные темно-коричневые волосы, я отрезала их чуть выше плеч, а потом покрасила в зеленый цвет. Для меня это был переломный момент. Есть стереотип, что у женщины должны быть длинные роскошные волосы, а если ты их срезаешь, то ты сразу какая‑то пацанка. Мне же новая стрижка помогла обрести комфорт в собственном теле, который я так давно искала. Новая внешность не входила в стандарты ни мужской, ни женской красоты: меня могли принять по ошибке за мальчика, но меня это не задевало.

К коротким волосам родители отнеслись нормально. Папе, наверное, все равно, а у мамы никогда не было особых предрассудков, она сама ходит с тату и короткой стрижкой. Она давала мне свободу, даже привела свою знакомую мастерку, чтобы та постригла меня прямо дома. А вот цветные волосы у нее вызвали вопросы — но не потому, что это необычно, а потому, что волосы нужно осветлять и от этого они могут испортиться. Из‑за этого она сначала не давала мне краситься, и тогда я пробовала что‑то сделать сама: пыталась изменить цвет перекисью и лимоном, как советовали в интернете, но оттенок лишь слегка поменялся. В итоге мне удалось переубедить маму: она разрешила мне чуть осветлить волосы, а потом покрасить их в зеленый. Это было не совсем то, что я хотела, но уже что‑то. Я была неуверенным, стеснительным ребенком — и новый облик помог мне принять себя. К 18 годам я попробовала на волосах, наверное, все цвета радуги. Любимым все равно остался зеленый — я даже в шутку говорю, что это мой родной цвет.

После смены прически я начала делать пирсинг — четкое понимание, что хочу его, пришло в 16 лет. Родители меня не ограничивали, за что я очень им благодарна. Самостоятельно пирсинг можно делать только с 18 лет, поэтому в салон я пошла с мамой, и мне прокололи нос. Это было совсем не больно, даже, можно сказать, приятно — от осознания, что рядом со мной мама и она мне помогает. Потом в том же салоне я проколола язык. Все делал один мастер: я с ним закорешилась, поэтому в третий раз пришла уже одна. Проколы не доставляют мне неудобства, иногда я совсем о них забываю — дискомфорт был только в первые дни.

Все мои бодимодификации идут у меня из души, они ценны для меня. Мои друзья привыкли и всегда поддерживают меня в изменениях внешности, будь то голубой цвет волос, неудачные кудри или ежик. А вот в школе мою яркость не принимали: часто приходилось знатно ругаться с директрисой или учителями, которые придирались к цвету моих волос, а мама меня потом защищала. Некоторые педагоги все-таки поддерживали — например, учительница русского языка. Оскорбления от одношкольников я слышала редко — помню только случай, когда зашла в раздевалку и незнакомые ребята назвали меня Шрэком. Такая реакция, мне кажется, оттого, что люди не могут принять чью-то необычность — в целом я часто получаю комплименты своей внешности.

Сейчас я продолжаю что‑то менять в себе: не так давно начала осветлять брови, так на них можно рисовать и таким образом менять облик. С 17 лет делаю татуировки: для них мастера просили разрешение родителей, мама пойти не могла, поэтому она записала видео, что разрешает мне сделать рисунок. Сейчас у меня три тату: на пальце, внизу живота и на левой руке — на ней у меня огонек, который напоминает мне о маме. Все они несут для меня особый смысл и тоже отражают мою личность, о них я не жалею.

К бодимодификациям я отношусь нормально: я сама лет с 15 и волосы красила, и прически меняла, в 17 лет проколола бровь, била татуировки. Это были восьмидесятые: все приходилось делать «в меру», чтобы не ругались родители, чтобы никто не вызвал милицию, которая за что‑нибудь посадит на пятнадцать суток. Многое тогда категорически запрещалось: нужно было ходить в школьной форме — как это, ребенок пришел одетый не так? Помню, как сама в 10-м классе выбрила себе висок и пришла в школу. Меня отправили домой, чтобы я «привела себя в порядок» — а как я могла это сделать, если у меня полголовы выстрижена?

