психиатр, доктор медицинский наук
— В составе «Академии детской травмы» вы более десяти лет изучали влияние на ребенка. Помните ли вы, как и когда вы впервые задумались над тем, как травма влияет на психику и развитие?
— Вообще, я начал заниматься этим, еще когда учился в Стэнфорде в 1974 году. Я работал с человеком, который изучал, как стресс на ранних стадиях жизни влияет на развитие мозга животных. Когда я начал встречать людей, переживших ужасные вещи, мне стало понятно, что их нервная и эндокринная системы в некотором смысле похожи на системы животных, которых мы изучали в университете.
Я ошибочно полагал, что психиатрическое сообщество знало об этом и использовало, чтобы лучше понять психиатрические проблемы людей, но область была совсем молодой, и об этом никто не думал. Вот примерно тогда я и осознал, что дети, пережившие травму, сильно отличаются от других. Позже я работал с детьми, которые пострадали от ожогов, с детьми, больными раком, с детьми, которых забрали у родителей из‑за жестокого обращения. И у них у всех были проблемы, вызванные травмой: плохой сон, импульсивность, они были дерганые. По ним было видно, что они более беспокойные, обычно хуже учились в школе. Наша группа смогла объединить свои знания о том, как функционирует человеческий мозг, наблюдения за пациентами и связать эти факторы.
— Мне всегда казалось, что это известный факт: очевидно, что, если что‑то травмировало тебя в детстве, это, скорее всего, повлияет на всю твою жизнь.
— Вы абсолютно правы, кажется, что все это знают. Если посмотреть на историю искусства, оно все о том, как некий серьезный опыт влияет на твою жизнь. Мне кажется, любой, кто способен пристально наблюдать за человеком, и сам может проследить эту связь. Поэтому даже удивительно, что специалисты в области психиатрии относятся к этому как к прорывному открытию.
Новизна была в том, что мы начали изучать, какие биологические процессы стоят за травмирующим опытом. Ведь не на всех он отражается одинаково. Два ребенка могут пережить нечто плохое, и один останется в порядке, а у второго будут трудности. Нас интересовало, почему так.
— Людям свойственно перерастать свои травмы? Скажем, я испытала нечто, когда была маленькой, это повлияло на мое детство, возможно, на мои подростковые годы, но могу ли я, несмотря на это, вырасти нормальной или человеку обязательно нужна помощь?
— Почему‑то мы живем с идеей, что где‑то там есть очень здоровые, «нормальные» люди…
— О нет, я так не думаю!
— Вот именно! Испытания везде. Некоторые семьи хуже других, но никто не вырастает полностью здоровым. На всех нас что‑то влияет, будь то риск генетических заболеваний, тяжелые жизненные обстоятельства, злоупотребление веществами. И очень важная вещь в нашей дисциплине — прекратить стигматизировать эти проблемы. Сказать: «Послушайте, жизнь — сложная штука». Есть много путей выхода из этой травмы. Вот вы, например. У вас есть работа, надеюсь, вы занимаетесь чем‑то, что вам нравится, у вас есть друзья — в вашей жизни есть приятные вещи. Но, даже несмотря на это, никто не застрахован от того, чтобы не чувствовать себя плохо и депрессивно. Если взглянуть на цифры, легко можно утверждать, что треть населения Земли страдает от тревожности и депрессии.
— И это преимущественно приходит к нам из детства?
— Может. Большая часть того, что с нами происходит, связано с нашим детством. То, как мы себя воспринимаем, очень тесно связано с тем, как нас воспринимали и как с нами обращались в детстве. Поэтому чем ты младше, тем больше можно на тебя повлиять. Мы проводили исследование, в котором выяснили, что в первые два месяца жизни, если тебя окружает спокойная и безопасная атмосфера, это значительно снижает риск стресса в будущем. Но если в первые два месяца, когда ты только-только начинаешь понимать и познавать мир, твои родители настроены депрессивно и не включены в заботу, ты в группе риска. Но даже этот негативный опыт можно преодолеть, позже имея позитивный.
— И вы, и другие специалисты говорят, что нет людей, не прошедших через травму. И это делает нас такими, какие мы есть. Так если наши травмы как‑то формируют нашу личность, какими бы мы тогда были людьми, если бы вообще их не переживали?
— Скоро, кстати, выходит моя новая книга с Опрой Уинфри. У нас там с ней есть глава про посттравматическую мудрость. Мы пытаемся объяснить, что ты не мудреешь, если не преодолеваешь сложности в жизни. Травмирующий опыт помогает нам мудреть. Если посмотреть на жизни многих великих, они наполнены драмой. Я считаю, что, если ты вдруг прожил жизнь, не столкнувшись ни с какими трудностями, ты вырастешь довольно глупым человеком.
— Получается, травма человеку необходима?
