«В 20 лет они учат программу 8 класса»: как выпускники коррекционных школ ломают систему

Ранним утром в деревне N Псковской области, раздается крик. Он доносится из трехэтажного особняка, стоящего на отшибе в окружении сосен и множества палаток, в которых спят его обитатели.

— Завтрак! Завтрак! — кричит человек и будит жителей дома.

Сам особняк выглядит причудливо: его стены выкрашены в ярко-горчичный цвет. Зевающие, еще заспанные люди, высовываются на улицу и стекаются к желтому дому — а именно к его кухне, где уже выстраивается маленькая очередь.

Я приехал в эколагерь учебного центра «Вверх» как раз утром и сразу философски приготовился к худшему: советские постройки, обшарпанные стены, борщ из общего котла, кипяток в маркированных чайниках и так далее. Но когда я туда прибыл, то удивился. Если бы не знал точно, то подумал бы, что нахожусь не в России — что‑то похожее я видел в лагерях скаутов в Канаде. В этом доме мне предстояло провести следующие две недели — и они уже не выглядели как вынужденное тюремное заключение ради текста.

«Вверх» — это центр равных возможностей, куда приходят молодые люди в трудной жизненной ситуации. Практически все студенты «Вверха» — выпускники коррекционных школ. Некоторые из них к тому же провели детство в детдомах. Все они сталкиваются с одними и теми же проблемами: в обществе для них нет места, их не берут на работу, они еле сводят концы с концами.

Среди учеников коррекционной школы есть как дети с ментальными проблемами, так и те, кто по каким‑то причинам не тянет программу. Там они учатся девять лет, но по сути осваивают программу пяти классов. Когда подросток выпускается из коррекционной школы, ему выдают специальную справку. С этой справкой на руках у выпускника путь только один — в специализированный колледж. Там не дают среднего образования и обучают ограниченному количеству низкооплачиваемых профессий. Учась в спецколледже, можно стать уборщиком, сапожником, плиточником, швеей. Потом можно работать по профессии, но нельзя поступить в институт. Вот почему выучить школьную программу, сдать ОГЭ и поступить в нормальный колледж — так важно для студентов «Вверха».

Сам центр находится в Москве, а в Псковской области, куда я приехал, расположился учебный эколагерь при нем. Сюда студенты «Вверха» приезжают летом готовится к экзаменам, отдыхать и исследовать мир. Всех ребят делят на две группы: «полевые исследователи» и «интенсивщики». Первой, по моим ощущениям, везет больше: каждый их урок превращается в исследование окружающего мира. Они изучают астрономию, местную фауну, картографию, зоологию, гидробиологию. В эту группу попадают те, кому до экзаменов еще далеко. У интенсивщиков на носу сдача ОГЭ — подготовкой к нему они и занимаются все лето. Каждый день учат русский язык, физику, литературу, историю и другие школьные предметы.

Урок по астрономии. Учитель Олоф — выпускник Римского университета Тор-Вергата. Олоф — псевдоним, взятый в честь преподавателя по космическим лучам. Полевых исследователей за столом всего шестеро: Мишель, два Игоря, Таня и Лена. Им около двадцати, и все осваивают программу восьмого класса.

— Итак, — говорит Олоф, — скорость света 300 тысяч километров в секунду. Сколько километров проходит свет за минуту?
— Слушай, Олоф, если я буду считать, я офигею.
— Чтобы посчитать, надо умножить, — подсказывает Олоф, — Ну? Давайте. Что на что?
— Это на то…
— Смотрите, надо понять, сколько времени свет идет от Земли до Солнца. Лена, ты что затихла? Отвечай тоже.

Лена рисует в тетради медвежонка.

— Лена там картинки рисует! — кричит кто‑то.
— Ничего не рисую…
— Так, — говорит Олоф. — Давайте тогда посчитаем, сколько времени свет идет от Солнца до Земли. Кто знает, как считать?
— Сто пятьдесят миллионов поделить на триста тысяч, — говорит Мишель. — Получается, свет идет пятьсот секунд.
— Правильно.
— Если округлять, где‑то восемь минут, — уточняет Мишель, посчитав в уме.
— Именно. Солнце, которое вы видите на небе, это Солнце восемь минут назад, — говорит Олоф.
— Олоф, а я вас тоже вижу из прошлого? — спрашивает Игорь.
— Да. Скорость света конечна. Ты видишь мою версию — то, каким я был наносекунду назад.