Сейчас я крашу волосы — люблю яркие цвета, кислотные, но часто делать их такими не получается, потому что волосы портятся. Пирсинг мне просто нравится, а татуировки я делаю, когда у меня случаются перемены в жизни или просто появляется настроение и желание для этого. Моя первая татуировка — это буковка А, с которой начинаются имена моих любимых людей и которая всегда рядом со мной в жизни: и в школе я была в А-классе, и в институте в группе А. Когда Настя решила попробовать изменить свою внешность, конфликта на этой почве у нас с ней не было. Была только проблема с перекраской волос: я на своем опыте знала, как они могут испортиться. В остальном же я по возможности поддерживала ее, а в отношении татуировок могла что‑то подсказать и помочь с выбором мастера.

У нас очень консервативное общество, много законов и людей, которые могут навредить, особенно в школах и университетах. Мне кажется, мало что изменится, пока есть закостенелое старшее поколение, не принимающее инаковости подростков. Сейчас я очень волнуюсь, когда мои дети придумывают интересные изменения своей внешности: мне не нравится, когда на них косо смотрят. Надеюсь, положение вещей изменится к лучшему.

Мое отношение к бодимодификациям не всегда было одинаковым. Когда я была маленькой, воспринимала татуировки и пирсинг как нечто странное, не понимала, зачем это нужно. Но в 11–12 лет я начала слушать рок и интересоваться исполнителями тяжелой музыки. Насмотревшись на их образы, постепенно я стала менять свое отношение к тату и проколам и поняла, что внешность может быть разной и это нормально.

В 14 лет я очень любила группу My Chemical Romance, и мне хотелось цветные волосы, как у ее солиста Джерарда Уэя. По моей просьбе мама отвела меня в салон, где меня покрасили в фиолетовый. Еще у Уэя были тоннели в ушах — их я тоже хотела, но мама не разрешила. Тогда я все сделала сама: заказала в интернете растяжки, тянула тоннели — и все получилось. Это было сделано в том числе наперекор маме, но она не ругалась на меня.

После этого я продолжала красить волосы дома сама: в синий, розовый, зеленый, потом меня красила мама, когда цвет сильно вымывался. Как‑то я попыталась набить татуировку с помощью иголки и чернил из ручки: хотела написать название песни Guns N’ Roses «Don’t Cry», но попытка не увенчалась успехом, и я оставила идею с тату на несколько лет. К 16 годам пришлось перекраситься в натуральный оттенок для перехода в новую школу, но смогла я так проходить всего лишь год. В 11-м классе начала осветлять волосы, а в 17 лет набила первую татуировку.

Когда я первый раз пришла в школу с новым образом, то единственной негативной реакцией был вопрос от знакомого из параллели, который стянул с меня шапку и сказал что‑то вроде: «Зачем?» Правда, с цветными волосами было проблематично участвовать в театральных постановках в детском лагере, в том числе и в тех, где хотела бы.

Для меня бодимодификации — это в первую очередь самовыражение. Я люблю менять образы, мне скучно ходить с одной стрижкой или цветом волос дольше пары месяцев. Сейчас у меня более десяти тату, креативное окрашивание, пирсинг мочек и хряща. Возможно, будет еще пирсинг, точно сделаю тату и попробую новые цвета волос. Мама сейчас относится к моим переменам нейтрально: сама она ничего себе не била и никогда не хотела, но считает, что я могу делать со своим телом то, что считаю нужным. Она знает, что необычный образ может вызывать возмущение консервативно настроенных людей, но за меня не беспокоится: уверена, что я справлюсь с любой реакцией, а если нет, то она меня поддержит.

К бодимодификациям я относилась всегда с живым интересом и трепетом — как минимум я любила странные и дикие фильмы, мультики и аниме: «Стального алхимика», «Ходячий замок», фильмы Тима Бертона, Сергея Параджанова, Дэвида Линча и Гаспара Ноэ, «Дарью» и «Южный Парк». Там персонажи часто выглядели ярко и необычно, поэтому татуировки или покраска волос были вопросом времени. Пирсинг мне нравился, но только на других людях — по воспоминаниям моей подруги, в школе я божилась и клялась, что ни за что никогда ничего себе не проколю. Как итог — уже шесть проколов, и, честно говоря, хочется еще.

