«История не должна уйти под воду»: как спасали руины храма в затопленном селе Крохино

Первое образование у меня техническое: я инженер-робототехник. По специальности никогда не работала, но учеба дала мне хороший технический бэкграунд. Второе образование было более осознанным: пошла учиться в Высшую школу экономики и закончила магистратуру по специальности «государственное и муниципальное управление», после этого занималась консалтингом.

Однажды я увидела документальный фильм о строительстве водных каналов в советское время. Меня поразило, в каких масштабах уничтожались и затапливались населенные пункты. Я решила своими глазами посмотреть на то, что сохранилось над водой после строительства Волго-Балта (водный путь, соединяющий Каспийское и Балтийское море. Ради строительства было затоплено более 700 сел и несколько городов, тысячи человек принудительно переселили из родных мест. — Прим. ред.), и во время путешествия по Русскому Северу в 2009 году я впервые увидела храм в Крохино, вырастающий прямо из воды.

Вначале был просто интерес путешественника. Но разрушенный храм меня ошеломил. Это было острое ощущение скорой гибели и желание остановить этот процесс, сохранив этот памятник.

Я просто такой человек — если я начинаю что‑то делать, и если это связано с моими чувствами, то отступиться мне уже невозможно. Это как отношения с другими людьми: если я что‑то пообещала и если эмоциональный контакт состоялся, для меня это означает, что я буду идти до конца. Здесь у меня состоялся глубинный эмоциональный контакт с храмом.

Когда я задалась вопросом, как можно сохранить такой объект, то очень много консультировалась с разными специалистами — начиная от реставраторов, заканчивая потенциальными меценатами, — прислушивалась к мнениям, советам. Рекомендация создать юрлицо звучала часто, и я решилась открыть благотворительный фонд «Центр возрождения культурного наследия „Крохино“» и некоторое время была его единственным сотрудником, одновременно продолжая работу в консалтинге. В 2013 году я ушла в декрет, после которого поняла, что больше не могу работать в офисе. С того момента полностью переключилась на фонд.

Вначале меня никто не поддерживал: боялись ввязываться в утопичную историю. В первые месяцы после создания фонда было непонятно, как вести бухгалтерию, как оформлять документацию, за счет чего вообще существовать. Но чем больше мне говорят «нет», тем дальше я хочу идти.

В 2011 году в соцсетях фонда было 200 подписчиков. Когда я написала пост о первой поездке, на нее откликнулись восемь человек. Мы поехали и начали вести противоаварийные работы в храме силами волонтеров. Здесь как раз пригодилось мое техническое образование: могу на одном языке разговаривать с проектировщиками, инженерами, что очень облегчает задачу по работе с нашим объектом.

Волонтеры участвуют в проекте в разных форматах. Кто‑то делает это дистанционно — из Москвы, Питера, Новосибирска, Уфы и других городов, — расшифровывая интервью с переселенцами затопленного села, помогая с сайтом, изучая документы в архивах. Таких волонтеров у нас около 30 человек. Гораздо больше волонтеров приезжают в Крохино — помочь в противоаварийных работах, поучаствовать в экспедиционной жизни. За все годы к нам приезжало более 600 человек. Но есть и постоянный «костяк» — друзья проекта, которые приезжают сюда каждый год на протяжении многих сезонов.

Консервация здания — это его фиксация в текущем моменте, каким оно дожило до сегодняшнего дня. Понятно, что необходимы элементы реконструкции и реставрации частей, которые отвечают за стабильность конструкции, но в крохинском проекте мы не говорим о полном воссоздании.

Нам хочется, чтобы был виден объем утрат. Чтобы было видно и стихию, и человеческое безразличие. Наша задача не восстановить церковь, а укрепить руину и превратить ее в мемориал — храм-маяк для проезжающих мимо судов.

Нам приходилось сталкиваться с непониманием совершенно разных сторон: местных жителей, церкви, даже со стороны случайных людей.

Например, мы общались с сотрудниками Белозерского краеведческого музея (Белозерск Вологодской области — город, рядом с которым находилось затопленное Крохино. — Прим. ред.). Я спросила: «Что у вас есть по затоплению?» Мне ответили: «Нас никто не затапливал». Это было отрицание на уровне людей, которые должны знать эту историю. Табуированная тема и невысказанная боль — это не решение проблемы. От этого она никуда не уходит.

Когда мы начали собирать воспоминания для нашего документального проекта «Незатопленные истории Белого озера», люди говорили, что они ничего не помнят и помнить-то нечего. Все изменилось, когда нам удалось вовлечь в этот проект местную жительницу, женщину уже в летах — к ней доверия было больше, чем к нам, чужакам, которые «ворошат» прошлое. Слово за слово, и оказалось, что это болезненная история, потому что людей переселяли насильственно.

В ХХ веке люди пережили коллективизацию, войны, кто‑то был расстрелян, кто‑то умер от голода. Непонятно, что у людей болит сильнее. На фоне предыдущих событий переселение не кажется таким уж глобальным. Хотя все равно местные признаются, что затопление делило жизнь на «до» и «после». Потому что до него все невзгоды преодолевались в родном доме. А потом дома не стало.