У медвежонка в Лениной тетради появляются конечности и лукавое выражение лица. Лена переходит к прорисовке фона. Олоф рассказывает о природе метеоров:
— Метеоры мы называем падающими звездами. На самом деле, это никакие не звезды…
— Анекдот, — подает голос Игорь Б. — Звезда падает на землю. Мужик загадывает желание, чтобы теща умерла. Звезда разворачивается и улетает обратно…

Ольга Владимировна, директор «Вверха», говорит: «Человек, который хочет учиться, должен иметь такую возможность. Мы про это. Человек, которому сложно учиться в стандартной ситуации, может сделать это у нас. В результате у него меняется отношение к самому себе и понимание своего места в мире.

Сложно даются предметы, где много абстрактных понятий — их тяжело запомнить. Если человек до двадцати лет не ходил, он же не встанет и не пойдет сразу. Так же и здесь: если не учился в детстве, во взрослом возрасте будет гораздо сложнее».

Урок по географии с интенсивщиками. Преподаватель Таисия Евгеньевна, выпускница факультета почвоведения МГУ, рассказывает о мировых океанах:
— …Так что мы можем сделать вывод, что граница у нас между океанами… Какая?
— Фиговая.
— А какая средняя глубина Мирового океана?
— Глубокая.

Тут я должен отметить, что тоже не знаю ответов на вопросы Таисии Евгеньевны. Когда она спрашивает, какой океан самый маленький, я честно отвечаю: Индийский. Студенты «Вверха» говорят правильный вариант: Северный Ледовитый. Моря, оказывается, делятся на окраинные, внутренние и межостровные. А океан синий вовсе не потому, что в нем отражается небо…

Таисия Евгеньевна рассказывает о планктоне. Он обитает во всей толще воды, но у поверхности его больше — ведь солнечный свет нужен ему для фотосинтеза.

— Окей, — задумчиво спрашивает Ваня. — Почему тогда в «Спанч Бобе» Планктон жил на дне?

С Ваней я познакомился в первый же день. Он сразу поведал мне, что хочет стать актером. Больше всего Ваня мечтает сыграть князя Мышкина и Раскольникова. Когда я спросил, кто из современных актеров ему нравится, Ваня ответил, что тут надо думать. Но с ходу сказал, кого терпеть не может — Сергея Безрукова. Однажды Ваня писал сочинение по «Герою нашего времени», оно состояло всего из двух слов. «Печорин дебил».

Детство Ваня провел в детдомах. До шестнадцати лет ему пришлось сменить три учреждения, потом его взяли в приемную семью. Сейчас ему двадцать один.

— Я баторский, — говорит Ваня.
— Какой?

Это сленг. «Батор» означает «инкубатор». Или, другими словами, детдом.

«Кто не был в детдоме, они другие. Жестокие, — рассказывает Таня, студентка группы полевых исследователей. — А те, кто из детдома, понимают, через что прошли. Никогда не бросают своих детей, потому что знают, что их тогда будет ждать».

Тане двадцать лет, она ходит на бокс, а больше всего в жизни любит собак. Хочет стать либо ветеринаром, либо кинологом. До того как попасть в «Вверх», училась в спецколледже на повара. Потом ей стало «скучно жить» — и она пришла в центр за приключениями. Проучилась полгода, снова стало скучно, ушла. Но вернулась, когда узнала, что в «Вверх» идет ее подруга детства Лиля (в лагере учится в группе интенсивщиков).

— Как тебе в детдоме было? — спрашиваю Таню.
— Для кого‑то это стремно. Мне было весело.
— А что не нравилось?
— В детдоме часто старшаки гнобят мелких.
— А ты гнобила?
— Неа. Когда я стала взрослой, то осознала свой опыт и поняла, что не буду так делать. Зато много дралась.
— С кем?
— Например, с парнем одним подралась.
— Кто выиграл?

Таня смотрит на меня как на идиота.

— Я.

Изучать картографию полевым исследователям приходится в дождь. Таисия Евгеньевна принесла нивелир — штуковину для составления карт, похожую на штатив, которую вы точно видели на улице. Вместе с ней мы идем на берег реки. Очень скользко, и я чуть не сваливаюсь в реку.