Первая модификация — so classic: покрасила волосы в розовый цвет в 16 лет. И в синий, который смылся в зеленый. А позже набила две небольшие татуировки на руках — веточку и зеркало Венеры. Веточка была чем‑то нейтральным, поэтому и выбрала ее в качестве первой наколки, а зеркало имело символическое значение для меня как для феминистки. Кажется, мне тогда было 17 лет. Родители уехали отдыхать, и я созналась в содеянном, когда они уже вернулись. Они назвали меня дурой, сказали, что меня замуж не возьмут, но жесткого конфликта не было. Вплоть до моих 22 лет родители продолжали говорить, что я порчу свое тело, что мне не идет, «это не женственно» и так далее — то же самое и бабушки с дедушкой. Окрашивание волос также никто из семьи не оценил, говорили: «Зачем ты это сделала, портишь волосы, все играешься, тебе сколько лет, это несерьезно и глупо, пожалеешь». Про септум папа и дедушка до сих пор «шутят», что меня можно «как коровку привязать и водить по полю». А вот мама и бабушки, наоборот, спустя время стали более лояльны ко мне — главное, «чтоб нравилось и была здорова». Бабушки, как мне кажется, смирились, а маме принять изменения помогли разговоры с психотерапевтом, к которому она какое‑то время ходила по другим причинам.

После первых тату я буквально подсела: мне безумно нравятся сеансы, эскизы, которые попадаются на глаза — один мастер сказал, что я как ходячая галерея, можно выставляться, потому что у меня свыше 45 тату от разных людей — даже на левом ухе милые разноцветные штучки набиты. Еще у меня проколот нос — два крыла, септум, хеликс (прокол в верхней части ушной раковины. — Прим. ред.), мочки и «смайл» (прокол уздечки верхней губы. — Прим. ред.).

Если все начиналось с обычного интереса, то сейчас это моя самость — тату буквально отражают мою натуру. Я обожаю кино (набила зал кинотеатра), люблю необычных существ (сова стреляет лазерами из глаз, фэнтезийный дракоша курит трубку у меня на плече). Я полюбила свое тело еще больше со всеми этими цветастыми картинками, они меня дополнили и придали уверенности, равно как и пирсинг. В основном выбор, что набить, — это рандом. Если нравится, вызывает радость — то почему нет? У меня, например, есть две любимые тату: где чувак орет из‑за гор (и буквально написано: «Ор выше гор»), а вторая — гроб на колесиках, типа гроб-путешественник. Ну офигенно же!

Негатив я получала лишь от патриархально настроенных людей, а так в целом мое окружение позитивно относится к бодимодификациям, особенно близкие друзья. Было забавно, когда одна девушка набила себе цветы и это вызвало восторг даже у моей мамы, которая на тот момент не принимала мои татуировки вообще. Это же «опрятные, женственные, утонченные» цветы. Тогда это сильно задело и расстроило, однако сейчас я думаю: «Чепуха, ведь главное, чтоб мне мои нравились, а на остальное все равно». Останавливаться я не хочу: в планах у меня сделать тату на правом ухе и еще пару проколов в ушах. Сейчас я коротко острижена, а когда отращу волосы, сделаю дреды. Такой опыт у меня уже был: мне вплетали искусственные дреды, и мне до смерти понравилось. И дико хочется нарастить клыки.

Я помню, что мне еще лет с 5–6 нравились цветные волосы. В мультиках часто рисуют персонажей с яркими волосами и глазами, наверное, впервые я их там и увидел. Случайные прохожие с цветными окрашиваниями добавляли интереса: помню, как в детстве натурально пялился на девушек с розовыми и фиолетовыми волосами, говоря маме или отцу, что хочу так же. Видел пирсинг и татуировки чем‑то интересным, всегда хотелось попробовать. Со временем отношение не изменилось — как тянуло к этому, так и тянет.