Была еще история и связанная с местной епархией. Проект светский, но мы старались, чтобы нашим религиозным волонтерам было комфортно. Потому решили просить «официального» благословения на работы. В 2009 году бывший вологодский архиепископ ответил: «Разрушенный храм несет негативное воздействие на верующего, а нужно ли восстанавливать вещи, несущие негатив? Думаю, вряд ли», — это цитата из письма. Спустя пару лет в епархиальном издании появилась статья с критикой нашего проекта. Основная претензия состояла в том, что я татарка и, скорее всего, проект носит корыстный интерес. Какой именно — не уточнялось. Но затем случилась реформа, и епархия стала митрополией. В этот же период нам удалось получить благословение.

Есть и забавные проблемы — гендерные. Иногда встречаются комментарии с критикой того, что экспедициями и работами руководит женщина. Да и сам процесс коммуникации с местными наемными работниками из‑за этого может «подвисать». Но со временем даже самые отъявленные «приверженцы патриархата» привыкают и начинают видеть во мне человека. Правда, такие типажи обычно не приезжают к нам добровольцами, и подобных конфликтов именно в волонтерской команде на моей памяти не было.

Наконец, были проблемные ситуации и с местной властью. С 2013 по 2018 год действовало судебное решение о запрете доступа к объекту и проведению любых видов работ. Возможно, было бы гораздо проще, чтобы руины, торчащие из воды, наконец рухнули… Но вместо этого пришли волонтеры с мешками цемента и начали строить рукотворную дамбу. В тот период было невозможно согласовать ни один из видов работ, мы трудились, как партизаны. Но в 2018-м мы наконец сели за стол переговоров с областью и договорились, что оформим храм как объект недвижимого имущества, так как до этого здания де-юре не существовало.

С тех пор заниматься консервацией храма стало несколько проще. Уже в 2019 году мы приступили к амбициозной задаче — строительству шпунтовой стенки вокруг храма и отсыпке искусственного острова. Сделать это было необходимо, чтобы защитить здание от разрушающего воздействия волн и весеннего ледохода.

Работы велись два года. И вот в конце такого сложного 2020-го мы сделали все, что планировали. Теперь стены храма надежно защищены, а вокруг него появился первый — в России уж точно — искусственный остров, построенный на благотворительные пожертвования небезразличных людей. Это действительно удивительно, и я бесконечно благодарна всем, кто поддерживал нашу работу!

В 2020 году здание храма-маяка было передано в пользование нашему фонду. В самое ближайшее время мы начнем работу по возведению консервационных силовых лесов, затем будут работы с фундаментами храма. Пока непонятно, как быстро мы сможем реализовать эти работы, все зависит от объема пожертвований, которые нам удастся собрать. Мы очень хотим обустроить в Крохино мемориальную путевую часовню и стилизовать маяк на разных ярусах колокольни. Дело в том, что именно благодаря размещенному в 1952 году навигационному маяку храм в Крохино не был уничтожен перед затоплением, как все прочие храмовые строения, которые располагались на будущем пути Волго-Балта, и этот важный исторический факт следует зафиксировать.

Отдельный блок работ посвящен работе с исторической памятью и сбором воспоминаний бывших переселенцев из зоны затопления. К примеру, летом 2021 года мы хотим создать здесь архитектурную инсталляцию памяти затопленной деревни Крохино в виде надписи с ее историческим названием, а также серию аудиогидов. В каком‑то смысле это вернет затопленному селу имя и голос!

Параллельно с крохинским проектом мы делаем «ПроНаследие.Медиа», где рассказываем о частных инициативах в этой сфере и о том, почему важно сохранять отдельные элементы культуры, будь то особняк XVII века, старая кухонная плитка или старинная колыбельная.

Очень разные люди помогают нам консервировать храм. Кто‑то любит Русский Север, кому‑то интересно путешествовать, кто‑то любит природу, а там совершенно умопомрачительные виды. Это потрясающий опыт — поехать в красивое место и пообщаться с единомышленниками. Среди наших волонтеров много творческих людей: художников, фотографов. Наверное, то, что их объединяет, — это отношение к наследию.

Я сама выросла в серой пятиэтажке в Уфе. У нас, естественно, есть красивые кварталы, но их активно сносили в разные годы и продолжают делать это по сей день. Постсоветский синдром серости, мы в нем живем. И чтобы менять общество в целом, нужно менять и среду.

Сейчас дух времени — это глобализация, стеклобетон. Ты приезжаешь в российские города, и они выглядят одинаково. А ведь у нас были местные архитектурные школы — например, вятское барокко или невероятные храмы Тотьмы. Такого уже не будет, и тем ценнее то, что сохранилось и дошло до нас.

Именно поэтому в каком‑то смысле XXI век в отношения наследия — переломный. Если сейчас мы не оценим, почему важно сохранять то, что у нас осталось, мы утратим аутентичность территорий. Потому что именно аутентичность создает интерес туристический. Неинтересно приезжать и смотреть на стекло и бетон: ты ничего не увидишь, ничего не почувствуешь, не узнаешь ничего нового.

А Крохино считается тем самым местом, где располагался один из самых древних городов России, Белоозеро, который в летописях датируется 862 годом. Поселения там были еще в бронзовом веке. Это колоссальная история, которую буквально начали затапливать в 1960-х годах. Мы делаем все, чтобы она окончательно не ушла под воду.

Поддержать новый сезон работ в Крохино или стать волонтером можно здесь.

Анор Тукаева — героиня медиапроекта о профессионалах некоммерческого сектора «НКО-профи». Проект ведут Агентство социальной информации и Благотворительный фонд В.Потанина в партнерстве с «Афишей Daily».