Там ко мне подходят Мишель и Таня, критически оглядываются и спрашивают:
— Ну и нужно вам это все?
— Нужно, — говорю.
— А зачем?
— Не знаю. Мне, — говорю, — здесь нравится.
— Ужасная у вас работа, репортер, — заявляет Таня, а Мишель соглашается.

Один из самых приятных комплиментов, что я слышал в жизни, тоже принадлежал Тане, натуре весьма скептической. Звучал он следующим образом:
— Хм. А журналюга-то не так прост…

Полевые исследователи в лагере ходили не только на реку: они изучали растения в лесу, астрономию под звездным небом. Интенсивщики целыми днями готовились к ЕГЭ в доме. Но был и на их улице праздник. Однажды Нина Ивановна, преподаватель биологии и выпускница биофака МГУ, организовала экспедицию на болото для всех студентов. Приехал специальный автобус, все в него сели и поехали.

На болоте Нина Ивановна вырыла яму и предложила всем из нее отпить. Выяснилось, что в этой воде нет бактерий, и человеку можно ее употреблять. Правда, есть нюанс: питьевая вода содержится только в верховых болотах. Пить воду из низинных нельзя.

Самому болоту, как оказалось, три тысячи лет. Формироваться оно начало еще до строительства пирамид Хеопса. Это — самая старая экосистема в европейской части России. Иногда в таких болотах находят мертвых людей, которым уже много веков. Однажды в подобном болоте нашли человека, погибшего три тысячи лет назад. Он отлично сохранился. Археологи узнали даже, что он ел перед смертью — это была каша из семян.

— Тань, чего хочешь от жизни? — спрашиваю я во время экскурсии по болоту.

Таня медлит с ответом. Ей на помощь приходит ее подруга Лиля.

— Чтобы все было как у людей.
— Нет, все как у людей не надо, — тут же реагирует Таня.
— А что надо?
— Приключений на одно место.
— А это разве не приключение?
— Ну какое‑то это приключение. Нас привезли на автобусе, мы тут по болоту чуть пошлялись, сели в автобус и уехали.
— А если бы нужно было вплавь добираться и еще по пути подраться с кем‑нибудь?
— Вот это было бы приключение.

Приключения в жизни Тани происходят, когда ей «нефиг делать». Но случаются и неприятности. Например, когда «нефиг делать», Таня любит бегать в лесу. В том числе — в Битцевском парке. Однажды наткнулась там на эксгибициониста. Он схватил ее за руку и крикнул: «Девушка, вы должны мне помочь!» — после чего показал ей все самое сокровенное. Вместо ответа Таня поставила ему фингал и убежала домой. «Больше людям не помогаю», — подытожила она.

Как попадают в коррекционку, рассказал Женя — студент-интенсивщик. В шесть лет он пошел в общеобразовательную школу. Классная руководительница посчитала, что он не справляется. Она собрала педагогическую комиссию, и Женю отправили в коррекцию.

«Мне кажется, что большинство психиатров в этих комиссиях ставят диагнозы для галочки.

Я не знаю почему. Классной руководительнице, наверно, не хотелось со мной возиться, вот она меня и сбагрила», — говорит Женя. Он отмечает, что в обычной школе ему все равно было некомфортно, не складывались отношения с одноклассниками.

Все будние дни Женя проводил в школе, а на выходных возвращался домой — сам так захотел. С родителями отношения у Жени складываются не особо — пятьдесят на пятьдесят, как он сам говорит. Выпускаясь из коррекционки, Женя сдал один экзамен — по труду, «чтобы отработать трудовые навыки». По остальным предметам были контрольные. После школы он поступил в строительный колледж на изготовление лепных изделий, отучился там три года. В колледже попал в «тяжелую» группу. «Там только трое нормальных были, включая меня, — вспоминает Женя. — Я же учился в коррекционной школе. Мне такая группа полагается. Но я этих, из трудной коррекции, воспринимал как дикарей».

Специальность у Жени была очень узкая, и ему это не нравилось. «Ты просто делаешь лепные изделия, никак не продвигаешься дальше. Вот нормальная работа — это реставратор, они из общеобразовательной группы, все делают: дома, штукатурки, лепнины, памятники реставрируют».

Когда Женя пришел в «Вверх», ему хотелось стать реставратором. Но, походив на занятия, он понял, что может и больше. Так в нем загорелось желание учиться. Сейчас его план такой: закончить девять классов без троек, сдать ОГЭ. Потом — закончить школу экстерном, сдать ЕГЭ. После одиннадцатого класса Женя хочет поступить на истфак, чтобы стать преподавателем истории.