Первым опытом стало окрашивание волос в красный цвет, это было еще в начальной школе. Я подошел к маме и застенчиво попросил купить «вот эту краску» и покрасить меня, сказав, что очень ярко быть не должно. Мама вроде была не то чтобы сильно против, да и цвет в самом деле вышел неяркий, скорее оттенок чуть полежавшей вишни. Вообще, мама всегда поддерживала в изменениях, а отец на тот момент вроде даже ничего и не заметил, пока мы ему сами не сказали. Потом с отцом иногда возникали конфликты на этой почве, но сейчас он уже смирился, а из всех цветов волос, что у меня были потом, блонд ему нравится больше всего.

С 13 лет я начал делать пирсинг — сам покупал украшения, а проколы делала моя подруга. Мама меня поддерживала, хотя сама в процессе не участвовала: говорила, что ей противно смотреть, как делают проколы, — и я ее даже понимаю! Изначально пирсинг для меня был экспериментом: как будет выглядеть, понравится ли, подойдет ли. Потом я понял, что пирсинг стал частью моего лица, и без него я себя не воспринимаю. Сейчас у меня есть тоннели, были серьги, другие проколы. Для меня это не просто самовыражение, а поиск истинного себя и желаемого внешнего вида.

Друзья такие же, как и я. Не знаю ни одного человека, который не ходил бы с цветными волосами, пирсингом или татуировками или не хотел бы их сделать. А вот с негативом сталкиваюсь ежедневно, что на учебе, что на улице.

На улицах бывали разные ситуации: недавно вот мне куртку оплевали и из перцового баллончика залить хотели. Как‑то раз подошел мужчина и спросил: «А почему вы так выглядите?» Я спросил у него: «А вы?» Он растерялся, не нашел, что ответить, и ушел. Несмотря на это, экспериментировать со внешностью я продолжу.

К бодимодификациям я отношусь положительно: считаю, что каждый сам волен определять, нужно ему это или нет. Мнение мое никогда не менялось. У меня у самой есть две татуировки: лиса на тыльной стороне предплечья и карп с лотосами на плече (полрукава). В ближайшем будущем хочу доделать этот рукав и сделать пару проколов.

Для меня татуировки — символ независимости, способ развития в себе способности не беспокоиться о внешних влияниях и оценках, познавать окружающий мир, исследовать его и трансформировать себя. Если нет возможности оградиться от негативных людей, то по крайней мере можно не дать им шанса влиять на себя. Стараться не осуждать людей с отличным мнением, не навязывать им свое мировоззрение.

Когда Алекс впервые захотел что‑то изменить в себе, я была не то чтобы против, но и не очень за — в силу его возраста, скорее всего. Но я его поддерживала: покупала закрутки для пирсинга, которые постоянно теряются, съездила вместе с ним на прокол языка. Как мама, я понимаю, что общество может не совсем адекватно реагировать на яркий внешний вид подростка: в головах людей яркая внешность — это вызов, а то и признак асоциального поведения. У меня есть опыт общения с людьми с нестандартной внешностью, и я уверена, что это не так. Надеюсь, что поговорка «встречают по одежке» без логического завершения «провожают по уму» прекратит свое существование в отношении людей с бодимодификациями. За своего ребенка скорее волнуюсь, хотя и знаю, что он может объяснить и отстоять свою точку зрения. А взгляды большинства, к сожалению, сложно изменить — только общение сможет сломать эту стену.

Мне всегда нравились бодимодификации и необычные проявления внешности. Еще лет в 11–12 я насмотрелся на эмобоев в интернете — и тогда понял, что хотел бы выглядеть так же. Я всегда стремился к тому, чтобы казаться самому себе эстетичным. Отношение к этому у меня не изменилось.

Знакомство с бодимодификациями у меня случилось в 13 лет, это был пирсинг брови, который мне сделала дома подруга. Не помню, почему именно он, скорее всего, потому что это нечто относительно нейтральное в моем понимании. За последние семь лет я проколол бровь, переносицу, соски, септум, нижнюю губу и поставил микродермал. Первые татуировки сделаны дома в 14 лет: мы с другом купили недорогую машинку в интернете, и они с подругой сделали мне пару рисунков на животе в Новый год. Дальше периодически появлялись новые — год назад забил всю шею, а месяц назад сделал тату на лице. Ощущения очень интересные. Я не вкладываю в каждое тату или модификацию особый смысл, они лишь помогают мне выглядеть, как хочется.