— Стресс и какие‑то контролируемые жизненные испытания формируют стойкость и помогают расти. Я не считаю, что человека надо обязательно подвергать стрессу специально. Но жизнь случается: не бывает идеальных семей, идеальных работ и идеального окружения. Нас всех ждут испытания, всех ждет потеря. Важно помнить, что, если в жизни есть люди, которые могут помочь преодолеть эти испытания, тогда ты выходишь из них мудрым.
— В своей книге [«Мальчик, которого растили как собаку»] вы рассказываете истории десяти пациентов, переживших серьезные травмы и жизнь которых была крайне тяжелой. А может ли что‑то так же повлиять на ребенка, который растет в более или менее благополучной семье? Если его просто периодически наказывают или дразнят, но при этом он не испытывает ужаса и шока?
— Смотря что понимать под травмой. Позвольте привести пример. Представим, у вас ребенок с аутизмом. Будничные ситуации, с которыми мы справляемся без проблем, могут активировать его систему стрессовых реакций непредсказуемым образом. У него может случиться приступ, например, в автобусе. Поразительно, но такого ребенка могут травмировать самые обычные повседневные вещи. До такой степени, что он будет испытывать тревогу при виде автобуса и никогда в него не сядет. Травма — это нечто, что заставляет активно работать систему стрессовых реакций так, что ты не можешь восстановиться. Если бы меня дразнили в детстве, но у меня была бы поддержка и необходимые физиологические предпосылки, это никак на мне не сказалось бы. А на другом ребенке, который не чувствовал принадлежности к группе, это может сказаться очень критически.
— Вы сказали, что дети, испытавшие травму, могут хуже учиться. Значит ли это, что они глупее?
— Необязательно. Если мы посмотрим на мозг как на перевернутый треугольник, самый верх — кора — это область, отвечающая за обучение, когда мы ходим в школу, все нацелено на развитие коры. Но, если ты вдруг испытал травму, система стрессовых реакций закрывает кору. Если ты постоянно в стрессе и в травме и твой мозг занят только тем, чтобы тебя из него вывести, твоя кора не будет воспринимать информацию в нужном объеме. Будет казаться, что ты не можешь так же быстро учиться и что твой IQ ниже.
— То есть если взять этих детей или подростков, испытавших травму, и поместить в безопасную обстановку, они будут делать те же успехи, что и остальные дети?
— Совершенно верно. Но! Эту безопасную обстановку надо создать. Однако чаще происходит вот что: они плохо учатся или ведут себя, их начинают клеймить или наказывать, они реагируют еще хуже, их отчисляют из школы, их жизнь становится хуже, общество их стигматизирует. Даже учителям проще уделять свое время и внимание послушным детям, которые воспринимают информацию и заставляют самого учителя чувствовать себя компетентным.
— Если вокруг тебя все горит синим пламенем, но у тебя хорошая, любящая семья, ты все преодолеешь?
— Абсолютно. Если вокруг происходит какая‑то катастрофа, обычно семья пытается оградить ребенка от страданий, и это мощно на нем сказывается. Все твое окружение может катиться в преисподнюю, но, если тебя поддерживает семья, ты, скорее всего, вырастешь более здоровым, чем ребенок, который живет в благоприятных условиях, но с конфликтной семьей. Настолько родительская поддержка важна в развитии ребенка.
— Я думаю, что это миф, но я должна спросить: миф ли, что, если ты излишне нежен к своему ребенку, он вырастет слишком мягким? У моей подруги сын, она постоянно его обнимает, целует и говорит, как она его любит, он прекрасный, самостоятельный мальчик. Но периодически у прохожих есть потребность сообщить ей, что с мальчиком нельзя так нежничать, потому что он вырастет неприспособленным нытиком.
— Вообще как раз наоборот. Стойкость и способность преодолевать стресс появляется, когда ты постоянно испытывал любовь и поддержку в детстве. Ничто не делает ни женщину, ни мужчину более уверенным и стойким, чем любовь и забота родителей, особенно, если они выражаются физически. Буквально. Когда тебя обнимают, вырабатываются гормоны, кожа становится лучше, ты учишься быстрее, ты успокаиваешься. Это очень полезно.
— С другой стороны, почему‑то все еще считается нормальным бить детей. Иногда просто оплеуха, иногда это что‑то посерьезнее. Почему родители все еще бьют своих детей?
— Мы воспитываем детей так, как воспитывали нас. Есть семьи, где физическое наказание было огромной частью воспитательного процесса, хотя доказано, что это плохо и неэффективно. Но физического наказания становится меньше. Любому обществу надо много времени, чтобы измениться, чтобы преодолеть установки о том, что хорошо, а что плохо. Я думаю, эта тенденция переменится со временем.
— Вы можете объяснить, почему это неэффективно?