«Наши студенты знают, что такое детдомовская жизнь, и очень хотят учиться. Они понимают, как все это сложно: без работы сидеть и так далее. Обычные студенты… У них тоже, конечно, сложности бывают, но мне кажется, им не понять этого. Без образования трудно куда‑то устроиться и реализовать себя. Поэтому наши ценят каждый урок», — говорит Женя. Со стороны это может показаться красивыми словами, но им есть подтверждение. Однажды в «Вверхе» проводили день английского языка. Специально для этого накануне вывесили листочек с английскими словами и выражениями, чтобы каждый мог почитать и подготовиться. Поздно ночью я пошел чистить зубы. Весь лагерь уже спал, и только в главном зале горел свет. Я вышел посмотреть, кто там, и обнаружил Женю. Он сидел в кресле и, держа листок в руках, шепотом повторял английские слова.

Ольга Владимировна, директор «Вверха» рассказывает: «На то, чтобы освоить нашу программу, нужно четыре года. Бывало и меньше, но это невероятная сила воли плюс способности. А бывало и больше: одна девушка ходила девять лет, чтобы сдать экзамены. В вузы, тем не менее, после „Вверха“ поступают многие. Поначалу ребятам там сложно, потом втягиваются.

Многие студенты, которые не смогли учиться и пройти экзамены, уходили. Мне бы хотелось сказать, что дело в силе воли. Но это не так: просто не потянули, не прошли промежуточную аттестацию. Я всегда всем говорю: мы не гарантируем получение аттестата за девять классов».

Когда Женя закончит школьную программу, ему будет двадцать четыре года. Пока что ему двадцать один, и он работает в закусочной: стоит за прилавком. Такая работа не редкость у выпускников детдомов и коррекционных школ. Еще несколько студентов в эколагере тоже работают в фастфуде. Работу Женя считает стрессовой, из‑за того что вокруг полно хамов. Уволиться собирается после девятого класса. До тех пор он совмещает работу с уроками в «Вверхе» по вечерам.

— Если бы я не пошел в «Вверх», то жизнь была бы скучной. «Вверх» раскрашивает жизнь.
— Близкие поддерживают тебя, чтобы ты учился?

— Почему?
— Потому что они не понимают, каково это учиться в коррекционной школе и оказаться без образования.

Как‑то в лагерь пришел полицейский. На поясе — кобура с пистолетом. Во рту сигарета. Брови нахмурены. В общем, вид, не предвещающий ничего хорошего.

— Я, — говорит, — ищу Виталия.

Все сразу заволновались. Известный факт: даже если ты ничего не натворил, под взглядом полиции почувствуешь себя виноватым. Зовут Виталика — студента-интенсивщика. Пока тот спускается по лестнице, полицейский немного меняется в лице. Рост Виталика — 185 сантиметров. Вес — 95 килограммов. Размер бицепса — не поддается исчислению. Короче говоря, полицейский был удивлен. Но потом взял себя в руки и говорит:

— Виталик, здравствуй. Тебя бабушка ищет…

Единственное, чем эколагерь «Вверха» похож на лагерь в привычном понимании, — это свечка. Вечером все собираются в зале, выключают свет, зажигают свечу и передают ее по очереди. Тот, кто держит ее в руках, рассказывает о своих мыслях, впечатлениях, желаниях и страхах. Каждый говорит о том, что ему больше всего запомнилось или поразило за день. Ваня на свечке, обращаясь к преподавателю:
— Раньше я думал, что вы совершенно бездушны… Ну то есть не бездушны… Короче говоря, вы по-своему прекрасны… Пусть у вас все будет, как надо.

Ваня о детдоме вспоминать не очень любит. В шестнадцать лет он попал в семью, а после совершеннолетия живет один. Квартиру выделило государство. Зато Ваня поделился историей изощренной мести из детдомовских лет. В пятнадцать он попал в летний лагерь — не такой, как у «Вверха», а обычный лагерь постсоветского пространства, да еще для воспитанников детдомов. Условия там были соответствующие. Ване особенно не повезло, и в вожатые ему досталась нервная и весьма вспыльчивая девушка.