Иногда я вынимаю или меняю какие‑то украшения, потому что настроение и видение себя может меняться. Возможно, я когда‑то вообще сведу тату и сниму пирсинг или забьюсь в край, сделаю сплит — я не знаю, чего захочу в будущем, но ни о чем жалеть я не собираюсь.

Я всегда выбирал комфортный круг общения, он состоит из людей, которые могут смотреть на мир чуть шире и уважать окружающих. Когда я в 11 лет хотел отрастить длинные волосы, мама меня отговаривала, боялась, что меня будут обижать. Но она никогда не запрещала мне выглядеть так, как я хочу, не осуждала меня и принимала. С тех пор, как я начал менять свою внешность, я сталкивался с агрессией со стороны сверстников или старшеклассников. Были конфликты в школе, в колледже с преподавателями, угрозы, стычки на улице с применением физической силы — сейчас такое тоже бывает. Но с самого начала я понимал, что проблема не во мне, и отказываться от своего права выглядеть так, как хочу, я не буду.

— Что значит татуировка для подростков?

Здесь нет и не будет однозначного ответа — каждый человек индивидуален, как и его мотивы. Факт в том, что татуировка — давно уже повседневность, а не субкультурный атрибут, и общество медленно, но верно принимает этот факт. Тем не менее при выборе татуировки нужно проявлять осознанность, так как она останется с тобой надолго, чаще всего навсегда. Могут измениться вкусы, убеждения, а в юности они меняются зачастую кардинально. Однозначно не рекомендуется работать с большими проектами, вписанными в геометрию тела, так как тело меняется в подростковом возрасте очень активно, и по истечению времени за счет физических изменений в организме, например резких изменений роста или веса, изображение может стать неузнаваемым. Татуировка и подростки — тема тонкая: обобщения исключены, а каждый случай нужно рассматривать индивидуально.

— С какого возраста можно делать тату?

— Я озвучу не самое популярное мнение: несовершеннолетний в возрасте от 14 до 18 лет вправе самостоятельно без согласия родителей сделать татуировку. Специального состава преступления или административного правонарушения, предусматривающего ответственность за нанесение татуировки, в том числе и в отношении несовершеннолетнего, действующее законодательство РФ не содержит. И татуировка в России попадает под категорию оказания «бытовых услуг», которые можно получить, если у тебя есть паспорт — а он есть у всех с 14 лет. Только за «принудительное нанесение татуировки» может быть предусмотрена уголовная ответственность по статьям УК РФ о причинении вреда здоровья.

На практике во всех тату-салонах в один голос заявляют, что делают татуировки несовершеннолетним с 14 лет исключительно с разрешения родителей и при условии, что мама или папа приходят в студию с паспортами — своим и ребенка. Мало кто захочет и будет связываться с подростком без согласия родителей, так как зачастую это неизбежно приводит к проблемам взаимодействия, репутации и негодования общественности, для которой татуировка в той или иной степени остается клеймом маргинальной субкультуры: таково наше советское наследие. По своему опыту скажу, что делал татуировки несовершеннолетним в присутствии их родителей или созваниваясь по видеосвязи, встречаясь, заключая договор. Всегда это были приятные в общении интеллигентные люди, а их отношения с детьми строятся на взаимопонимании и доверии. Бывали даже случаи, когда потом родители сами приходили за татуировкой — это моменты маленьких побед над предрассудками.

— Какие сейчас татуировки популярны у подростков?

— Сегодня искусство татуировок развивается семимильными шагами, а тренды сменяют друг друга очень быстро. Всегда есть зерно здравого смысла в том, чтобы не гнаться за модой, а выбирать душой, разумом, сердцем и глазами. Год-два назад набирал обороты неотрайбл (современное прочтение татуировок различных племен), различные абстракции эльфийской тематики, симбиоз манга и аниме, различный homestyle и ignorant style (примитивная графика, стилизованная под хоум-мейд — Прим. ред.).