— Это может быть эффективно в моменте. Но мы выяснили, что агрессивное обращение с ребенком ведет к его агрессии. Такие дети сами становятся конфликтными и жестокими. Все это в будущем доведет их до беды.
Этому надо учить, объясняя и показывая, чтобы у ребенка срабатывали свои внутренние механизмы, тогда он запомнит.
— Что мы можем делать вместо физического наказания?
— Один из самых простых и эффективных приемов — совместное решение проблемы. Этому подходу легко научиться, существуют целые программы, чтобы научить родителей, учителей, психологов справляться с трудным поведением детей. Они учат детей и взрослых использовать коммуникацию, чтобы понять друг друга и прийти к общему выводу о том, как решить проблему. Кругом достаточно много запретов и санкций, но, если попытаться применить этот подход вместо наказания, можно увидеть, как конфликтов становится меньше.
— А как этот подход применять?
— Когда мы общаемся, все сигналы поступают в самую нижнюю часть нашего мозга. В нашем мозгу поступившая информация сравнивается с нашим предыдущим опытом и помещается в какую‑то известную нам категорию. Когда мы наказываем ребенка, мы подразумеваем, что он мог бы вести себя лучше, ведь он знает правила, и он их нарушил. Но правда в том, что этот ребенок, например, сталкивался с травмой или насилием, поэтому его мозг реагирует определенным образом. Если его кто‑то заденет на перемене, он, зная, что драться нельзя, отреагирует агрессивно и все равно подерется. И это происходит непреднамеренно. А за непреднамеренные реакции нельзя наказывать, это не исправит поведения, ребенок не свяжет наказание и истинную его причину.
— Хорошо, но как тогда различить то, о чем вы говорите, и преднамеренно плохое поведение?
— Говорить. Разбирать проблемную ситуацию через общение, чтобы, в конце концов, добраться до сути того, что на самом деле беспокоит ребенка и вызывает агрессию, и предложить какие‑то пути решения проблемы. Вы с ребенком объясняете друг другу, что вас обоих беспокоит, и вы находите выход из ситуации, чтобы ее предотвратить. И это куда эффективнее простого наказания.
— Можете дать пару советов родителям, как обращаться со своими детьми, чтобы их не травмировать? Мы с возрастом стали читать книги по воспитанию, размышлять о собственном детстве, и с ужасом осознавать, что ты можешь сделать что‑то незначительное и даже не осознать, что ты навредил своему ребенку.
— Дети в целом довольно неплохо способны справляться с ошибками своих родителей. Есть пара простых вещей. Во-первых, физическая близость с ребенком очень важна. Прикосновения очень полезны. Во-вторых, я пытаюсь до всех донести, что лучший способ жить — это быть здесь и сейчас. Не отвлекаться на телефон, обстоятельства, дедлайны. Быть здесь и сейчас со своим ребенком, со своей семьей, с друзьями. Чем больше таких моментов вы можете провести со своим ребенком, тем лучше будет и вам, и ему. Важно быть отзывчивым и внимательным. Ребенок поймет, если вы стараетесь. Даже, если у вас не очень получается, для него и этого будет достаточно.
— А как быть со взрослыми, которые когда‑то испытали травму, и теперь выросли агрессивными, или грубыми, или недостаточно понимающими? Как наладить контакт с такими людьми?
— Так же. Быть вовлеченным, внимательным, терпеливым, оказывать поддержку. Это помогает таким людям чувствовать себя спокойно, чтобы развиваться. Потому что в какой‑то период жизни их развитие в некоторых областях могло замедлиться. И мы получаем тридцатилетнего, который периодически ведет себя как подросток. Конечно, если отчитывать этого подростка в теле тридцатилетнего, он будет всячески сопротивляться. Поэтому с ним просто надо быть терпеливым. Отношения во многом опираются на чувство безопасности. А большинство людей чувствует себя в безопасности, когда знает, что их принимают, несмотря на их недостатки. Это тяжело.
— А себе помочь можно?
— Конечно. Научиться быть с самим собой. Многие не могут просто быть с собой наедине, обязательно надо смотреть телевизор, кому‑то писать, слушать музыку. Мы неудобные, многих пугает то, что происходит у них внутри. Ключ в том, что надо учиться этому постепенно. Начните с четырех минут. Сядьте в парке и наблюдайте за голубями, а когда станет тяжело, позвольте себе встать и уйти. Вы постепенно к этому привыкните и начнете сами себе нравиться.
— Получается, в конце концов, любовь спасет и изменит мир?
— Абсолютно!
В издательстве «Бомбора» в апреле выходит книга-тренажер «Азбука счастливой семьи» Дианы Машковой, которая может служить инструментом профилактики семейного неблагополучия, в книге также будет глава о детской психотравме.