Отношения у них не заладились. Впрочем, отношения у этой вожатой ни с кем не ладились, и однажды на завтраке одна из девочек кинула ей в голову помидор. Вожатая рассвирепела и принялась искать нападавшего. Ваня геройски взял вину на себя. Вожатая подговорила «старшаков» из другого отряда, и те устроили Ване «темную». Иными словами, Ваню побили. Но он не сломался и задумал возмездие.

Возмездие свершилось в «королевскую ночь». Коварству Вани позавидовал бы любой криминальный гений. Ваня намазал ручки дверей и пол на этаже шампунем, после чего стал громко шуметь. План был такой: вожатая прибегает на звук и растягивается на полу. Все удалось, правда, Ваня сам поскользнулся и упал, пока бежал в свою комнату. Но любая афера — ничто без хитроумного отступления. И здесь у Вани был козырь в рукаве. Он вылез из окна по заранее переплетенным простыням, зашел в корпус и как ни в чем не бывало поднялся на этаж, где на весь коридор кричала взбешенная вожатая. Она так и не узнала, кто вершил над ней месть.

Настя (двадцать один год, интенсив, сейчас в девятом классе) родом из города Старицы, Тверской области. В коррекционку после первого класса попала из‑за того, что у нее эпилепсия. По словам Насти, когда она не прошла комиссию, врачи посчитали ее умственно отсталой.

Закончив коррекционную школу, Настя стала швеей. А потом переехала в Москву, где и узнала о «Вверхе». В семнадцать лет начала заново осваивать программу шестого класса. Сейчас она ищет себя, но не знает, чем заняться. Пойти в колледж или в десятый класс? У Насти нет ответа; больше всего она любит виртуальный мир, потому что там можно «забыться и оставить все плохие мысли, чтобы не выливать это на несчастных людей».

Учителя из «Вверха» поддерживают ее, и, как признается Настя, это очень помогает. Смысл жизни, с ее точки зрения, — в том, чтобы «не быть дегенератом». Настя любит литературу, а из школьной программы ей больше всего нравится Лермонтов.

— Почему Лермонтов?
— Почувствовала что‑то родное. Он такой же одинокий. Его тоже никто не понимает.
— Ты чувствуешь себя так же?
— Порой да.

«Когда „Вверх“ купил этот участок под лагерь, тут были сплошные развалины, — вспоминает Ольга Владимировна. — Даже электричества не было. Мы проводили линию, вложили в этот лагерь очень много денег».

Ольга Владимировна почти двадцать лет совмещала работу в «Вверхе» и обычной школе, где преподавала обществознание и историю. В Москву приехала в конце девяностых, пошла работать в гимназию. Зарплаты, по ее словам, были копеечные, и она искала подработку, даже думала пойти в аспирантуру, но отказалась. Однажды попала в летнюю школу в Будапеште, которую организовывал Фонд Сороса. Там одна из сокурсниц рассказала ей о центре помощи выпускникам детских домов, где занятия проходят по вечерам. Это хорошо сочеталось с работой в школе, и Ольга Владимировна устроилась в фонд — преподавать историю и обществознание. «Я помню своего первого ученика, — говорит Ольга Владимировна. — Меня поразило, что он совсем один. Ни дядь, ни теть, никого. Совсем один».

Фонд, в который устроилась Ольга Владимировна, назывался ROOF (Russian Orphan Opportunity Fund). Его учредили англичанин и американка, работавшие в России. В конце девяностых они посетили несколько детских домов, где задавали директорам один и тот же вопрос: чем помочь. Все директора отвечали, что не хватает образования. Под таким названием центр существовал до 2010 года, пока учредители не уехали из России. Перед тем как покинуть страну, они предложили Ольге Владимировне стать директором фонда и учредить свою организацию. Так и возник «Вверх».

Вспоминая первые годы работы в ROOF — «Вверхе», Ольга Владимировна говорит, что поначалу это было что‑то вроде клуба по интересам. Потом начали привлекать грантовое финансирование и пожертвования. Центр получил лицензию на дополнительное образование. Увеличился запрос со стороны ребят. Сегодня центр также существует на гранты и благотворительные пожертвования.

Студенту курса полевых исследователей Мишелю девятнадцать лет, и больше всего ему нравятся книги. Правда, свое имя Мишель не любит и предпочитает подписываться как Мирель. Он даже взял себе псевдоним — Мирель Кориандр.