Молодые люди отходят от стилей ньюскул и неотрадишнл, воспринимают татуировки образца начала десятых зачастую с иронией, что в общем и целом ожидаемо даже в законах цикличности моды и истории. Но по большому счету практически не существует невостребованных стилей татуировки: все зависит от вкусовых предпочтений и «персональной диеты» — потребляемых продуктов контента искусства у индивида. Клиенты татуировщика — разные люди в разном возрасте с разным социальным и культурным «бульоном», но общими интересами.

— Как быть родителю, если ребенок хочет экспериментировать со своей внешностью?

Если ребенок воспринимает свое тело как данность, то для подростков внешность приобретает огромное значение: в период полового созревания тело интенсивно и неконтролируемо меняется, и с этим часто связаны сильные переживания. К тому же очень важно мнение сверстников, а они нередко «встречают по одежке». Подростки меняют внешность, чтобы изучить себя и границы своих возможностей: «Как еще я могу выглядеть и как будут воспринимать меня другие?»

Зачастую родители видят детей как продолжение себя. «Если я бы никогда так не оделся и в нашей семье это не принято, то почему этого хочет мой ребенок?» Не все взрослые осознают, что дети — отдельные люди, которые вправе распоряжаться своим телом.

Важно поговорить с ребенком о его желаниях, оценить безопасность и доступность этих изменений и предложить возможные варианты. Иногда стоит поддержать эксперимент деньгами: если ребенок хочет цветную прядь волос, лучше заплатить за предсказуемый результат парикмахеру, чем красить волосы самостоятельно. Главное, не критиковать и не обесценивать выбор ребенка и не запугивать его последствиями. Но если речь идет о бодимодификациях, последствия которых ребенок не осознает, важно прояснить, какая потребность стоит за этим желанием и можно ли удовлетворить ее иначе.

— Почему детям и подросткам так интересны бодимодификации?

— Мотивы, чтобы изменить свое тело, могут быть разными. Иногда это потребность проявить индивидуальность: выделиться на фоне сверстников, привлечь внимание, произвести впечатление — и это естественно. Иногда — потребность влиться в сообщество или субкультуру, где нужно соответствовать визуальному коду.

Часто подростки идентифицируют себя с персонажами из игр и комиксов: чтобы походить на них, они присваивают себе детали внешнего образа. Бывает, что ребенок старается выглядеть неприметно и непривлекательно — так происходит, когда нет ощущения безопасности. В этом случае важно прояснить, от кого он пытается спрятаться.

— Почему некоторые родители категорически против таких изменений и как ребенку выстроить разговор с ними об этом?

— У родителей есть осознаваемые или неосознаваемые представления о том, каким должен быть их ребенок: обаятельным, эрудированным, талантливым. Это касается и внешности: взрослые считают нормальным определенный вес, не разрешают краситься в школу. Эти представления складываются из культурных и гендерных стереотипов эпохи. В Америке татуировки нормализованы, в Японии и Дагестане — маргинализированы, в Северной Европе мужчины часто делают цветной маникюр и подводят глаза, в России — крайне редко. Те, кто выходит за рамки этих норм, привлекают к себе негативное внимание. Родители боятся проблем, которые могут возникнуть у ребенка из‑за нестандартной внешности. Если подросток отказывается соответствовать родительским ожиданиям и настаивает на другом образе, это вызывает удивление и злость, воспринимается как бунт против родительской воли.

В диалоге с ребенком важно не продавливать свою точку зрения, а поделиться переживаниями. Страх и тревога часто появляются из‑за недостатка опыта или знаний. Стоит разобраться, как устроены процедуры, в чем суть тренда или творческая задумка образа. Если у взрослого были неудачные эксперименты с внешностью в детстве, стоит свериться с реальностью, соотнести свой негативный опыт с желаниями ребенка и с тем, какие возможности в индустрии моды или красоты есть сейчас. Уважение к ребенку и открытость новому — качества, которые помогут наладить контакт с детьми и не бояться изменений.