Однажды мы шли вдвоем по дороге и целый час разговаривали о книгах. Мишель разбирается в современной литературе как никто другой. Он долго и обстоятельно рассказывал мне о российском «Смол-пресс» и прогрессивных издательствах.

Мишель и сам писатель. В эколагере он писал рассказ «Тайная жизнь» — о собственных злоключениях и невзгодах. Помимо книг, у Мишеля есть еще одно страстное увлечение — феминизм.

— Однажды я участвовал в командных дебатах, — рассказывает Мишель. — Спорили о том, что женщины и мужчины сегодня не равны в рабочих условиях. Моя команда выступала за, другая — против. Мы, конечно, со своей позицией вырвались вперед, и один юноша-девятиклассник с отвращением сказал, что я феминист. Хотя такого понятия вообще в природе не существует…
— Ага, — говорю, — Может быть только профеминист…
— К сожалению, я себя не могу назвать профеминистом, хотя и хочу…
— Почему?
— Плохо знаю матчасть. Для того чтобы называться профеминистом, надо хотя бы «Второй пол» Симоны де Бовуар преодолеть…
— Но ведь можно просто сочувствовать движению.
— Ну да, можно. Я, например, подписан на разные паблики, очень активно слежу. Но почему‑то язык так себя назвать не поворачивается. Когда надо работать с феминизмом, у меня просыпается какой‑то перфекционизм…

Петр Петрович, выпускник РГГУ, преподает историю. Собирается писать кандидатскую. А вот идти в армию Петр не хочет, он убежденный пацифист. Считает, что всеобщий призыв — это устаревшая система, которая «ведется со времен Александра Второго», а современная армия — это «пушечное мясо и одно большое ополчение». Между тем, специальность Петра — военный историк. Сам Петр находит это достаточно парадоксальным.

Для своих студентов он сам написал учебник по истории. В него включил самостоятельно нарисованные таблицы, карты и так далее. Так, он уверен, ребятам будет проще готовиться к ОГЭ по истории. «С некоторыми студентами были странные знакомства, — вспоминает Петр. — Например, с Эриком. Долгое время он ко мне вообще на уроки не ходил. Потом мы сели с ним поиграть в шахматы, и после этого он стал посещать мои уроки. Правда, тогда он у меня выиграл. Не знаю, почему он все-таки пришел».

Урок истории с Петром Петровичем и интенсивщиками. Проходят начало ХХ века.

— Теперь мы переходим к следующему царю. Пишите: Николай Второй.
— О, — говорит Виталик, — ну все. Наконец-то последний пацан…

Под конец лагеря я у всех спрашивал, что для них «Вверх» и отдых в Псковской области. Все отвечали очень искренне, но все-таки одно и то же. Женя, например, сказал, что будто на дачу приехал: «Одна большая дача, где с тобой твоя большая семья». Иначе определил лагерь Игорь Б. Когда я задал ему этот вопрос, он посмотрел вдаль и задумчиво сказал: «Здесь царствует толерантность…»

Лучшим завершением этих заметок будет сцена со свечки. В один из вечеров свечку в руки взял Ваня. Начал он бодро: «„Вверх“ для меня не просто учебное заведение. Здесь можно не только учиться, но и заявлять о себе, выстраивать себя, не давать себя обижать и много всего такого. Это место не только про учебу, но и про работу над собой. Не то чтобы я готов кланяться в ноги… Но я правда безумно благодарен всем преподавателям… — тут Ваня немного запутался и смутился. — Ненавижу слово „учитель“, а „преподаватель“, мне кажется, это достойное слово… От преподавателей „Вверха“ я слышу часто такую фразу: „Не только мы вас учим, но и вы нас учите“. Мне от этого безумно приятно и я очень благодарен».

Ваня задумался. «А еще я очень благодарен Таисии Евгеньевне — даже не за то, что она преподает… Таисия Евгеньевна для меня — это цветочек, знаете, очень добрый. Цветок, на который просто смотришь и хочешь, чтобы он вечно цвел и чтобы с ним ничего не происходило. Я ее очень люблю».

Я бы не услышал того, что ответила Таисия Евгеньевна, если бы случайно не сел в начале свечки с ней рядом. Я наблюдал за ней, пока Ваня говорил свою речь. Она, не отрываясь смотрела на него и очень внимательно слушала. А когда он закончил говорить, Таисия Евгеньевна прошептала — очень тихо, так, что вероятно, не услышал никто, кроме меня: «Вань, я тоже».